Это маленькое происшествие произвело сильное впечатление на новичков, и я не счел нужным объяснять им, что это просто комариный укус по сравнению с тем хрустом, скрежетом и трясучкой, которые готовят нам тяжелые льды впереди. Мы медленно продвигались на северо-запад в направлении Земли Элсмира, держа курс на овеянный страшными воспоминаниями мыс Сабин. По мере удаления на север лед становился более мощным, и нам пришлось повернуть на юг, чтобы обойти его, лавируя между отдельными ледяными полями. «Рузвельт» избегал тяжелого льда, но более или менее тонкий пак расталкивал без особого труда. К югу от острова Бреворт нам посчастливилось найти полосу открытой воды, и мы вновь взяли курс на север, держась у самого берега.
Не следует забывать, что на большей части пути от Эта до мыса Шеридан ясно видны оба берега – с восточной стороны побережье Гренландии, с западной – берега Земли Элсмира и Земли Гранта. У мыса Бичи в самой узкой и опасной части ширина пролива составляет всего 11 миль, и при ясной погоде кажется, что ружейная пуля могла бы долететь с одного берега до другого. За исключением особенно благоприятных моментов, здешние воды всегда забиты мощным льдом, постоянно прибывающим из Полярного моря [Северного Ледовитого океана] в Баффинов залив [море Баффина].
Проложен ли этот проход силой древних ледников или представляет собой гигантскую расщелину, образовавшуюся в результате отделения Гренландии от Земли Гранта, – вопрос, до сих пор не разрешенный геологами. Как бы там ни было, другого столь же трудного и опасного для навигации места не сыскать во всей Арктике.
Непрофессионалу трудно судить о характере льда, сквозь который пробивал себе путь «Рузвельт». Обычно полагают, что лед арктических областей образуется при непосредственном замерзании морской воды, однако в летние месяцы лишь малая часть плавучего льда образуется таким образом. Главную же его массу составляют огромные ледяные щиты, отколовшиеся от ледниковой кромки северной части Земли Гранта в результате взаимодействия с другими ледяными полями и сушей и уносимые на юг сильнейшими приливными течениями. Тут нередко встречается лед от 80 до 100 футов толщины. Но так как семь восьмых льдины скрывается под водой, то не отдаешь себе отчета в мощности ее, пока какая-нибудь исполинская глыба, подпираемая паком, не окажется выброшенной на берег, где она и стоит, обсохшая, возвышаясь на 80, а то и на все 100 футов над уровнем воды, словно серебряная крепость, охраняющая берега этого фантастического, забитого льдом Рейна.
Узкие, запруженные льдом проливы между Эта и мысом Шеридан долгое время считались абсолютно непроходимыми для судов, и помимо «Рузвельта» лишь четырем кораблям удалось преодолеть сколько-нибудь значительную часть этого маршрута. Один из них – «Полярис» – погиб. Остальные три – «Алерт», «Дискавери» и «Протеус» – благополучно прошли туда и обратно, но при повторной попытке «Протеус» затонул. «Рузвельт» в мою экспедицию 1905–1906 годов дошел невредимым до мыса Шеридан, но на обратном пути был сильно помят.
Следуя на север, «Рузвельт» по необходимости держался берега, так как только у берега можно было найти полосы открытой воды. При таком способе проведения судна, когда с одной стороны у тебя береговой припай, а с другой, посередине пролива, – дрейфующий пак, сменяющиеся приливно-отливные течения почти наверняка дадут время от времени возможность продвигаться вперед.
В этом проливе встречаются течения, приходящие из Баффинова залива [моря Баффина] на юге и моря Линкольна на севере, причем местом встречи является мыс Фрейзер. Южнее этого пункта приливное течение направлено на север, а севернее – на юг. О силе этих течений можно судить по тому, что на берегах Полярного моря [Северного Ледовитого океана] средняя высота подъема воды составляет лишь немногим более фута, тогда как в самой узкой части пролива вода прибывает и убывает на 12, а то и на 14 футов.
Обычно, когда смотришь на пролив, воды в нем не видишь, а только неровный развороченный лед. Во время отлива корабль полным ходом продвигается вперед по узкой полосе воды между берегом и дрейфующим посередине пролива паком; во время прилива, когда возникает стремительное движение воды в южном направлении, кораблю приходится поспешно укрываться в какой-нибудь выемке припая или за каким-нибудь скалистым мысом, чтобы избежать аварии или не быть снесенным обратно на юг.
Такой способ кораблевождения, однако, сопряжен с постоянной опасностью: находясь между неподвижными скалами, с одной стороны, и быстро дрейфующим тяжелым льдом – с другой, судно может быть в любую минуту раздавлено. Знание ледовых и навигационных условий в этих проливах было исключительно моим личным достоянием и добывалось годами путешествий вдоль здешних берегов и их изучения. За время своих прошлых экспедиций я три раза, а на некоторых участках до восьми раз прошел пешком всю полосу побережья от Пайер-Харбор на юге до мыса Джозеф-Генри на севере. Я знал каждую впадину берега, каждое прибежище, где мог укрыться корабль, каждое место, где садятся на мель айсберги, а также все места с особенно сильным течением, знал так же хорошо, как капитан буксира в нью-йоркской гавани знает причалы на берегу Норт-Ривер. Когда Бартлетта брало сомнение в целесообразности какого-нибудь рискованного броска, я обычно говорил ему: «В таком-то и таком-то месте, на таком-то расстоянии отсюда есть маленькая бухта за дельтой реки. Там мы можем в случае необходимости поставить судно». Или: «Здесь почти всегда айсберги выносятся на мель, и мы можем укрыться за ними». Или: «Заходить вот в это место ни в коем случае нельзя, лед тут обычно легко торосится и может уничтожить судно».
Доскональное знание каждого фута побережья Земли Элсмира и Земли Гранта вкупе с энергией и ледовым опытом Бартлетта позволили нам 4 раза пройти эту Сциллу и Харибду арктических морей.
На следующую ночь в 9 часов туман рассеялся, солнце выглянуло из-за туч, и, когда мы проходили мимо Пайер-Харбор на побережье Земли Элсмира, мы увидели ярко очерченный на фоне снега дом, где я провел зиму 1901–1902 годов. Вид его воскресил в моей памяти рой воспоминаний. Здесь, в Пайер-Харбор, с сентября 1900 по май 1901 года меня ждали на «Уиндварде» моя жена и маленькая дочь; из-за тяжелых ледовых условий корабль в тот год не мог ни пройти к Форт-Конгер в 300 милях севернее, где я тогда находился, ни выйти на открытую воду к югу и вернуться домой. Весной 1901 года я был вынужден повернуть обратно от бухты Линкольн – истощение моих эскимосов и собак сделало невозможным бросок к полюсу. В Пайер-Харбор я встретил семью, в Пайер-Харбор простился с нею, полный решимости предпринять еще одну попытку достичь цели.