– Когда я смотрю на тебя, моё сердце начинает биться, впервые за два века, – продолжила Моника. – Я хочу понять это чувство. Думаю, если я вкушу немного тебя, то приближусь к пониманию. Но я считаю, что приятно должно быть не только мне, – с этими словами мертвячка взяла мою руку и положила себе не плоский животик с проступающими кубиками, а после провела ею вверх, застонав и выгнув спину. Она холодная. Очень холодная, но непривычно гладкая. Моника – это эталон… Так, Димон! Тобой опять крутит баба, а ты и сделать ничего не в состоянии. Давай, вспомни, что ты четверка. Моника засунула мою руку себе под лифчик, где на огромной горе мягкой и упругой груди я нащупал твердый островок с чем-то торчащим. Ой, а что же это может быть? Что же такого я мог нащупать на девичьей груди? Может, это… глаз? Серьезно, этот бомбеж в сторону некоторых романов. Неужели авторы действительно думают, что это дикая интрига? Ну серьезно, неужели кто-то из ваших читателей не догадывается о том, что у девушек на груди есть соски? Вот это новость! Так, извиняюсь, отошёл от повествования. На ощупь грудь Моники действительно очень приятная, правда, слишком холодная. Начинаю понимать ребят, выстраивающих культы вокруг женской груди. В следующий момент чувство мягкости в ладони исчезло, зато чувство боли лютой вспышкой пронзило запястье. Моника всадила острый ряд зубов мне в руку, жадно высасывая кровь из конечности, второй рукой, тем временем, активно работала у себя в брюках. А я думал, что с кошкой играться опасно. Да с таким кусем я могу запросто остаться без руки. Стоп, Моника прервала зрительный контакт. Надо выбираться… хотя нет. Зачем, когда все, что мне нужно, прямо здесь? Я и Моника можем до конца времён жить здесь, или уйти в недра подземного города.
С этой мыслью я оттолкнул Монику от себя, из-за чего девушка своими зубами оторвала мне кусок руки. В мыслях был лютый разлад. Какая нахрен Моника? У меня есть любимые близняшки, и никаких вампиров и рядом с ними не стояло. А почему я начал хотеть Монику? Точно! Ее слюна. Это не афродизиак, но в ней различных гормонов, имитирующих влюбленность, завались. Отсюда и влечение. Из этого следует, что и сами вампиры влюбляются исключительно в свою еду, так как при виде лакомого человечка у кровососов выделяется слюна с множеством гормонов. Пока они циркулируют по организму, вампиры кого-то "любят". Хоть диссертацию по биологии пиши, ей автору. Моника смотрела мне в глаза, а я внаглую пялился на ее грудь, на которой левая чашечка лифчика ушла куда-то вверх, обнажая бардовый сосок. Я прекрасно понимал, что, если я загляну в ее глаза, меня выпьют досуха, не оставив и капли крови. Вампирша жевала клок моей руки, брызгая кровью на пол и стены, а после выплюнула кусок прямо на пол.
– Знаешь, изначально я хотел просто выебать тебя в воспитательных целях, – сказал я, покрываясь темной дымкой. На самом деле про подобное я не думал, но увы, больше мне ей нечем пригрозить. – Но знаешь, придется мне сначала заставить тебя выдраить мою квартиру, а потом уже и про анальную экзекуцию думать.
– … – Моника с видом дауна посмотрела на меня, потом на клок моей руки у себя под ногами, а после на капли крови на обоях, рухнула на задницу и зарыдала. Я такой страшный? – Папа, не надо! Моника будет послушным ребенком!
Думаете, я в ахуе? Да в таком ахуе я не был даже тогда, когда узнал, что Кристина – мать близняшек. Просто это самая удивительная новость за последнюю неделю, исключая поведение Моники. В данный момент я хотел разразиться матной тирадой как директор моей школы, но боялся, что язык отсохнет раньше, чем я закончу говорить.
– Папа, не злись. Моника сделает как ты любишь, только не ругайся, – и Моника сняла лифчик полностью, откинув его куда-то вбок. У меня есть несколько вопросов к этому Папе. Возьмём за данность то, что Моника – ребенок. В таком случае, что любит ее папа, ради чего девушка раздевается? Тем временем Моника стянула с себя брюки, и, немного замявшись, начала снимать трусики. А у Моники вообще есть папа? Или это она мне наспех прозвище придумала, надеясь не прохватить знатных люлей. Хотя тут ещё вопрос, кто кого. Моника села на колени, выжидающе глядя на меня снизу вверх. Голой она была прекрасна, особенно выгодно выделялась белизна ее кожи на фоне перепачканного кровью лица. И, несмотря на явный сексуальный подтекст, я, почему-то, воспринимал ее сейчас как маленькую девочку.
От наших гляделок нас отвлёк звонок телефона в соседней комнате. Для нас обоих это был сигнал к действию, и я сразу же понял, что соревноваться в силе с как минимум двухсотлетним вампиром из семейства боевых психов затея не самая гениальная. Проще говоря, я не успел сделать ничего, прежде чем голая вампирша повалила меня на пол, придавив собой. Ракурс, открывшийся мне – огонь, а вот ситуация отдает запашком.
– Папочка, – начала она милым голоском, а после рассмеялась, – от меня ещё никто не уходил, милый. Будь хорошим папочкой, и я вознагражу тебя этим, – Моника покачала грудью. Черт, они же тяжеленные, так почему вампирша так легко с ними двигается? Ладно, сначала выберусь отсюда, а там уже буду задаваться глупыми вопросами. Моника снова выпустила второй ряд зубов, а я провалился сквозь пол прямо в тень. Здесь, несмотря на искаженные темные тона, было мирно и спокойно. Я даже почувствовал голос откуда-то из глубины темноты, призывающий остаться. Жаль, но в другой раз. Я выбрался из тени позади крутящей головой Моники. Она сразу же повернулась ко мне, вставая на ноги. Если подумать, то сейчас любой ветерок может превратить ее в горстку пепла. Всё-таки, квартира у меня большую часть дня была освещена солнцем, именно поэтому я озаботился плотными шторами.
– Так ты темный? Удивительно, я думала, что таких как ты не осталось, – произнесла Моника, подперев одной рукой грудь, а пальчиком второй руки уперевшись в подбородок.
– Моника, автора ради, оденься. Мы в одном лагере, нам незачем сражаться, – от меня это прозвучало не очень правдоподобно, потому как с этими словами я трансформировал свои руки в лезвия. Моника, улыбнувшись вторым рядом зубов, удлинила свои когти на руках. Сантиметров на пять, что впечатляло мало, но я примерно представлял, как можно такими ноготками покромсать тушку, например, меня. Телефон перестал надрываться в попытке привлечь к себе внимание, я стоял как на иголках, готовый в любой непонятной ситуации броситься в сторону Моники, точнее к окну за ее спиной, а Моника, слизнув с губ кровь, ещё раз улыбнулась, демонстрируя нормальные зубы. С ее точки зрения, это, наверное, должно было обозначать, что она решила пойти на мировую, но я только сильнее напрягся. Девушка подошла к валяющимся на полу трусикам, подняв их, а я направился по дуге относительно стоящей раком Моники к телефону. И вот пойми: конфликт исчерпан, или сейчас начнется второй акт?
Звонок был от Тани. Нужно срочно перезвонить, пока наряд спецназа во всеоружии не выломал мне дверь. Таня просто умеет волноваться и оберегать.
– Дима? – после половины гудка я услышал голос Тани.
– Привет, Тань. Чего звонила? – как можно спокойнее сказал я. Серьезно, сейчас я был на грани того, чтобы начать поливать матом всех и вся, а императора в частности.
– Вскрытие таки помогло установить личность жертвы. Звали его Геннадий Люч Владимирович, он жил через улицу от места гибели. Есть жена и дети, с которыми жертва не контактировала больше года. Они живут в соседнем районе. Как у вас дела?
– Моника учуяла запах своего сородича, а ещё сказала, что разведением таких роз занимается ее семья…
– Дима, помоги мне лифчик застегнуть, – крикнула из соседней комнаты Моника. В трубке повисла тишина, да и сам я молчал, судорожно представляя, что могла себе навоображать Таня.
– Эта идиотка решила раздеться? – по интонации Тани я понял, что она лично при встрече придушит вампиршу.
– Ага. Она уже одевается.
– Тварь! Уб… – я бросил трубку. Почему все всегда так через жопу?