— Но, Боже великий, как же я вам могу сказать то, чего нет? — отвечал сквозь слезы крестьянин. — Я умираю с голоду, у меня нет ни сольди, чтобы купить себе кусок хлеба, а вы говорите о каком-то богатом наследстве. Наша бедность ужасна. Сжальтесь над нами, господин управляющий.
При этих словах женщина и ребенок стали на колени и нанялись управляющему. Но последний был не из чувствительных. Не обращая внимания на просьбы и слезы, он ударил в металлическую доску и вскричал:
— Здесь мы имеем маленькие средства заставить тебя говорить иначе. Позвать сюда Гуерчио, — обратился он к вошедшему слуге, — сказать ему, что тут для него есть работа.
Крестьяне с ужасом видели, что тиран готовит им пытку. Едва дыша, они стояли молча, не смея выговорить ни слова.
Явился Гуерчио, с физиономией висельника. Его сопровождали четверо сбиров, которые вошли на двор палаццо вместе с крестьянами и нищим.
— Гуерчио, — приказал управляющий, — свяжи мне этого молодца и бей его, пока я тебе не скажу: «Довольно». Но помни, если ты будешь стегать тихо, я с тобой разделаюсь по-свойски и это дело поручу другому.
— Успокойтесь, синьор, я исполню мою обязанность добросовестно, как всегда. — Гуерчио указал сбирам на крестьянина. Прежде чем связать его, они посмотрели на нищего, но, не получив от него никакого знака, связали крестьянина, и Гуерчио начал его стегать. Зал огласился криками, раздирающими душу. Но управляющего это нисколько не беспокоило. За стенами палаццо крики не могли быть слышны, а внутри к ним все уже привыкли. Между тем управляющий, рассматривая четырех сбиров, сказал:
— Я вижу новые лица, откуда они взялись?
— Они пришли во дворец только сегодня утром. Это бандиты, которые не хотели познакомиться с виселицей, — отвечал палач, грубо расхохотавшись.
Управляющий вполне удовлетворился этим ответом.
— Если ты не перестанешь кричать, — сказал он, обращаясь к ребенку, — я тебя велю бросить вон в тот колодец, видишь там в углу?
Ребенок со страхом прижался к матери и замолчал.
— Управляющий! — вдруг заговорил нищий. — Ты, кажется, не думаешь о том, что делаешь? Ты, кажется, забыл, что царствует Сикст, он может найти не совсем законными твои поступки!
— Это кто такой? — заорал во весь голос управляющий. — Как он сюда прошел, с кем, отвечайте?!
Крестьянка подошла к рассвирепевшему тирану, склонила голову и тихо проговорила:
— Простите, добрый синьор, мы его встретили около ворот палаццо, он сжалился над нами и проводил нас сюда.
— И я над ним сжалюсь! Погодите, имейте терпение, — кричал рассвирепевший управляющий. — Как только кончишь с этим мужиком, принимайся за его защитника; скрути-ка его, как следует.
Четверо сбиров значительно переглянулись между собой. Между тем Гуерчио, подойдя к управляющему, сказал вполголоса:
— Однако смотри, и эта твоя расправа может так же не понравиться синьору Луке, как расправа с жидом, умершим под пыткой…
— Ты, верно, не понимаешь, кто тут распоряжается? — отвечал со злобой деспот, не ожидая с этой стороны сопротивления. — Синьор Лука, римский губернатор, папа могут командовать, где хотят, но здесь распоряжаюсь я. Довольно шутить, Гуерчио, начинай-ка с нищего, отполосуй его хорошенько, пускай идет, расскажет Сиксту.
— Сикст здесь! — вдруг раздался страшный голос.
В одно мгновение нищий сбросил бороду, парик и рубища, скрывавшие его одежду, и перед изумленными зрителями предстала величественная фигура папы Сикста V. Четыре сбира, мнимые бандиты, тотчас же вынули мечи и подошли к папе, готовые защищать его. Но в этом не было надобности: Гуерчио и управляющий пали ниц перед его святейшеством.
— Встаньте, — сказал папа, — и позовите ко мне синьора Луку! А вы, бедные, — обратился папа к крестьянам, — успокойтесь, вашим несчастьям пришел конец. Сикст берет вас под свою защиту, и горе всякому, кто осмелится вас тронуть!
В это время прибежал Лука Савелли, он даже не успел переодеться. Целуя туфлю папы, он говорил:
— Святейший отец! Какая честь для меня! Простите, я не знал, не приготовился достойно встретить вас.
Сикст поднял его и сказал:
— Оставь твои извинения, Лука Савелли; я пришел сюда не как папа, чтобы быть встреченным с почетом, но как судья. Савелли, в твоем палаццо происходят страшные вещи, и ты их терпишь. Ты, верно, забыл, что царствует Сикст V.
Римский барон задрожал всем телом.
— Ваше святейшество, я вам клянусь… — бормотал он.
— Не клянись, несчастный! А лучше постарайся исправить зло, которое ты допустил. Видишь этих крестьян? Они пришли к тебе просить защиты от злодейства твоего слуги. И вместо этой защиты были истязаемы здесь тем же, на кого пришли жаловаться. А когда я, переодетый нищим, возвысил голос в защиту их, управляющий велел истязать и меня.
— Разбойник! Ты умрешь от руки моей! — вскричал Савелли, бросаясь на управляющего с обнаженным кинжалом.
Сикст движением руки остановил его.
— Он действительно большой негодяй, — сказал папа, — но его дурные дела касаются и тебя, Савелли. Ты должен был прекратить их, ты не мог не слыхать вопли жертв этого злодея и не унял его. Я бы должен был наказать тебя за это, но ты, Савелли, молод, я знаю, что сердце у тебя не дурное; я готов удовлетвориться тем, чтобы ты употребил средства, дабы я мог забыть все эти беззакония.
— Ваше святейшество, с этих пор я всю мою жизнь посвящу тому, чтобы делать то, что вам угодно, — отвечал тронутый Савелли.
— Помни же свое слово, — сказал папа. — Ну а теперь вот моя сентенция, — прибавил он. — Управляющий будет повешен; строгость приговора вполне оправдается его преступлениями. Все его состояние ты, Савелли, должен отдать этим несчастным крестьянам, которых твой негодный управляющий заставил так много страдать. Гуерчио присоединяется к команде, которая по моему приказанию ждет здесь, около палаццо. А ты, Савелли, не забудь обещание, данное тобой, иначе горе тебе!
Затем, обратившись к крестьянам, папа продолжал кротким голосом:
— Дети мои, вы теперь богаты, старайтесь употребить на добрые дела ваш достаток и, когда увидите бедняка, не забывайте, что и вы еще недавно были такими.
Сказав это, папа направил шаги к выходу.
Управляющий, находившийся до этого времени в каком-то бесчувствии, точно на него столбняк напал, вдруг пришел в себя и бросился в ноги папе.
— Ваше святейшество, помилосердствуйте, — молил он, — оставьте мне жизнь, позвольте искупить раскаянием все мои злодейства.
— Помилосердствуйте?! — вскричал, останавливаясь, папа. — А ты помилосердствовал этих несчастных, которые попали в твои руки? Ты услышал их мольбы, утер их горячие слезы? Ты был глух ко всему. Обратись к своим жертвам, если они тебя простят — и я наказывать не буду.