«Еще одно усилие», – сказал я в 1902 году, но дошел только до 84° 17 северной широты.
«Еще одно усилие», – сказал я в 1905 году, но дошел только до 87°6 северной широты.
И вот теперь, 18 августа 1908 года, я снова в Пайер-Харбор и по-прежнему говорю: «Еще одно усилие». Только на этот раз я знал, что усилие будет последним, независимо от результата.
В 10 часов вечера мы прошли мимо пустынных, продуваемых всеми ветрами, истолченных льдом скал мыса Сабин, на котором история арктических исследований вписала одну из своих самых мрачных страниц: тут в 1884 году медленно умирали голодной смертью члены злополучной экспедиции Грили – из 24 человек удалось спасти только 7. Развалины грубой каменной хижины, построенной этими людьми в последний год их жизни, до сих пор видны на суровом северном берегу мыса в двух или трех милях от его оконечности. Совершенно не защищенное от жестоких северных ветров, закрытое с юга скалами от лучей солнца и осаждаемое паковым льдом, нагоняемым из бассейна Кейна с севера, – худшее место для зимовки трудно сыскать во всей Арктике.
Впервые я увидел это зимовье в августе 1896 года, во время слепящей пурги. Снег мел так густо, что уже на расстоянии нескольких ярдов ничего не было видно. Впечатления того дня никогда не изгладятся из моей памяти. Сердце мое сжималось от ужаса и скорби. Самое же печальное во всей этой истории было то, что катастрофа не была неотвратимой, ее можно было избежать. Мне и моим людям приходилось и мерзнуть, и голодать в Арктике, когда холод и голод были неизбежны. Однако ужасы мыса Сабин не были неизбежны. Они останутся несмываемым пятном в анналах американских исследований в Арктике.
Севернее мыса Сабин было так много открытой воды, что мы хотели воспользоваться южным ветром и поставить рейковый парус, но немного погодя лед появился вновь, и нам пришлось отказаться от своего намерения. Примерно в 60 милях к северу от Эта, у мыса Виктория, мы намертво стали в паковом льду. Вынужденная стоянка продолжалась несколько часов, и мы использовали это время, чтобы наполнить цистерны льдом с ледяного поля.
К вечеру следующего дня подул сильный южный ветер, и мы стали медленно дрейфовать на север вместе со льдом. Через несколько часов под действием ветра во льду появились разводья, и мы повернули на запад, по направлению к суше. Над палубой летела водяная пыль, и один эскимос сказал, что это дьявол плюет на нас. Через несколько миль мы наткнулись на сплоченный лед и снова остановились.
Доктор Гудсел, Макмиллан и Боруп укладывали в шлюпки продовольствие и медикаменты на случай аварии. Если бы «Рузвельт» был раздавлен льдами и начал тонуть, мы бы в мгновение ока спустили на воду шлюпки, снабженные всем необходимым, и вернулись в страну эскимосов, а оттуда – в цивилизованный мир на каком-нибудь китобойном судне или на корабле, который Арктический клуб Пири должен был выслать к нам с углем в будущем году. Разумеется, это означало бы провал всех наших планов.
В каждый из шести вельботов было уложено: ящик с двенадцатью 6-фунтовыми банками пеммикана, две 25-фунтовые банки сухарей, две 5-фунтовые банки сахара, несколько фунтов кофе и несколько банок сгущенного молока, керосинка и пять банок керосина по галлону каждая, винтовка с сотней патронов и дробовик с полсотней зарядов, спички, топор, ножи, нож для вскрытия банок, соль, иголки и нитки, а из медикаментов: кетгут и хирургические иглы, бинты и вата, хинин, танин, марля, жидкая мазь для пластырей, борная кислота и антисептический порошок для присыпки ран.
Лодки с полным комплектом весел, мачт, парусов и прочего были подвешены на шлюпбалках; продовольствия на них должно было хватить на неделю или на 10 дней. При отплытии из Эта основные продукты питания, такие, как чай, кофе, сахар, пеммикан и сухари, а также керосин мы сложили на палубе у бортов, чтобы их можно было немедленно сбросить на лед, в случае если судно будет раздавлено.
Каждый человек на «Рузвельте», включая эскимосов, имел наготове небольшой узел с вещами, с которым он мог в любой момент спрыгнуть с судна после спуска лодок и припасов. Никто не раздевался на ночь, а ванна, установленная в моей каюте, могла бы свободно остаться в Нью-Йорке, так мало я ею пользовался по пути от Эта до мыса Шеридан.
Глава одиннадцатая
В рукопашной со льдом
Чтобы не терять зря времени и не давать эскимосам досуга для размышлений об опасностях, подстерегающих их плавучий дом, я старался занять их работой. Мужчины делали сани и шили собачьи сбруи, чтобы, достигнув мыса Шеридан, – если это окажется возможным, – мы имели наготове все необходимое для осенней охоты. У нас на борту был лесоматериал, и каждый эскимос строил для себя сани, вкладывая в работу все свое мастерство. Гордость эскимоса своими личными достижениями была мне большим подспорьем и поощрялась особыми наградами и особой похвалой.
Женщин-эскимосок, как только «Рузвельт» вышел из Эта, мы засадили шить нам зимнюю одежду, чтобы в случае аварии судна каждый член экспедиции имел теплое обмундирование. В Арктике мы одеваемся практически так же, как эскимосы, вплоть до меховых чулок. Иначе мы бы постоянно отмораживали ноги. Тот, кто не может жить без шелковых чулок, едва ли может думать о завоевании полюса. Так как всех нас, включая эскимосов, было 69 человек, в том числе женщины и дети, портняжной работы предвиделось немало. Надо было проверить и починить старую одежду и сшить новую.
Поскольку самый тяжелый этап битвы со льдом еще не начался, новички экспедиции – Макмиллан, Боруп и доктор Гудсел – на первых порах с большим интересом наблюдали за швеями. Эскимоски – своеобразные портнихи. Во время работы они усаживаются как кому удобно: на стуле, на любом возвышении, а то и прямо на полу. У себя дома они снимают обувь, ставят прямо ступню ноги и зажимают материю между большим и вторым пальцами ноги; шьют они не к себе, как наши женщины, а от себя. Нога как бы служит эскимоске третьей рукой.
Эскимосские женщины знают цену своим портняжным способностям и принимают подсказки со стороны неопытных белых с благодушной терпимостью, идущей от сознания собственного превосходства. Бартлетт, присутствуя при том, как одна из северных красавиц кроила ему куртку для весеннего санного похода, стал умолять ее сделать шубу попросторней. В ответ она сказала ему, мешая эскимосские и английские слова: «Будь спокоен, капитан! Когда ты выйдешь на дорогу к полюсу, тебе понадобится подпояска, а не вставной клин». Эскимоска видела, какими мы возвращались из санных походов в прошлом, и знала, как обвисает на человеке одежда после длительной тяжелой работы при скудном рационе.