моего позорного досуга.
— Я не посвящал её в подробности, не волнуйся, Маслова. — Макс смеётся и гладит меня по щеке. — Ты похожа на испуганного зайчонка. Идем, я кофе сделал и сырники заказал.
В его обществе я чувствую себя в полной безопасности. Мне спокойно. Вчера Макс доказал, что на него можно положиться. Но все происходящее кажется мне неправильным.
Пока он разливает кофе по чашкам, я смотрю в окно. Ночью снова выпал снег. Его окна выходят на оживленный проспект. Наблюдаю за потоком машин.
Макс подходит ко мне и подает белую кружку. Пахнет божественно. В квартире тепло. Он успел надеть бежевый свитер крупной вязки. Выглядит по-домашнему. Челка завивается, визуально сглаживая остроту скул.
— С молоком и без сахара, как ты любишь.
Удивлённо смотрю на него.
— Спасибо. И за кофе, и за то, что притащил меня пьяную домой. Мне ужасно стыдно.
— Да брось ты. — он отмахивается. — Не хотел будить Доротею Аркадьевну, поэтому привез тебя к себе.
Врун.
Мы садимся напротив друг друга и едим сырники.
— Твоя квартира или снимаешь?
— Моя. — он макет кусочек сырника в джем. — Родители на совершеннолетие подарили.
— У тебя стильно. Ты, оказывается, жуткий чистюля, Лебедев.
— Так и есть. — он делает глоток кофе. — Для меня важно иметь место, где я могу отдохнуть и восстановиться. — он резко меняет тему, застав меня врасплох. — У тебя проблемы?
Я еще с трудом соображаю.
— С чего ты взял?
— Я наблюдательный. Стала бы ты переезжать из дома, будь все хорошо. Могу тебе чем-то помочь?
— У меня все нормально, Макс. — отодвигаю от себя тарелку.
— Мне не нравится, что ты живешь у бабушки своего повара и бегаешь с подносами. Тебе нужно учиться.
— У моего, как ты выразился, повара есть невеста. И с подносами я больше не бегаю, а режу салаты и мою посуду.
Он поднимает брови.
— Ты прикалываешься? Куда твои родители смотрят. На первом курсе рано работать. Хочешь, спрошу отца по поводу работы?
— Макс, давай сменим тему, окей?
— Ладно, — нехотя соглашается он. — У меня через неделю днюха, придешь?
Размышляю стоит ли. Будет ли это честно по отношению к Лебедеву. Словно прочитав мои мысли, он начинает давить:
— Я тебя вообще-то на себе тащил. И ты меня за ухо укусила.
Смотрю на него. Он отвечает кристально-чистым взглядом.
— Что ты врешь? — возмущённо складываю руки на груди.
— Ну немножко приврал для наибольшего эффекта. Я правда хочу, чтобы ты пришла. Можешь ничего не дарить.
— Хорошо, я буду. — человек меня, все-таки, на себе тащил.
Поднимаюсь и убираю посуду в посудомойку.
— Спасибо тебе ещё раз за все. Я поеду.
— Я отвезу. — он поднимается.
— Не стоит. Я сама доберусь. — иду в прихожую.
— Мне не сложно. — он идёт следом и берет ключи с комода.
— Слово «нет» ты не понимаешь. Да, Лебедев? — беру пальто с вешалки и разворачиваюсь.
Он стоит вплотную ко мне.
— Не-а, не с тобой. — напирает. — Ты упрямая и глупая. Не понимаешь, что тебе нужно. — шепчет мне в губы.
— Макс. — зачем-то отвечаю ему шепотом.
Он наклоняется и тянется к моим губам.
Люди — эгоисты. Мы любим, когда нас любят. Только я не чувствую к нему того, что ему хотелось бы. В мыслях периодически вспыхивает Гриша. Предатель, который даже не дал нам шанса.
Макс заслуживает, чтобы его любили. Заслуживает быть на первом месте. Он достоин, чтобы именно от его прикосновений била дрожь и бешено колотилось сердце. Мой отец, наверное, совсем не любил маму, и что из этого вышло? Ничего хорошего.
Макс мягко целует меня, затем касается кончиком языка ложбинки между губ. Его ладони скользят по пояснице, настойчиво прижимая к себе. Его плечи напряжены, как перед броском.
Моё сердце тоскливо сжимается, и я не даю углубить поцелуй.
— Не надо, Макс. — осторожно отстраняюсь, облизнув губы.
Он пытается держать лицо, но я вижу, как кривится его рот. Ему больно.
— Ты не любишь меня. — глажу его плечо. — Ты совсем меня не знаешь.
Он поднимает глаза. И я впервые замечаю, что они серые, как осеннее утро.
— Я знаю больше, чем ты думаешь. — он прислоняется лбом к моему лбу и гладит волосы. — В душе ты ранимая, хотя пытаешься казаться пофигисткой. Ты часто идеализируешь людей и предъявляешь к себе завышенные требования. Ты любишь музыку и любишь петь. Когда ты нервничаешь, часто трогаешь шею и чаще моргаешь. Я люблю тебя, Вера, и у тебя будет моя фамилия.
Он обнимает меня и трется носом о волосы, как ласковый кот. Я обхватываю его за плечи в ответ. Мы стоим в верхней одежде в его прихожей. За окном зима. Нам всего по восемнадцать.
Господи, почему я не могу любить того, кто дорожит мной. Наверное, меня прокляли в прошлой жизни за ужасный поступок.
— Ничего не говори. — тихо говорит Лебедев. — Я знаю, что ты ответишь.
Мне хочется плакать боли. Вчерашний вечер принес мимолетное облегчение. Забыться не получилось.
Мы молчим. Макс шумно дышит и крепко прижимает меня к себе.
[7] Анна Asti — бывшая солистка группы Artik и Asti
25
Мы спускаемся во двор в неловком молчании. Макс живет в новостройке рядом с университетом.
Он отключает сигнализацию, и его огромная тачка приветливо отзывается, мигнув фарами. Я иду за ним. Лебедев даже не переоделся. Вышел в тонких домашних штанах.
Сажусь на переднее сиденье. Хлопнув дверью, он садится рядом. Включает музыку и заводит двигатель. Словно в насмешку, салон заполняет грустный рэп о безответной любви. Мы выезжаем со двора.
Смотрю в окно на маленькую девчушку в розовой курточке и смешной шапочке с ушками. Она весело подпрыгивает, держа папу за руку. Мужчина несет деревянные санки: добротные, советского производства. Похожие лежали у нас на антресолях в старой квартире.
Макс ведет плавно. Он слегка откинулся на сиденье, полностью погрузившись в свои мысли. Иногда он задумчиво постукивает по рулю.
В голове крутятся его слова: «Я люблю тебя, Вера, у тебя будет моя фамилия». Он застал меня врасплох этими словами. Кто в восемнадцать лет может выдать подобное? Он правда совсем меня не знает. Мы знакомы с сентября.
Мне кажется, Макс просто подменяет понятия, сам того не понимая. Возможно, его привлекают мои отказы и легкая победа для него — вовсе не победа. Скорее всего после секса я бы ему надоела. Судя по количеству «резинок» в ванной, целибат он не держит. Так о какой