— Вот беззащитные овечки, которые добровольно идут на бойню, — пробормотал он, — в это страшное место, где без всякого возмездия совершается столько ужасов. Впрочем, не всегда это будет так.
Проговорив эти слова, нищий спросил женщину:
— Не можешь ли мне сказать, куда ты идешь с ребенком и корзиной? Эти места кишат бандитами, и мирным гражданам здесь ходить небезопасно.
Крестьянка невольно вздрогнула, но, увидав честное лицо старика, она успокоилась и отвечала, вздыхая:
— Идем к своему господину, мы крестьяне дворца Савелли.
— Говорят, будто Лука Савелли хоть и сумасшедший, но добрый человек, — продолжал нищий, — и не обижает бедных. Не знаю, правда ли это?
Крестьянка хотела отвечать, но муж ее прервал.
— Молчи, Мария! — сказал он строго. — Ты разве не знаешь, что о господах нельзя говорить ни дурного, ни хорошего? У них всегда найдется дерево, чтобы повесить нашего брата. Вспомни своего брата, бедного Пиетро!
Крестьянка молча опустила глаза.
— Вы не правы, мой милый, — мягко возразил старый нищий, — вы можете бояться синьоров, это так понятно, но мы, бедные, должны помогать друг другу. И если вы мне откровенно расскажете, зачем идете во дворец, я могу быть вам полезным. Я не всегда был нищим, каким вы меня теперь видите. Я кое-кого знаю во дворце Савелли.
— Что ты на это скажешь? — спросила крестьянка, подымая свои прекрасные, хотя и утомленные глаза на мужа.
Крестьянин пожал плечами, как бы говоря: «Делай, как знаешь».
— Ну, хорошо, добрый человек, я тебе все расскажу, — начала Мария. — Мы раз только видели синьора Савелли, когда он приезжал в замок к девочке, которая ему понравилась, и тогда велел раздать крестьянам вино. От него мы не имеем обиды, но нас очень донимают его лейтенант и его приближенные.
— Разве лейтенант имеет полную власть?
— Во дворце Савелли он командует всем. Его окружает банда в шесть человек разбойников, вооруженных до зубов. Эти господа рыскают по окрестностям и вымогают подношения; если им их не дают, они тотчас же пускают в ход ножи и палки, и режут и бьют без всякого милосердия.
— Но теперь-то зачем же вы идете в римский дворец Савелли? — спросил нищий.
— У нас землю отняли и выгнали вон, мы можем умереть с голода.
— За что же с вами так поступили?
— Да вот видишь, добрый человек, — продолжала крестьянка, — к мужу пришел его родной брат монах и умер у нас. Кто-то сказал управляющему, что покойный монах оставил мужу в наследство много денег. Управляющий призвал мужа и прямо объявил ему, чтобы муж отдал ему половину наследства. А какое наследство… Монах не оставил нам ни одного сольди, откуда бедный муж мог взять деньги? Управляющий ничего не хотел слышать, стал нас притеснять и, наконец, выгнал нас. Мы теперь идем к самому синьору, бросимся ему в ноги, и будем просить, чтобы он смилостивился, не дал нам умереть с голоду.
— Войдем вместе во дворец, — сказал нищий, — я предупреждаю вас, что видеть синьора и говорить с ним очень трудно; сам Лука Савелли не злой, но его окружение далеко не отличается добротой.
Двор палаццо был полон бандитами, по обыкновению скрывавшимися от правосудия за многие преступления. Разница в порядках, бывших при папе Григории и Сиксте, заключалась в том, что при покойном папе разбойники, находившиеся на службе у синьоров, днем открыто разгуливали по римским улицам и бесчинствовали совершенно безнаказанно, а при новом папе они решались выходить из палаццо только ночью, и если их узнавали и ловили, то на другой же день всех вешали.
Старый нищий, рассматривавший слуг, разгуливавших по двору, подошел к одному из них, одетому в ливрею лакея, и просил доложить синьору Луке Савелли, что крестьяне из его поместья желают с ним говорить по делу весьма важному.
— Доложить синьору Савелли, что крестьяне с ним хотят говорить! — вскричал лакей. — Да разве это возможное дело? С тех пор, как я на службе, я и не слыхал ничего подобного.
— Но, милый мой, это дело очень важное, — сказал нищий.
— Какое бы оно важное ни было, а докладывать не пойду, — отвечал лакей. — Я вовсе не намерен рисковать своей шкурой.
Крестьянка и ребенок горько заплакали. Лакей посмотрел на них и сказал:
— Но сердце у меня не из камня, попробую одно средство, доложу господину, слово которого имеет такое же значение, как и слова самого синьора Луки. Подождите меня здесь, — сказал он и поспешно удалился.
Просители остались, с трепетом ожидая решения своей участи. Лакей вскоре возвратился и пригласил их следовать за ним. Все, в том числе и нищий, пошли за лакеем по длинным узким коридорам, устроенным в подземном этаже. Почти в самом конце лакей отворил дверь в длинный зал со сводами и маленькими окнами, выходящими внутрь двора «Войдите», — сказал он и скрылся. Просители вошли и с ужасом отступили назад: перед ними стоял их страшный мучитель — управляющий.
— А, мои ангельчики! — вскричал он, злобно улыбаясь. — Как мне приятно видеть вас здесь. Вы пришли жаловаться на меня синьору Савелли, не подозревая, что и в римском его палаццо я имею некоторое значение. Очевидно, вы несколько сбились в расчетах, ну да это ничего, мне очень приятно здесь вас видеть.
Нищий с любопытством наблюдал всю эту сцену. Он видел, какой ненавистью загорелись глаза крестьянина, как побледнела его жена и заплакал ребенок. Тем не менее, крестьянин, почтительно склонив голову, стал просить своего мучителя о помиловании.
— Господин управляющий! — говорил он. — Мы не с жалобой на вас пришли сюда, мы хотели просить синьора оказать нам какую-нибудь помощь в нашем безвыходном положении.
Нищий прошептал про себя: «Эти несчастные пришли целовать руку, ограбившую их!»
Управляющий злобно расхохотался и сказал крестьянину:
— Значит, ты обдумал мое предложение и готов мне повиноваться? Прекрасно. Тебе известны мои условия. Половину капиталов, оставленных тебе твоим покойным братом, ты должен предоставить в мое распоряжение.
— Капиталы! — вскричал крестьянин, страшно побледнев. — Но, великий Боже, откуда же я их возьму? Еще раз клянусь моим ребенком, я сказал вам сущую правду. Покойный брат мне гроша медного не оставил.
— О, негодный лжец! И ты хочешь, чтобы я тебе поверил? Ты, при твоей бедности и хитрости, мог дать какому-то бродяге-монаху кров и пищу, не рассчитывая получить от него наследства? Рассказывай эти сказки кому-нибудь другому, а не мне. Я тебе советую отдать мне половину полученного тобой капитала, и тогда я оставлю тебя в покое. Ну так скажи же мне, где спрятаны твои деньги?
— Но, Боже великий, как же я вам могу сказать то, чего нет? — отвечал сквозь слезы крестьянин. — Я умираю с голоду, у меня нет ни сольди, чтобы купить себе кусок хлеба, а вы говорите о каком-то богатом наследстве. Наша бедность ужасна. Сжальтесь над нами, господин управляющий.