беспокойство наставляет. Беспокойство – это истинное отношение к жизни…»
Согласен, но Кьеркегор не до конца осознает, что к беспокойству, как и к смертельной болезни, приводит чрезмерное чувство тревоги, основанное на острой потребности в определенности и безопасности.
«„Надо быть Цезарем или никем“… не став Цезарем, ему уже невыносимо быть самим собой».
Не согласен. Если человек убежден, что он должен вызывать всеобщее восхищение, потому что иное исключено, но при этом очевидно, что ему это не удается, то его самооценка условна, а это всегда очень шаткая позиция.
«…Никто не свободен от отчаяния…»
Да, потому что нам всем в некоторой степени нужны гарантии того, что наше благосостояние и успех будут устойчивыми. А не то!..
«…Противоположностью греха является вера…»
Неплохо для 1849 года! Сегодня у нас есть веские доказательства того, что глубокая вера в Бога или дьявола может дать человеку чувство уверенности в себе, пусть даже и ложное. Вера в Бога или дьявола может помочь – на какое-то время. Но как бы не пришлось вернуться к суровой реальности!
«Последняя форма возмущения… рассматривает христианство как неправду или ложь, она отрицает Христа… Это отрицание Христа, парадокса, в свою очередь, подразумевает отрицание и всего остального в христианстве – греха, отпущения грехов и так далее».
Здесь Кьеркегор, который обычно спокойно относится к чужому мнению, становится нетерпимым. Он размышляет о грехе и прощении, но сам не прощает тех, кто не верит в Христа и христианство. Временами он допускает безусловное принятие других, но как только речь заходит о вере в Бога, Христа и христианство, как он сразу забывает об этой концепции. Высказывать какое бы то ни было суждение о Христе, быть равнодушным к тому, существовал ли он вообще, подвергать сомнению или отрицанию доктрины христианской веры – это грех, который не подлежит прощению, ибо «нет других богов, кроме Меня». Грешников ждут вечные муки, и если вы не исповедуете истинную христианскую веру, то просто обречены на отчаяние. На этом мысль Кьеркегора в отношении безусловного принятия других останавливается.
Глава 13. Мартин Бубер и принятие себя и других
На фоне остальных теорий безусловного принятия философия Мартина Бубера выделяется тем, что он рассматривает обретение «истинного» или «духовного» самопринятия через «истинное» принятие других – с помощью отношения Я-Ты. Можно ли с ним согласиться? Как и Ницше, Бубер был поэтом и в чем-то мистиком, поэтому мы никогда не можем быть до конца уверены в том, что на самом деле стоит за его словами. Но давайте попробуем разобраться.
Рассмотрим некоторые высказывания Бубера.
«Основное слово Я-Ты можно сказать только всем своим существом. Основное слово Я-Оно никогда нельзя сказать всем существом»[24].
Так звучит присущий поэтам и мечтателям романтизированный перфекционизм. Когда вы думаете, чувствуете и действуете в парадигме Я-Ты, то убеждены, что этот процесс захватывает вас целиком. То есть индивидуальность других вы признаете полностью, а свою попытку совладать с нею, миром и собой – лишь как второстепенную часть. Возможно, это иллюзия, поскольку вы как человек, индивидуальность которого признается, не можете быть отделены (я объясню ниже почему) от «сознавания» и чувствования себя. В связи с этим Я-Ты – это не только то, что вы думаете и чувствуете, но и то, что вы есть. Отношение Я-Оно как составляющая внешнего мира и как реакция на него (и на ваши чувства) также всегда будет частью вашего существа. Даже если вы полностью признаете только пару Я-Ты, поскольку осознаете, что быть слишком эгоцентричным небезопасно, то сможете ли вы полностью отделить свое Я-Ты от своего Я-Оно? И я, и Бубер (чуть ниже) говорим: нет.
«Познавая, человек остается непричастен миру. Потому что знания локализуются „в нем“, а не между ним и миром».
Как я уже говорил в предыдущем абзаце, будучи человеком с признанной индивидуальностью, вы наделены чувствами и не можете быть отделены от них и своих мыслей об окружающем мире. Далее Бубер пишет: «Как опыт, мир принадлежит основному слову Я-Оно. Основное слово Я-Ты утверждает мир отношений». Мой друг Альфред Коржибски сказал бы: и/и, а не или/или.
«…Говоря с каждым Ты, мы говорим с вечным Ты…»
Да, когда мы в сознании. Находясь в бессознательном состоянии (например, в ступоре или глубоком сне), мы вряд ли осознаем вечность Ты. Перемещаться из одного состояния в другое мы будем (по всей вероятности) до тех пор, пока не умрем.
«Не пытайтесь выхолостить смысл отношения [моего к дереву]: отношение есть взаимность».
Черта с два! Дереву на меня наплевать! Содержание отношений Я-Оно определяется тем смыслом, который я в них вкладываю. Отношение со стороны Оно пассивно.
«Ты встречает меня через благодать – его нельзя обрести в поиске».
Нет. Я живу среди людей, но принимаю их исключительно по своей воле, усердно работая над реализацией такого своего решения. Никто и ничто не дает мне Ты. Я сам произвожу его.
«Только через присутствие Ты возникает настоящее».
Нет. Даже оказавшись в одиночестве на необитаемом острове, я нахожу Я-Оно повсюду: в воде, деревьях, камнях, пище и т. д.
«Любовь есть ответственность Я за Ты».
Или за предметы, события, память и т. д.
«…Здесь есть… равенство всех любящих… у кого достало сил и отваги для непомерного – любить всех людей».
Здесь что-то не так. Можно принимать всех людей, даже тех, кто не нравится. Но любить всех и вся? Вряд ли!
«Пока любовь „слепа“, т. е. пока она не видит существа, на которое направлена, в его целостности, она еще не принадлежит по-настоящему основному слову отношения».
Похоже, Бубер говорит о безусловном принятии других (БПД): чтобы принимать человека целиком, не обязательно соглашаться со всеми его мыслями, чувствами и поступками. Да, это явное БПД.
«…Но лишь только фраза „Я вижу дерево“ произнесена так, что она повествует уже не об отношении между человеком-Я и деревом-Ты, а о восприятии дерева-объекта сознанием человека, и она уже воздвигла барьер между субъектом и объектом; основное слово Я-Оно, слово разъединения, уже сказано».
Бубер хитрит. Можно воспринимать дерево как объект и не соотноситься с ним – но как именно, я не знаю. Видеть дерево – означает (а) частично создавать его, а следовательно, (б) иметь к нему какое-то отношение, которое никогда