— Хватит, пожалуйста, меня бить!
— Я больше не бью.
Руки Макара принимаются нежно сминать мои наверняка красные ягодицы. Гладить их, задевая то, что все еще скрыто тканью трусиков.
Я не знаю от чего я теперь хнычу: от боли и унижения или от остро нахлынувшего желания, затопившего меня горячей волной.
Это просто ошеломляет.
— Не… надо… — шепчу я, спрятав заплаканное лицо в подушку.
— Чего не надо, Ясенька? — хрипло спрашивает Макар, пока его пальцы нагло гладят меня между ног.
Макар еще сильнее прижимает меня к своему паху, и в мой бок врезается кое-что очень твердое.
— Я не разрешаю…
— Хорошо, — соглашается Макар, не прекращая своего занятия. — Я не стану сейчас тебя трахать, если ты против.
Рука Макара отодвигает в сторону мои трусики и горячие пальцы нежно проходятся по обнаженным складочкам.
— Я против! — стараюсь подавить стон удовольствия, но ничего не выходит.
— Ты всегда такая мокрая там, мне это охуеть как нравится… т-ш-ш-ш, не ёрзай, пожалуйста.
Макар снова прижимает меня к своим коленям, фиксируя на месте.
— Я погорячился немного. Не хочу, чтобы тебе было больно… хочу делать тебе приятно…
Пальцы Макара раздвигают складочки и прижимаются к самой чувствительной точке на моем теле.
— Хочу послушать, как ты стонешь от удовольствия, — хриплый тон Макара сводит меня с ума почти так же сильно как его пальцы, нежно и ритмично доводящие меня до пика.
И он получает то, чего хочет. Ведь я уже не могу контролировать свое тело, полностью сдаваясь тому, что Макар делает со мной.
Я стону, дрожу и умоляю его уже не останавливаться. И он доводит меня до вершины, позволяя сладко кончить от его пальцев.
Мне так стыдно и хорошо одновременно.
Макар снова легонько шлепает меня по заднице и переворачивает, укладывая на диван лицом вверх.
Затем дергает молнию на брюках и достает член.
Смотрю на это во все глаза. Я даже не понимаю сейчас: против я или уже нет. Хочу его так сильно, что почти ничто не имеет значения.
— Да, смотри на меня так, — сипит Макар, обхватывая свой член ладонью. — Сука, я готов кончить только от того, что ты смотришь…
Рука Макара скользит вверх — вниз по его стволу, и я не могу отвести взгляда от этой шокирующей картины.
— Блядь, когда ты так приоткрываешь ротик, я представляю, как твои губки будут смотреться на моем члене, — хрипит Макар, ускоряя свои движения.
Смотрю завороженно. Ничего не могу поделать с тем, что меня это возбуждает. А правда, какого это будет — прикоснуться к нему губами там?
Макар делает несколько резких рваных движения и со стоном кончает.
А я продолжаю сидеть с открытым ртом.
Макар снимает с себя футболку и вытирает об нее последствия своей воспитательной работы.
Затем он подходит и спокойно чмокает меня в лоб.
— Закрой рот, мелочь, — весело советует он. — Извини, если для тебя это слишком.
А я уже не знаю, что для меня слишком.
Кажется, мой мозг ушел на перекур. И анализировать то, что произошло мне сейчас просто нечем.
Я не понимаю, что я должна думать и чувствовать.
Меня сейчас к чему-то принудили? Я должна злиться и переживать?
Ну да, меня принудили к потрясающему оргазму. Пойду грустить.
Я без сил откидываюсь на диванные подушки.
В чем я точно уверена, так это в том, что общество Макара рано или поздно сведет меня с ума.
37. Макар. 8 лет назад
Таисия Викторовна была права. Давно стоило найти нормальную работу. Жаль только платят какие-то смешные крохи. Зато я могу на них рассчитывать.
Давно надо было это сделать.
Потому что отчим в конец опустился. Он бухает, не просыхая. И больше всего я боюсь, что в этой сраной хате с Ариной что-нибудь случится.
Сестра фактически живет у соседей. Надеюсь, Бог, в которого верит Таисия Викторовна отблагодарит ее за помощь нам. Потому что без нее быть бы нам с сестрой подзаборными беспризорниками уже давно.
Исключительно благодаря этой женщине я до сих пор не сел по малолетке, а Арина выглядит приличным домашним ребенком, который, как и положено, ходит в школу и даже планирует поступать в, охренеть блин, консерваторию.
Когда умерла мама, я вовсе не был уверен, что мы выживем под надзором отчима. Но вот мы здесь. Теперь я взрослый мужик и могу сам позаботится о сестре.
Я устроился грузчиком на рынок. Эта работа бесит меня каждую секунду, зато благодаря ей я смогу снять комнату для нас с сестрой.
Я уже нашел вариант и договорился с хозяйкой. Через две недели получу зарплату, и мы съедем наконец из вонючей хаты отчима.
Потому что оставаться там дальше реально опасно для Арины.
На прошлой неделе я застал бухих опухших уродов в нашей комнате. Они лазали в ее вещах, чтобы найти альбом с фотками. Сидели и пялились на снимок, где Арина с Ясей в купальниках на озере играют в мяч. Мерзкие мрази.
Если они только попробуют прикоснуться к ним, я их убью и сяду в тюрьму. А это плохой вариант.
Поэтому нужно валить оттуда чем раньше, тем лучше.
А для этого нужно ходить на тупую сраную работу на рынок.
Когда я рассказывал Таисии Викторовне про свой план с комнатой, нас подслушала Яся.
Она так охрененно мило растроилась. Губки надула. Еще бы. Лучшая подруга, к которой привыкла как к сестре, должна будет переехать куда-то в другое место. И они не смогут больше болтать без умолку и перерыва.
У меня мозг из-за этого трындежа болеть начинает, если провожу в их обществе больше получаса.
Но, честное слово, Ясь, я буду не против, если ты переедешь с нами. Потому что я устал дрочить, фантазируя о тебе. Ага. У меня есть одна фотка, где на озере в купальнике стоишь одна ты.
Да, я такая же мразь, как и дружки отчима.
А не надо было вырастать такой охуенно красивой. Тут только слепой устоял бы.
Но я подожду, пока ты вырастешь. Я не какой-нибудь мудак.
Еще рано лезть к тебе со всем этим.
Еще ведь рано?
После работы решаем пойти с Саней к Пашке в гараж. Он там пытается реанимировать дряхлую отцовскую восьмерку.
На мой взгляд пустая затея, но наблюдать за этим забавно.
Берем с собой пиво. Так чисто, чтоб не тухло было сидеть.
И поначалу все идет как обычно. Пока не подваливают какие-то левые типы.
Не знаю, че они взъелись. Приперлись какие-то права качать. А по факту просто доебаться решили.
Я подумал немного и решил не разруливать. Я умею заболтать и избежать драки. Язык нормально у меня подвешен.
Но тут че-то накопилось напряжение.
Смотрю в их бухие рожи и ясно осознаю, что намерен парочку из них как следует разъебать. За все, что меня бесит в этой тупой жизни. За отчима, испортившего мне последние годы. За Ясеньку, которую очень хочется, но еще нельзя.
Вот так я и оказываюсь в ментовке. Перебарщиваю немного и какого-то типа увозят в больницу. А меня закрывают на пятнадцать суток, суки.
А потом происходит то, что происходит.
И, честное слово, лучше бы я сдох в той драке.
На следующий день в ментовку на разговор к начальнику приходит Таисия Викторовна, и меня выпускают.
Я радуюсь, сука, не зная, что она мне сейчас скажет. Эта тупая радость застрянет в моей памяти навсегда. Как дополнительный штрих к тому кошмару, что последует дальше.
Потому что мертвенно бледная Таисия Викторовна пришла умолять отпустить меня на похороны сестры. Как, сука, единственного оставшегося в живого родственника.
Иногда мне кажется, что я все-таки сдох там. Умер внутри, узнав о том, что произошло.
А жить осталось тупо мое тело, покалеченное виной и невозможностью что-либо исправить.
Мама, я не смог ее уберечь.
Я не смог.
Пока я чесал кулаки в пьяной драке и прохлаждался в ментовке, меня не было там, чтобы ее спасти.
Этот тупой алкаш, наш отчим, заснул с сигаретой и спалил хату вместе с собой и…
Я бы отдал все что угодно… свою жизнь, душу, если у меня она есть, только чтобы вернуться в тот день, не ввязываться в драку и прийти вовремя домой.