— Да, — спокойно отвечает она, а я не могу, меня трясет от гнева, из-за того, что приходится ещё и следить за дорогой, этот ребенок когда-нибудь доведет меня.
— Ну и что ты скажешь в свое оправдание? Чего молчишь?
Автомобиль въезжает во двор, тормозя немного резче, чем хотелось. Оливия оборачивает ко мне голову, из-под светлых ресниц пробиваются злые слёзы:
— Знаешь что, меня достало то, что ты постоянно мне указываешь, твои упрёки и нравоучения. Лучше бы мама была, она хотя бы на меня не кричала!
Оливия бросает свою смешную розовую сумочку-кошку, выбегает из машины, оставляя распахнутую дверку и бежит куда-то в противоположную сторону. Я же настолько шокирован и обезоружен, что не могу сразу найти дар речи, не то чтобы пошевелиться. Проклятье.
— Оливия! — я выхожу из машины и быстрым шагом пускаюсь за ней. — Иди сюда, куда ты побежала?
— Подальше от тебя!
— Ты хочешь под машину попасть?..
— Мне все равно!
— Оливия… — я резким шагом догоняю её, хватаю за плечи и разворачиваю к себе. Оливия вскрикивает в истерике и начинает брыкаться. Я опускаюсь, прижимаю ее к себе и обнимаю. — Ладно, ладно, всё, успокойся.
Ребенок всхлипывает, но оставляет свои попытки выбраться, услышав мой смягченный голос.
— Обещаешь больше не кричать? — робко шелестит она мне в шею, и в этот момент я чувствую себя дерьмом, не контролирующим собственный гнев. Не хватало ещё, чтобы она начала меня бояться.
— Обещаю, — уже более спокойно отвечаю я. Оливия отстраняется, глядя в мои глаза. — Но ты пообещай мне, что расскажешь, почему ты это сделала.
— Хорошо.
Звук щелчка зычно прокатывается по воздуху, я ловко орудую ключами в зазубрине, все ещё крепко держа Оливию за руку, чтобы не убежала, хотя мы вроде как пришли к какому-никакому компромиссу. Я нажимаю на ручку, дверь с лёгким скрипом распахивается и Оливия влетает в дом, разуваясь и бежит сразу в ванную комнату. Я слышу, как в полную мощность включается кран в раковине, вешаю ее сумочку на крючок и сам разуваясь.
— Не забудь выключить за собой кран, как в прошлый раз, — говорю я через плечо в распахнутую дверь ванной, не уверен, услышала ли она меня, а сам, ещё ничего не подозревая, направляюсь внашуспальню. В доме на удивление тихо и пусто. На улице теплая погода, но в помещении словно помрачнело и повеяло холодком. Я успел заметить, что у входа нет ни одних ее туфель, хотя наверное Ким просто куда-то вышла.Заходя в спальню, я сразу же тянусь к рубашке, расстёгиваю пуговицы и снимаю ее с себя, бросая на спинку. Мои глаза бросаются на аккуратно застеленную кровать. Ким говорила мне, что поваляется ещё немного в кровати, пока мы с Оливией поедем к врачу. Кстати, а где она? Обернувшись, я как-то резко застываю, заметив, что в помещении слишком тихо и пусто. Я медленно оглядываю комнату, смотрю на пустые полки комода, высокие очертания белого деревянного шкафа… Бросаюсь к нему и открываю дверки. Пусто. Я резко выдыхаю.Так вот в чем причина. Почему она была такая утром. Хотела попрощаться или как?
Я медленно обвожу взглядом пустую, помрачневшую комнату и понимаю, что Ким всё-таки уехала.
48
В конце концов, это должно было когда-нибудь случиться. Событие, к которому ты никогда не готов, но о котором знал и старался не думать, всячески вытесняя из мыслей малейшие намёки на его вероятность. Когда тебе слишком хорошо, не хочется думать об осторожности. Но теперь, когда мне отчаянно не хватает смелости, я думаю. Готова ли я бросить свою карьеру, бросить этот город, друзей, уйти с работы и начать жизнь с нуля?.. Готова ли я лишиться своей главной цели, оставить все планы, мечты и построить их заново ради неопределенного будущего с любимым человеком и отцом моего нерожденного ребенка?..
Да, готова.
И пусть я даже тысячу раз пожалею об этом (а я знаю, что нет), я ни на секунду не усомнилась в своем решении.
Я делаю полшага вперёд, глубоко вдыхаю и нажимаю на дверной звонок. Я слышу его переливчатое звучание изнутри, крепко сжимаю пальцы на ручке чемодана и задерживаю дыхание, слыша оттуда приближающиеся шаги. Такое ощущение, будто мои лёгкие прокалывают тоненькой иголочкой, и оттуда, как из сдутого воздушного шарика, спускается весь воздух. Мысль об отце, ждущего меня с готовым симфоническим концертом из гневного соло, заставляет мои внутренности сжаться.Но если ад выглядит так, то я лечу туда первым рейсом.
Дверь с той стороны открывается как раз, когда я делаю усилие, чтобы нажать ещё раз на звонок. На пороге мама.
— Ким? Господи, детка, — и она обнимает меня, так крепко и тепло, что я поначалу теряюсь, а затем зажмуриваюсь, глубоко утопая в родных объятиях.
Мамино удивление непомерно высоко, оно должно бы вызвать у меня замешательство, я ведь предупредила, что приеду. Но я знаю, что это удивление искреннее и безоблачное. Родные люди всегда тебя ждут, где бы ты ни был.
— Привет, мам, — отвечаю я, радуясь тому, что голос меня не подводит, пряча мою неуверенность. — Я тоже очень соскучилась.
— Иди мой руки и к столу. Чемодан оставляй здесь, потом разберём.
Мама потерянно оглядывает меня, тихонько охает, не пряча восхищение в глазах, она мотает головой, явно сдерживая себя от расспросов и убегает, как я подозреваю, вынимать из духовки запеканку, запах которой разносится по всей округе. Мама исчезает в глубине дома, а я и правда оставляю чемодан в прихожей и иду в ванную комнату. Переодеваться или ещё чего не собираюсь, просто умываюсь холодной водой в попытке привести нервы в порядок и долго смотрю на свое отражение.
Все хорошо, ты поступаешь правильно. Он ничего не сделает, нет… Прошло ведь столько времени, все в прошлом, соберись.
Я улыбаюсь своему отражению, стараясь не замечать испуг в глазах своего двойника, и выхожу из ванной.Бесшумно двигаясь по коридору, вслушиваюсь в приглушённые голоса, доносящиеся из телевизора на кухне и энергичное бряцанье посуды.
Я поворачиваю за угол и вижу маму, порхающую около плиты. Слева от нее гудит включенный телевизор висящий на стене, я вижу отца, сидящего напротив меня за главным обеденным столом, откинувшись на спинку.
— Привет, папа, — спокойно произношу я.
Отец поднимает голову.
— Здравствуй, дочь.
Вот и всё.
Я отвожу взгляд, чтобы скрыть неловкость. От моих глаз не укрывается то, что стол украшен разнообразием блюд, он в буквальном смысле чуть не ломится от такого количества еды. Мне неловко от того, что мама столько наготовила, а ведь она готовилась, старалась. Она ждала меня. Но увы как раньше уже не выйдет. Потому что… Потому что я больше не могу.
— Мам, пап, я беременна.
Ну вот. Так просто. И одновременно сложно.
Мама пораженно застывает у столешницы, выронив нож для нарезки. Папа, сидящий за столом, флегматично переворачивает страницу своей газеты. Да, я не скажу, что ожидала взрыва фейерверков, глубокого потрясения и море радости, но как минимум удивление. Он даже не взглянул на меня.
— Ну и кто он? — папа флегматично осматривает страницу, обращаясь скорее к ней, чем ко мне. — Скажи мне, что это тот мужчина, который ухаживал за тобой полгода, а ты все время динамила его. Или всё-таки тот, что продолжал присылать тебе цветы на наш адрес, даже когда ты от нас съехала?..
Я делаю глубокий вдох.
— Кейн Тернер.
Его имя рассекает воздух, словно хлыст, и от этого моя спина покрывается «гусиной кожей». Мне кажется, время зависает в воздухе. Я могу дышать, двигаться, чувствовать, как жилы под кожей перетягиваются друг через друга, а все остальные вокругзастыли на вдохе, обездвиженные и похожие на восковые фигуры. Я явственно ощущаю, как мама затаила дыхание.
Я помню, как папа запретил выговаривать это имя в нашем доме. И я не говорила. Все пять лет молчала, его имя ни разу здесь не звучало. Но вопреки ожидаемому взрыву вулкана, папа медленно выдыхает и спокойно переворачивает страницу, все ещё всматриваясь в свою газету.