— Ладно, всё равно не пойму, — отмахнулась Анна, — объяснять придётся. А тебя Алька и без меня наверняка замучил расспросами.
Александр Сергеевич махнул рукой: мол, а куда деваться? Вырастили такого неугомоныша, теперь мучайтесь!
— Так что же Алька? — Анна устремила на отца дрожащие зрачки и чуть заметно улыбалась — истинное лицо любящей матери, которую пытаются отлучить от любимого сына.
«Отлучить, — Александр Сергеевич внутренне содрогнулся. — Это надо же до такого додуматься!»
— Алька спросил, как стать смелым. Точнее, в его понятии, это значило: как стать настоящим человеком. Что нужно для этого сделать.
Анна потупила взор, покачала головой, потом… заплакала.
— Папа… ты прости… Со мной всегда так… Сам же знаешь… Не обращай внимания.
Александр Сергеевич зачем-то снова глянул на застывшие за окном тучи.
— Я сказал ему, что для того, чтобы стать сильным и мужественным, нужно совершить настоящий поступок. Анна, твой сын — повзрослел. А мы этого даже не заметили, закинувшись мрачными буднями. Всё Алька да Алька, а к нему уже иной подход искать нужно, несмотря на то, что он всё ещё несмышлёный озорник. Временами на поверхность уже выглядывает сознательность и вот тут уж нам самим недозволительно совершать ошибки — иначе не на тот путь наставим. А что тогда будет, не мне тебе объяснять. Так что незачем мне никуда ездить, тем более, сейчас. И дело вовсе не в тебе, а в Алексее — за ним сейчас глаз да глаз нужен. А ты лечись, отдыхай и не гони, слышишь, не гони костлявую! Точнее гони её прочь, пока она не влезла в твою голову целиком!
Александр Сергеевич замолчал и двинул к своей табуретке.
Анна схватила отца за руку.
— Папа. Спасибо тебе. За всё спасибо!
Алька сидел за столом и разукрашивал последнюю тетрадную страницу — так делали все одноклассники, напрочь игнорируя замечания учителей. Своего рода, единый подростковый протест против ненавистного режима принуждения. Добиться чего-то подобным образом естественно не представлялось возможным, но ощущение всеобщего неповиновения только лишний раз поднимало собственную самооценку.
Альке нравилось просто рисовать, а потому принципы школьных друзей его мало заботили. Тем более, общеизвестно: не кусай руку, что тебя кормит — точнее, учит, — потому что, в противном случае, помощи на контрольных ждать будет просто не от кого. Надежды на шпаргалки так же могут легко кануть в небытие, а о том, что будет в этом случае, не хотелось даже задумываться.
Алька предпочитал видеть свою жизненную позицию между двумя крайностями — не тихоня-отличник и не бездарь, какой, отъявленный, — но всё равно не мог с собой ничего поделать. К рукам словно привязали две неразличимые ниточки и с наслаждением дёргали за них, любуясь тем, как безропотно отзывается на каждый очередной позыв податливое человеческое тело. Кем были эти шутники, Алька естественно не знал, но был уверен, что те всегда рядом — поджидают момента, когда можно будет снова посмеяться всласть.
Сегодня Алька рисовал обычный самолёт, пикирующий к земле в облаке инверсионного следа, — последний никак не получался. То краски не те, то заливка слишком мощная, то смешается то, что вроде бы, должно стоять обособленно друг от друга. В общем, самые настоящие проблемы, из-за которых очередь никак не дойдёт до домашнего задания.
Алька решил передохнуть, заодно дать краскам подсохнуть, а себе — пофантазировать. Вдруг чего ещё на ум придёт, чем можно будет дополнить картину неминуемой катастрофы.
На ум тут же пришла беседа с дедом, который рассказывал о том, что именно поступки красят человека. Причём не только обширные и глобальные, но и, на первый взгляд, совершенно малозначимые, однако, на деле, как оказывается, не менее важные и стоящие. Потому-то, — рассуждал дед, — и нужно сперва тщательно всё взвесить, оглядеться по сторонам, чтобы заметить упущенную из вида мелочь, на которую все остальные попросту закрыли глаза, в силу своего суетного равнодушия. А, как правило, именно такие, на первый взгляд ничего не значащие моменты, и слагают нашу жизнь по крупицам. Поэтому не стоит, скрепя зубами, цепляться за очевидное — на деле оно может оказаться вовсе не таким уж и очевидным, — иначе можно запутаться и заплутать. Пойти не по тому пути. А последний многих уже завёл в тупик.
Алька смутно понимал, что именно хотел вдолбить в его бестолковку дед, но кое-что до него всё же дошло: ни в чём нельзя спешить, всё нужно сперва тщательно взвесить и, если есть время, как сейчас, ещё раз переосмыслить — вот тогда-то и гарантирован успех.
Алька усмехнулся, схватил кисть и принялся спешно дорисовывать под самолетом купол парящего парашюта — вот, она, надежда, вот, он, смысл игры красок!
В комнату неслышно вошёл Александр Сергеевич. Постоял на пороге, осматривая обыденный беспорядок, что царил буквально на каждом шагу, после чего деликатно откашлялся.
Алька быстро обернулся и, ни капли не смутившись, громко сказал:
— А это ты, деда! Посмотри, что я нарисовал!
Александр Сергеевич поморщился от звонкого голоса внука.
— И что там у нас такое? — Он выглянул из-за Алькиного плеча, прищурился. — Никак снова школьную утварь изводишь…
— Ну я только одну страничку!
— Да она у тебя и без того одна в тетрадке осталась. Ну же, глянь сам-то.
Алька засопел. Растерянно посмотрел на «худую» обложку. Потом нерешительно оглядел стол, заваленный скомканными листками бумаги, на которых отчётливо проступали следы красок от неудавшегося инверсионного следа.
— Деда, я не знаю, как… Я просто рисовал… и вдруг… Потом ты пришёл… А это… Я… Деда, прости…
— Ох, горе ты моё луковое, — Александр Сергеевич потрепал шмыгающего носом внука по торчащим во все стороны волосам. — А я маме твоей сегодня сказал, что ты тут у нас взрослеешь понемногу.
Алька вскинул подбородок.
— И взрослею! Ты же сам говорил, что человеческий путь складывается из поступков и что не всегда эти поступки правильные.
— Вы только посмотрите, какой ёжик колючий у нас в квартире завёлся, — ничего поперёк ему не скажи. Ловко ты меня переиначил! — Александр Сергеевич усмехнулся. — А хорошим чем-нибудь можешь похвастаться?
— А то! — Алька шустро соскочил со своего места и пулей устремился к заваленной школьной формой кровати, перевернул кучу с ног на голову, чем-то там прожужжал — молнией от рюкзака, наверное, — и так же стремительно вернулся обратно к столу.
Александр Сергеевич встревоженно ждал.
— Вот! — И Алька, сияя от уха до уха, протянул деду сложенный вдвое лист бумаги. — Ты только, деда, сядь, когда читать будешь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});