Вот когда я ухожу куда-нибудь из дома (в магазин, на почту) без ребят, а они остаются с папой, я уже через час-два скучаю без них и даже не могу себе представить, как это на таких ангелов можно кричать; и весь день после таких «одиноких» прогулок я с ребятами нормальный человек… Но это пока для меня роскошь — такие вот прогулки…
С. 297. 4,5 года. Петр становится очень самостоятельным, ему нравится уже быть не дома: на улице, в гостях… Приехали домой, а он рвется на улицу, в гости, зовет девочек к себе домой… Не хватает ему серьезных занятий и, наверное, общения со взрослыми… Книжки тоже всерьез не читает, потому что получается еще медленно».
Добавлю: автор этих заметок — человек способный, многое умеет. Она могла бы (собирается это сделать) заняться с детьми рисованием, музыкой, чтением, познанием природы и мира не по телевизору, а воочию — видя и наблюдая этот мир во всем его многообразии и красоте. Да где же взять на это время? К тому же ей очень хочется и самой учиться, а как решить эту проблему? По существующему закону об образовании, для того чтобы учиться заочно или на вечернем отделении, надо непременно работать на производстве. А неработающей матери малолетних детей — нельзя. Она ведь не работает! Все высокие слова о материнстве одним только этим унизительным обстоятельством сводятся на нет. А таких обстоятельств много. Но об этом речь впереди, а пока вернемся к дневниковым записям молодой мамы.
МАТЕРИ КАТЕГОРИЧЕСКИ НЕЛЬЗЯ…
Думаю, каждый, кто прочтет эти непритязательные заметки, скажет: мама, конечно, очень любит малыша, наблюдательна и самокритична, умеет ему не подчиняться и дает сынишке свободу для проявления себя. Часто встречается слово «вместе» (стираем, убираем, работаем на огороде, разговариваем перед сном). А ведь это ключ к решению чуть ли не всех родительских проблем. Как видим, молодая мать начинает не на пустом месте. Конечно, еще почти нет опыта, маловато выдержки, терпения, да и просто душевного спокойствия, но с таким началом все это быстро бы приобрелось, если бы у нее на это оставались силы и время. Увы…
Обращаем внимания на цифры, указывающие страницы дневника и возраст ребенка. Проанализировав их, обнаружим, что мать стремится записывать как можно больше: поначалу 15—20—25 страниц в месяц, потом все меньше и меньше, но даже когда родилась дочка (а сыну было только полтора года), она пытается не сбиваться с ритма: 10—11 страниц в месяц, потом 10 страниц за 2 месяца и, наконец, 34 странички за 2 с половиной года!
Вдумайтесь в эти цифры, обратите внимание на такие места в дневнике: сначала проскальзывает «не успеваю», потом «не досыпаю» и т. д. Вот и благое намерение: «надо привести свои эмоции в порядок». А потом несколько страниц (я их не привожу) под заглавием «Мамины тревоги» и всего одна фраза: «Очень устаю, раздражаюсь, как все успеть».
Конечно, необязательно вести дневники. Главное — та душевная и духовная работа, которую эти странички отражают: от нее матери нельзя уходить. Дневник просто позволяет проследить процесс, если так можно выразиться, убывания творческих возможностей матери в общении с ребенком: на это не остается ни сил, ни времени. Захлестывают бытовые дела, отложить их трудно — тогда они накопляются. Второй, а особенно третий ребенок в бытовом плане многократно усложняет жизнь матери, свободного — своего — времени у нее остается все меньше и меньше, практически оно сходит на нет.
Какие там любимые дела, книги, а тем более театры и выставки, гости и встречи! Вот вторая причина усталости. Если первая—от чрезмерной перегруженности бытовой работой, то вторая (она посерьезнее!) — от невозможности делать то, что хочется, в том числе и в общении с ребенком, т. е. от неудовлетворенной потребности в духовном развитии. И чем больше развита в этом отношении женщина, тем губительнее для нее отсутствие свободного времени. Если бытовую перегрузку, недосыпание еще как-то можно компенсировать (хоть изредка заботливый муж даст возможность просто отоспаться и отдохнуть), то несвобода в удовлетворении духовной жажды чревата накоплением усталости, которую снять эпизодическими «глотками» не удается.
Есть еще и третья причина усталости — невнимание и неблагодарность мужа. Понять состояние и душевное напряжение матери отец может лишь тогда, когда останется вдовцом с несколькими маленькими детьми, когда свалится на него ежедневная забота не только о еде, одежде, чистоте, болезнях, но также и о детских обидах и ссорах, занятиях и увлечениях, друзьях и недругах.
Есть у Л. Толстого в «Анне Карениной» удивительные строчки, которые вызвали во мне чувство особой благодарности к автору. Речь в них идет о первых месяцах жизни Левина и Кити в деревне после свадьбы. Левин удивлен, что его молоденькая жена «ничего не делает и совершенно удовлетворена». Он «в душе осуждал это и не понимал еще, что она готовилась к тому периоду деятельности, который должен был наступить для нее, когда она будет в одно и то же время женой мужа, хозяйкой дома, будет носить, кормить и воспитывать детей. Он не понимал, что она чутьем знала это и, готовясь к этому страшному труду, не упрекала себя в минуты беззаботности и счастья любви, которыми она пользовалась теперь, весело свивая свое будущее гнездо» (часть 5, глава XV, полужирный мой.— Л. Н.). «Не понимал…» — да и поймет ли меру этого страшного (в смысле огромного) труда матери? И это в богатых дворянских семьях, где была прислуга. Нам ли с ними равняться? Хотя вспомним: и в небогатых, но интеллигентных семьях считалось само собой разумеющимся иметь в доме кухарку, няню при детях. Из-за того, что чурались грязной работы? Нет, конечно,— чтобы высвободить время матери. По-видимому, культурные люди давно поняли, что изнуренная, задерганная мать мало что сможет дать детям. Ей нужны помощники, взявшие на себя большую часть хозяйственных дел, чтобы она могла сосредоточиться на тех материнских обязанностях, где ее заменить не может никто.
Вернемся, однако, к нашему времени. Напомню, что условия жизни и первоначальная подготовка молодой мамы, автора приведенных выше страниц, более чем благополучны. И тем не менее УСТАЛОСТЬ стала подтачивать ее силы очень рано. Она породила раздраженность, сильное внутреннее напряжение и как следствие — срывы в отношениях с детьми, неадекватность ее реакции на их поведение, относительную поверхностность наблюдений, особенно заметную в сравнении с первыми записями — и понятно: когда же тонко вникать, когда вместе всерьез заняться не только стиркой и уборкой? И вот результат: в четыре с половиной года сыну «не хватает серьезных занятии и, наверное, общения со взрослыми». Он уже «рвется на улицу», ему нравится «быть не дома».
И это все — в благополучной семье! Чего же тогда ждать от неблагополучных?
Наконец я подошла к той фразе, которую оставила незаконченной в первой главе: «Матери категорически нельзя… у с т а в а т ь».
По-настоящему я это осознала, когда… ушла на пенсию. Казалось бы, одна гора свалилась с плеч, высвободилось столько времени, и я мечтала, что теперь-то я наконец и начитаюсь, и навышиваюсь, и в хор запишусь, и… АН нет, я уставала больше, чем когда еще и работала. В чем дело? Да просто я тогда не была «белкой в колесе», которой не вырваться из четырех стен. Перемена деятельности и обстановки — вот что меня спасало. Домашнюю работу, да еще при такой большой семье, как у нас (7—8 взрослых да 2—4 внука), вовек не переделать, она всегда в спину стучит. Но когда я работала, я с легким сердцем откладывала то, что может подождать или вообще не так уж важно. А тут весь день дома, ничего не отложить: ведь ты дома, а остальные работают. И остались мои мечты мечтами.
Тогда я не просто поняла, а почувствовала, каково приходится молодой матери-домохозяйке, изо дня в день прикованной к ребенку в качестве кормилицы и обслуги. И если учесть, что духовные потребности современной женщины благодаря уродливому воспитанию «по мужскому образцу» чаще всего лежат вне материнства, то можно простить молодую мать за то, что она воспринимает жизнь с малышом как бесконечную, однообразную, примитивную? и отупляющую работу. Она же просто не готова к кропотливому и напряженному душевному творчеству, в котором только и реализуется человеческая любовь.