Игорь уже хотел как-то обнаружить свое присутствие, но тут она выпрямилась, зачерпнула из миски горсть колотого льда, завернула его в полотенце и, сбросив халат, стала не спеша тереть себя этим ледяным компрессом — лицо, руки, ноги, живот… Пачка сигарет тихо хрустнула в кулаке Игоря, и Ольга замерла, оглянувшись, быстро протянула руку к ночнику, и свет в ее комнате погас. А он все стоял и пялился в темноту, и ждал неизвестно чего, и надеялся… нет, ни на что он, конечно, не надеялся.
Через минуту она вышла на балкон, на ходу затягивая пояс халата, остановилась рядом с Игорем, положив руки на перила балкона и глядя в небо, помолчала немного и выдала:
— Извините, меня никто не предупредил, что… это… тоже входит в мои обязанности.
— Оленька… Оленька, что ты говоришь… Как ты могла подумать…
— Нет? Хорошо… — Она опять помолчала, и Игорь заметил, с какой силой Ольга вцепились в перила балкона. — Тогда остается думать, что вы недовольны моей работой в качестве няни Чижика и… Хотите, чтобы я ушла? Но об этом можно и прямо сказать. Зачем же вынуждать меня уйти такими… окольными путями?
— С ума сойти! Я не хочу, чтобы ты ушла. Я думать боюсь, что ты можешь уйти. — Он протянул руку, будто хотел удержать ее, будто боялся, что она уйдет прямо сейчас, но наткнулся на ее взгляд и опустил руку. — Не уходи, пожалуйста.
— Я подумаю, — ответила Ольга, повернулась и скрылась в комнате.
Игорь пошел к себе, лег и долго валялся без единой мысли в голове. С таким чувством, будто не то его несправедливо обидели, не то он несправедливо обидел… Под утро он наконец уснул, но тут же проснулся — еще шести не было — и с тем же смешанным чувством вины и обиды спустился на кухню, сварил целый кофейник невозможно крепкого кофе и пил его до тех пор, пока не пришла тетя Марина — завтрак готовить. Он не представлял, как встретится с Ольгой при чужих, и отпустил тетю Марину, заявив, что сам приготовит и завтрак, и обед, и вообще до завтра все свободны. Пусть и Павел Петрович отдохнет. Не надо сегодня ни строек, ни ремонтов, ни сельхозработ. Обойдемся… Понятно? Понятно. Ну и до завтра.
Он сварил кашу и какао и дожаривал оладьи, когда в кухню вошли Ольга и Анна.
— Привет! — жизнерадостно заговорила Анна с порога. — Па, ты зачем каши опять наварил? Я ее терпеть ненавижу. Я какаву буду, буквально с оладушком.
— Доброе утро, — равнодушно произнесла Ольга, не обращая на него внимания. — Чижик, не скандаль с утра пораньше. Это дурной тон — скандалить в восемь утра.
— А когда можно? — деловито поинтересовалась Анна, усаживаясь за стол.
Игорь уже не слушал, о чем они дальше шепчутся, он смотрел на Ольгу — опять такую спокойную, такую уверенную в себе… В черных очках. Она сидела напротив, неотрывно следила за Анной и на него внимания не обращала.
После развода с Натальей он не стал шарахаться от женщин. Можно сказать — как раз наоборот. И, кажется, каких только не повидал… Среди них были даже те, кому нужен был он — не его деньги, а именно он сам. Но никому не нужна была Анна, хотя некоторые, наверное, согласились бы потерпеть и ее в качестве приложения. А Ольге нужна была только Анна. Он ей абсолютно не нужен. Даже в качестве приложения.
— Оленька, а давай ты моя мама будешь?
Игорь замер, уставившись на дочь, а потом перевел взгляд на Ольгу.
— Осторожно, ты сейчас чашку на себя опрокинешь, — тихо сказала она, поправляя полотенце на коленях Анны. — За столом не надо так руками размахивать.
— Ладно, — согласилась Анна и тут же опять взмахнула ложкой, чуть не сбив тарелку на пол. — Вот когда я в школу пойду, меня спросят: кто твоя мама? А я скажу: моя мама — Оленька! Можешь себе представить?
— До школы тебе еще далеко. — Ольга вытерла пальцы Анны мокрой салфеткой. — До школы тебе расти и расти… И учиться. Чему мы сегодня учиться собрались?
— Не знаю. Забыла. Давай порисуем, а?
— Давайте лучше погуляем, — предложил Игорь, глядя на Ольгу. — В лесу. Вместе. Там цветов много, можно поучиться цветы собирать.
— Ура! — радостно завопила Анна. — Па, ты молодец!
Игорь с ожиданием глядел на Ольгу и, когда она кивнула, обрадовался. Хотя чему радоваться-то? Ясно же, согласилась не ради него, ради Анны…
Два часа, что они провели вместе в соседнем лесу, он радовался каждому пустяку. Солнышко. Тень. Цветы. Ольга с Анной сплели огромный лохматый венок, который оказался велик и той и другой, и этот разлапистый венок пришлось надеть Игорю… Птички поют. Кукушка кукует. Кукушка, кукушка, сколько лет нам с Ольгой вместе жить? Один, два, три, четыре… не переставай, пожалуйста, кукушечка… восемнадцать, девятнадцать, двадцать… ой, не переставай…
А ближе к обеду они вернулись домой, и Игорь, оставив разморенную Анну с Ольгой, пошел готовить обед. Собственно, готовить не было необходимости, от вчерашнего приема черт знает сколько всего осталось. Разогреть только кое-что да огурцов с помидорами для салата настругать. Но Игорю было приятно сознавать, что он готовит еду для Ольги и Анны. Кормилец.
После обеда он помыл посуду и долго ждал, когда Ольга уложит Анну спать. Ходил без дела по заднему дворику, поглядывая на балкон — не вышла ли? Она все не выходила, и он поднялся на второй этаж и тихо позвал у ее двери:
— Ольга! На минутку…
Тяжелые ночные шторы, которые она почему-то всегда опускала только днем, качнулись в сторону, Ольга выглянула, немного встревоженная, и шепотом спросила сквозь тюлевую занавеску:
— Что-то случилось?
— Я спросить хотел… Это важно.
— Хорошо. — Она выскользнула из комнаты, оглядываясь и на ходу надевая черные очки. — Только недолго. Чижик сегодня что-то плохо спит. Перегрелась, наверное. Как бы…
— Ольга, — перебил он очень тихо и очень решительно. — Ты за меня замуж пойдешь?
— Зачем? — сердито спросила она. — С какой стати? Игорь Дмитриевич, может, вы тоже перегрелись?
— Подожди, — торопливо зашептал Игорь. — Послушай, я серьезно… Анне нужна мать, а лучше тебя все равно никого быть не может… Ольга! Да послушай ты меня, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты у меня… у Анны… в общем, у нас — чтобы ты на всю жизнь у нас была. И чтобы не ушла никогда.
— Я Чижика и так никогда не брошу, — спокойно ответила Ольга и пожала плечами. — При чем тут «замуж»? Глупости какие.
Она повернулась, шагнула в комнату, отодвигая шторы рукой, но на пороге задержалась, оглянулась и с плохо скрытым злорадством выдала:
— А если мне все-таки придется уволиться, я Чижика с собой заберу.
Вот так. И что теперь ему делать? Смотреть изо дня в день, как она ни на шаг не отходит от Анны, слушать, как говорит с ней, смеется с ней, обнимает ее… И завидовать Анне?