а не унаследована, однако все наши противоядия она блокирует. Есть шанс, что и яд она уничтожит, – новости были, мягко говоря, неутешительными.
– И что теперь делать?
Ответил мне Блэк. Он взял мою руку в свои, посмотрел в глаза и спокойно, уверенно произнес:
– Отдыхать. И лучше всего в привычной обстановке, – не ожидала от дракона подобной поддержки. Кажется, две совместные аварии и несколько покушений сблизили нас больше, чем проживание в одной квартире. – Домой?
И я кивнула. Если уж мучится, то лучше на своих простынях в своей собственной постели.
***
Что общего у журналистки, кастрюли с кипящей водой и попугая-метаморфа? Конечно же месть первой!
– Не болтать тебе больше, Пьеро, – произнесла напутственные слова и опустила питомца в кипящую воду, сопровождая это действо дьявольским хохотом и помешиванием "супчика" поварешкой. – Варись-варись, предатель. В моем доме больше не будет и перышка попугая, не говоря уже о твоем птичьем облике.
– Кхм!
Я повернулась на кашель, застыв со столовым прибором в руке, одетая в передник поверх розовой пижамки с мишками Тедди, и в рукавице, чтобы не обжечься, когда запихивала Пьеро в кипящую воду. Блэк стоял в проходе и с недоумением наблюдал за ритуалом варения попугая.
– Что? – возмутилась я, увидев толику осуждения в глазах дракона. – Он первый начал.
– Я понимаю, почему ты решила его сварить, но не понимаю, почему именно таким образом и так продолжительно, – брюнет указал на поварешку в моих руках, потом на разделочную доску, где я пять минут назад резала грибы, чеснок и зелень. Хорошо, что напарник не видел, как я засыпала приправу.
– Ничего ты не понимаешь, – я махнула поварешкой. – Нужно создать атмосферу, подготовить место проведения казни, чтобы все было реалистично.
– Для чего? – все еще недоумевал Блэк.
– Для антуража!
На меня все так же смотрели со смесью непонимания и подозрением в легкой форме неадекватности. Все же жар три дня держался.
– Ладно, для веселья, – нехотя призналась я. – Было намного приятнее крошить овощи в суп, при этом хихикая и приговаривая всякую ересь. Пьеро чуть не облысел, пока я с ведьмовским хохотом снимала шкуру с куриной грудки. Видел бы ты его глаза.
Я снова рассмеялась, вернувшись к помешиванию супа с саламандрой. Эта нахалка лежала на дне кастрюли и отлично себя чувствовала. Нужно было срочно устроить ей шторм, иначе это походило не на наказание, а на отдых в ароматной ванне.
– Вот тебе, зараза пернатая! Будешь знать, как распускать язык, – я с такой силой двигала половником, что обрызгала кипятком плиту, себя и пол.
– Саламандры же не умеют говорить? – уточнила у дракона, перестав разводить беспорядок на кухне.
– Нет, – подтвердил напарник. – Смотрю, ты полна энергии. Можно сказать, что пик опасности пройден.
На этом дракон удалился в комнату, завалился на мою кровать и тут же захрапел. Бедненький, трое суток почти не спал, за мной присматривал. Теперь до завтрашнего утра точно не проснется, даже если наступит апокалипсис.
Я решила, что хватит игр и пора бы привести себя в порядок. Сперва выловила саламандру поварешкой и посадила в раковину.
– Лучше бы тебе оставаться в этом облике, – и я пригрозила ящерице пальцем. – Кажется, Велиант говорил, что ты девочка, значит прошлое имя тебе не подходит.
Я задумалась, устремив взгляд вверх. Как назло в голову ничего не приходило, поэтому я по привычке начала расхаживать по кухне. На глаза попалась полная луна. А что, не плохая мысль назвать саламандру Луной. Она как раз голубого цвета с синим узором. Подойдет.
– Решено, будешь Мун, – сообщила о своих мыслях я. – И не шагу из этой шкуры, дорогая, иначе действительно отдам контролю за магическими животными.
К моему удивлению, Мун была гораздо спокойнее и покладистее, чем Пьеро. Блэк говорил мне, что метаморф может принять облик только того, кого встречал ранее. Обычно он перенимает не только физиологию животного, но и его характер. Однако учитывая, что метаморфы разумны, их поведение все равно отличается. Так что изменения были заметными, но незначительными. Саламандра слишком быстро очухалась и начала хозяйничать в квартире, прям как наглый Пьеро, разве что молча и действовала осторожнее.
Если бы не длинный язык попугая, я бы никогда не решилась на подобную экзекуцию с кипятком, но Аро довел меня до ручки своими замечаниями.
Все началось три дня назад, когда мы вернулись домой. У меня к ночи поднялся жар и ничто не было способно его сбить. Яд гончей проник в кровь и мягкие ткани, а моя иммунная система пыталась разрушить его и вывести из организма. Казалось, я умру от боли в мышцах и суставах, но Блэк уверял меня, что это лишь промежуточный этап, и скоро должно стать легче. Стало хуже. Я металась в бреду по всей кровати, желая унять болезненный зуд, что пришел на смену адской боли, и почти содрала кожу с груди и шеи. Все это тяжелое время дракон был со мной, заснув лишь один раз за трое суток, когда жар немного спал.
На третий день я уже могла сидеть и бодрствовать по полчаса между перерывами на сон. Из еды употребляла только легкий суп, зато очень много пила воды и лекарственных чаев. Удивительно, но напарник лично выхаживал меня, кормил и поил, а ведь мог нанять сиделку. Деньги у него на это точно были. За этот короткий период времени я прониклась к иному благодарностью и какой-то странной нежностью. Одно его обтирание моего лица и шеи чего стоило, хотелось и запищать от нежности и оттолкнуть от стыда. В один из таких моментов, когда я ненароком прилегла на грудь дракона, наслаждаясь и краснея от его легких движений, в нашу идиллию влез Пьеро. Влажная тряпочка как раз мягко скользнула в ложбинку между грудей, но не перешла дозволенных границ, как не сделал этого и брюнет, но я позволила себе незначительный мычащий звук, таким образом снимая напряжение прошедших дней и свое стеснение. Мне так нравилось происходящее, что я незаметно двинула плечами, спуская широкую маечку ниже и открывая для дракона больший доступ. Тут-то и не сдержался пернатый, узрев мой маневр.
– Она ходила голой по лестнице, ходила голой на