Гордей начал понимать. Он слегка съёжился, втягивая голову в плечи.
— Кметям, которые помогали в грабеже и насильстве — по десять батогов! — ледяным голосом сказал князь. — Из рати изгнать, вместе с семьями навечно переписать в смерды. Награбленное воротить. Девушку одарить из княжьей казны — двадцать гривен.
Толпа ахнула вновь — никто из новогородцев не ожидал, что князь велит взыскать с кметей и гридня, словно с простых людинов.
— Семью гридня, опозорившего князя и свой род также навечно переписать в мужики, — всё с таким же ледяным спокойствием продолжал князь. Несмеян вновь прищурился, и снова увидел за спиной недвижную фигуру Славимира. Ан нет, не недвижную. Тень медленно кивала косматой и рогатой головой в такт словам князя, рога бросали солнечные искры — утверждала приговор. — Самого же гридня… взять! — бросил Всеслав резко.
Несмеян, вздрогнув, открыл глаза. Гордей, уже поняв, что его дело плохо, рванулся к княжьему креслу, но двое кметей уже схватили его за руки, а третий ударил в спину подтоком копья, сбивая с ног.
Всеслав коротко мотнул головой в сторону обрыва. Руки Гордея захлестнула верёвка, шею стянула тяжестью удавка с камнем на конце.
— Княже! — хрипло-горловой вопль — отчаяние и изумление! Гордей так ничего и не понял.
Глухо бухнула под откосом яра вода — Волхов впервой за три сотни лет получил столь значимую жертву! Все вслушались.
Умеючи можно выплыть и в плаще и в сапогах, и даже со связанными руками. И даже с камнем на шее.
Но под яром раздался вдруг глухой короткий рёв, с которым смешался отчаянный животный вопль — уж не сам Змей Волхов принял жертву?
Величественная фигура за спиной Всеслава Брячиславича удовлетворённо склонила голову.
В ночи звучно многоголосо гремели цикады. Несмеян швырнул в Волхов камешек, несколько мгновений глядел на разбегающиеся круги. Взял второй.
— Покинь, — негромко сказал Витко, не подымая головы.
Друг сидел на большом камне у самой воды.
— Чего? — переспросил Несмеян.
— Не надо, — тихо сказал Витко. — Смотри, как хорошо.
Ночь и впрямь стояла хорошая — тишина, ни ветринки, и вода в Мутной-Волхове — не шелохнётся.
— Знал его? — Несмеян не уточнил — кого. И так было ясно.
Витко шевельнул плечом.
— Ну… да. Доводилось одним щитом голову укрывать. Не худой был воин.
Замолчали.
— И часто у вас… вот так? — не сдержался Славята. Бывший старшой Ростиславлей дружины сидел поблизости на горбатой коряге, в задумчивости кусая длинный ус. Жилистый и длинноногий, с висящим над правым плечом седым чупруном, он был чем-то похож сейчас на огромного кузнечика.
Несмеян метнул на него неприязненный взгляд, шевельнул усом:
— У нас, Славята, у нас…
— Ну у нас, — поправился гридень. — Не про то я…
— До сих пор не доводилось против русичей воевать… — нехотя выдавил Несмеян. — Но наказ был строгий дан…
Замолчали снова.
— А ты видел, Витко?.. — спросил вдруг Несмеян и осёкся.
— Что — видел?.. — не понял Витко. Несмеян коротко рассказал про тень Славимира в медвежьем плаще и рогатом шеломе.
— Не видел, — мотнул головой друг.
— И я не видел, — подтвердил Славята, глядя на Несмеяна с любопытством.
А ты — видел ли? — спросил Несмеян сам у себя. — Славимира-то?
Альбо — не Славимира?
Может, то сам Велес явил сегодня свою волю через князя?
— Ты так в ведуны альбо в волхвы скоро подашься, Несмеяне, — раздался сзади знакомый голос.
Гридни вскочили — на тропке, облитый с ног до головы лунным светом, стоял Всеслав Брячиславич, а за его спиной — новогородский боярин, Гюрята Викулич.
— Видишь то, чего не видят другие, — князь устало улыбнулся, и Несмеян тоже дозволил себе улыбку.
— Мы же в святилище, княже Всеслав, — возразил он. — Может, потому…
— Может, может… — рассеянно сказал князь. Подошёл вплоть, задумчиво коснулся камня, на котором только что сидел Витко, кончиками пальцев.
— Святилища-то… нет давно, — осторожно заметил за спиной Славята.
— Место осталось, — сказал Всеслав, глядя на реку. — Священное место, Велесом да Перуном отмеченное. И не зря отмеченное. Глянь, как красиво…
Было красиво.
Светила полная луна, и в её неверном свете, в тихой воде Волхова стояли отражения сумрачных ельников, светлых боров и радостных бело-зелёных березняков на правом берегу, дрожало в едва заметной ряби вместе с лунной дорожкой отражение церкви.
Церкви?!
Все четверо замерли, изумлённо глядя на реку. То, что отражалось в воде, не было церковью. Отражённый в Волхове храм был гораздо выше перынской церкви, над шатровыми кровлями не было крестов и куполов, над главным входом грозно вздымал длинные клыки огромный череп невиданного зверя — не самого ли индрика?
Наваждение?
Нет!
Несколько мгновений князь, боярин и три гридня смотрели на отражение, затаив дыхание, охваченные каким-то молчаливым трепетом, дыханием седой древности. Тревожно пахнуло дикими травами, горьковатым тонким запахом гари…
Налетел лёгкий ветерок, унёс запахи, сморщил рябью воду реки. Отражение пропало.
Глава третья Эхо войны
1. Росьская земля. Киев. Лето 1066 года, червень
— Мальчишка! — великий князь хлопнул ладонью по столу, ушиб руку, поморщился. Гонец косо глянул на него от двери, но смолчал — нечасто приходилось видеть кметям Изяслава Ярославича в гневе.
Великий князь вскочил с места, прошёлся по горнице туда-сюда, резко поворотился к гонцу.
— Рассказывай! — бросил он.
— Чего — рассказывать? — не понял кметь. Снова глянул на князя с опаской. Неуж Мстислав Изяславич в письме своём не всё написал?
— Князь твой пишет, его Всеслав разбил! И что он, Мстислав, сюда бежит! И всё! Ты сам был в том бою?!
— Был, — выдавил кметь, глядя в сторону.
— Ну вот про всё и рассказывай!
А что расскажешь-то?
Про то, как лазутчики вовремя проведали — идёт из Полоцка Всеслав с ратью, конно и пеше, снова на Плесков? Альбо про то, как рать Всеславля, к Плескову идучи, мало не вдвое увеличилась? К полоцкому оборотню толпами стекались кривичи — обозлённые на крестителей и священников язычники, обиженные прошлогодним разорением плесковичи. А во главе отрядов стояли Всеславли кмети, загодя полочанином разосланные — немало потрудился за прошедшую зиму Всеслав Брячиславич.
Альбо про то, как ринул Мстислав Изяславич с дружиной и городовой ратью впереймы полоцкому князю к Плескову, а поход Всеслава оказался обманкой — совсем не собирался полоцкий оборотень повторять прошлогоднюю ошибку и ломать зубы о каменные стены Плескова? Зачем? Можно взять чуть к восходу и перехватить новогородскую рать на пути.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});