Пока мы собирались подать помощь судну, бывшему в большой опасности, оно само благополучно вышло из нее, и экипаж его работал изо всех сил, чтобы достигнуть берега. Я тотчас же заметил, что оно сидело в воде глубже обыкновенного и быстро неслось по течению. Когда же достигло берега, то оказалось, что оно более чем наполовину было наполнено водою, так что его пришлось разгрузить. Арабы работали без всякого смысла и толка и приносили гораздо более вреда, чем пользы. Мы с Бауэрхорстом взяли на себя команду и спасли то, что можно было спасти. Более пятидесяти человек работали усиленно, и нам удалось выгрузить аравийскую камедь, самый главный груз барки. Запакованные тюки были в самом жалком виде; растворившаяся масса камеди ручьем лилась из них прямо в реку. Несколько тюков еще прежде, при нагрузке, свалились в Нил. Больше всего я жалел одного бедняка, который потерпел убытку более чем на две тысячи пиастров. Весь же убыток был оценен в пять тысяч пиастров».
После того как тушки просохли, можно было продолжать путешествие. В Асуане Альфред не хотел идти на риск, предпочитая двигаться с грузом через пустыню, а Бауэрхорст решил рискнуть второй раз, как в Вади-Хальфе, и пошел водой.
Наконец пороги Нила оказались позади. Последний отрезок пути обошелся без происшествий, и группа получила заслуженный отдых на несколько дней. Брем встретился с отцом Кноблехером, спутником по первому путешествию по Нилу в Хартум.
26 октября экспедиция благополучно прибыла в Каир. Брем поселился с другом в арабском квартале. Здесь они встретились с дорогими гостями: путешественником Теодором фон Хойглином, который вскоре готовился вступить в должность консула в Хартуме, ганноверским купцом, имени которого Брем не называет, а также врачом Теодором Билларцом, получившим известность в 1851 году благодаря открытию возбудителя одной из распространенных тропических болезней.
Брем намеревался провести зимние месяцы в Египте. Он с удовольствием согласился с предложением Хойглина взять на себя руководство охотничьей экспедицией сроком на четыре недели.
Но до этого Альфред какое-то время наслаждался каирским комфортом.
Из дневника: Снова в Каире
«Первые лучи восходящего солнца осветили шпиль стройного минарета мечети Мухаммеда-Али. Радостно приветствовали мы Махерузет. Вскоре после того мы прибыли в Фостат и рысью, на бойких ослах, добрались до Муски. День был воскресный. Колокола в монастыре «Святой земли» благовестили к заутрене. Каждый звук мелодично отдавался в душе нашей. С этим звоном восставали перед нами картины родины. Это были те же колокола, которые звонили в дни нашего детства, те же, которые возвестили нам час разлуки с родиной, а теперь встречали нас своим приветом. Месяцы, годы нужно быть вдали от всего того, что напоминает родину, чтобы понять язык их. Ясно и звучно обращали они к нам следующие слова:
Далекий благовест звучал, в пространстве тая,О днях былых, весне, цветах напоминая.
И снова я был упоен движением и жизнью несравненного города. Я снова мог наслаждаться и мечтать в садах «победоносцев». Мой ослабленный лихорадкой организм укрепился, и столь часто падавший дух мой восстановился.
В Каире я снова ожил. Еще прежде называл я этот великолепный город моим идеалом. Я повторяю это и теперь для того, чтобы описать всю полноту моего счастья. Как близок я был к отечеству! В полтора месяца получал я ответы на письма, которые писал к своим друзьям. Как дружелюбно встречали меня честные, прямодушные соотечественники! Благодаря им я снова мирился с европейцами, с христианами.
Мой верный друг Бауэрхорст поселился вместе со мной на квартире в Тарб-эль-Тиабе, «улице шакалов», узком переулке арабского квартала близ Муски. Нам нужно было сделать лишь несколько шагов для того, чтобы под чинарами ароматического эсбёкиё с полным наслаждением выкурить шише и выпить чашку драгоценного мокко.
Как отрадно в тенистых аллеях эсбёкиэ! Под вечер раздаются издалека заносимые вечерним ветерком тихие звуки европейской роговой музыки и арабских любовных песен. Мимо проходят гуляющие европейцы и ищущие прохлады европейки, а иногда также и левантцы со своими укутанными покрывалами женами. Как блестят их темные очи из-за этих покрывал; как иногда странно, вопросительно останавливаются они на чужестранце! И над всем этим синеет роскошное небо Египта, пока заходящее солнце не окрасит его пурпуровым цветом. С приближением ночи прогуливающиеся взад и вперед дамы и кавалеры исчезают, зато духи цветов пробуждаются. Звезды блистают так роскошно на темном небосклоне, воздух так прохладен, а вместе с тем бесконечно мягок. Сидя на этих жестких пальмовых скамьях, невольно предаешься мечтам, но все мысли поглощаются созерцанием прелести ночи. Часто никого не было уже видно на гулянье, кроме нас. Мы все еще оставались, когда все другие уже разошлись. Не так ли, Бауэрхорст?»
Встреча с незнакомкой
Путники вышли из Каира 9 марта и через три дня марша по пустыне прибыли в Суэц. Парусное арабское судно доставило экспедицию в небольшой портовый городок Тор, откуда они в сопровождении каравана вновь пересекли пустыню и горы, пока к 20 ноября не оказались в библейских землях Синая. Брема очень заинтересовал весь комплекс построек монастыря Святой Екатерины, который, по его словам, «состоял из хаотического нагромождения зданий без симметрии, удобства и какого-либо проявления вкуса».
Поначалу монахи встретили их приветливо, пытаясь рассказать на свой лад библейскую историю и своеобразно трактуя разные места из Священного Писания. Когда Брем и его спутники пытались втолковать им, как на самом деле следует понимать те или иные положения Библии, те замкнулись в себе, стали недоступными и отказались помогать путникам даже за денежное вознаграждение. «В этой церкви мы видели хранящиеся там драгоценные реликвии, каждая из которых могла бы сделать ее владельца богачом», — беспристрастно зафиксировал Брем в своем дневнике.
Рано утром 25 ноября Брем и Хойглин прошли через Эль-Вади-Раракит и 30 числа уже были в Суэце. А через неделю их встречал Каир.
Тем временем успевший уже подзабыться барон Мюллер, бывший «благодетель» Брема, вновь напомнил о себе: прослышав о возвращении экспедиции из Судана, он решил завладеть богатой коллекцией Брема. Его финансовое положение несколько улучшилось в связи с оформлением наследства деда, и он направил генеральному консулу Австрии в Египте фон Хуберу прошение «об оказании содействия в деле приобретения коллекции для собственных нужд». Хубер тут же пошел с письмом к Брему. Тот в возмущении отверг притязания Мюллера на свое имущество: «Сейчас, когда я являюсь законным владельцем коллекции, собранной мной с помощью пота и крови, в голоде и лишениях, у меня пытается ее отобрать тот, кто палец о палец не ударил, чтобы помочь мне в трудную минуту. Это я вправе выдвигать условия, а не он».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});