Читать интересную книгу Битвы, изменившие историю - Флетчер Прэтт

Он действовал как участник бессрочного крестового похода и правая рука Филиппа Испанского, публично молившегося о том, чтобы ему никогда не пришлось называться королем тех, кто отверг Господа Бога своего (по понятиям католической конфессии), и сказавшего, что лучше он пожертвует сотней тысяч жизней. Но был еще и вопрос конституции. Альбе хватило проницательности понять, что ему никогда не искоренить протестантскую ересь, если он сначала не избавится от местных советов (по одному на каждый нидерландский город или провинцию), у которых были в ведении юридические и финансовые вопросы при сложной системе хартий, привилегий и вольностей. В глазах вечного крестоносца эти советы не выполняли своего прямого долга. Они не справились с ересью, они смотрели сквозь пальцы на открыто проводимые кальвинистские сборища, не карали наказанием вандалов, которые грабили и разрушали церкви во время великой иконоборческой волны 1566 года.

Поэтому первым делом Альба ударил по важным католическим дворянам, хранившим неприкосновенность хартий, потом по мелкому клиру, возмутившемуся тем, что его доходы потекли в руки вновь назначенных испанских епископов, и, наконец, по магистратам больших городов; все это были католики. Виновность протестантов считалась само собой разумеющейся, но первый необходимый шаг — уничтожение местного самоуправления или введение над ним такой власти, которая заставит его повиноваться приказам из Испании.

С этой задачей Альба справился. Эгмонт, Горн и Гогстратен мертвы, их имущество конфисковано; Вильгельм Оранский конченый человек, а его собственность, которая находилась во владениях Филиппа, тоже конфискована. Потребность в сопротивлении уступила место ледяному равнодушию. Едва ли кто присоединился к принцу Вильгельму, когда он перевел своих наемников через французскую границу. Инквизиция с успехом продолжала работу по уничтожению еретиков, когда произошло одно важное событие. Жалованье для солдат Альбы суммой в 450 тысяч дукатов находилось на борту пяти кораблей, которые шторм отнес в Плимут, и английская королева Елизавета, эта вероломная дама, не пренебрегавшая ни одной возможностью обогатиться, прибрала к рукам дукаты и корабли.

Вернуть деньги можно было только с помощью дипломатии, но дипломатии обычно не удавалось вытянуть деньги из Елизаветы. Кроме того, переговорный процесс займет много времени, а деньги были нужны немедленно. Непобедимым терциариям давно не платили, и они начали высказывать недовольство по этому поводу. Решись они взять все, что посчитают нужным, никто не сможет им помешать, тем более что испанские солдаты, оставшись без жалованья, раньше уже принимались взимать задолженность. Испытывая по этому поводу обоснованные опасения, в марте 1569 года Альба созвал Генеральные штаты в Брюсселе и сказал, что придется ввести налог на содержание солдат, которые их защищают. Он предложил уплатить единовременный однопроцентный налог на все недвижимое имущество, пятипроцентный налог на все сделки с недвижимостью и десятипроцентный налог с оборота. Он объяснил представителям сословий, что эта система называется «алькабала» и очень хорошо работает в Испании.

Возможно, в Испании так оно и было, но Нидерланды представляли собой густонаселенную коммерческую зону, и такие налоги на недвижимость и с оборота означали для нее разорение. Генеральные штаты отказались вводить их; Альба получил долю своего однопроцентного налога, на том и кончилось. Утрехт отказался уплатить даже один процент; Альба расквартировал там полк, после чего объявил город и всю провинцию виновными в государственной измене и конфисковал в пользу короны его льготы, привилегии и собственность. К протестующим присоединились даже католические епископы и два члена «Кровавого совета» Альбы. По стране покатились волны недовольства, словно реки подо льдом, которым нужна только трещина, чтобы прорваться наружу.

II

В это время Альба обнаружил, что Вильгельм Оранский не такой конченый человек, как думал герцог. Еще в 1566 году, перед вспышкой иконоборчества представители низшего дворянства устроили в Брюсселе съезд, намереваясь выразить протест против жестокости, с которой инквизиция расправлялась с еретиками. Они передали «прошение» к тогдашнему наместнику о смягчении приговоров. Услыхав брошенное в их сторону прозвище «гезы» (нищие), они перенесли заседание в гостиницу, где устроили попойку и с энтузиазмом сделали своей эмблемой нищенский посох, суму и миску и учредили союз в защиту нидерландских привилегий. Позднее в числе обвинений, отправивших Эгмонта и Горна на плаху, было то, что они зашли в гостиницу, пока там шло это веселье, хотя оба обвиняемых с неодобрением удалились.

Из-за репрессий Альбы стало опасным носить эмблему гезов, а к тому времени, когда поднялся спорный вопрос по поводу налогов, их движение почти прекратилось. Вильгельм Молчаливый имел все сведения о том, какие чувства рождались в этих спорах. У него была отлично налажена разведка, которая помогла ему выжить: он имел шпионов даже в мадридском кабинете министров, которые предупреждали Оранского всякий раз, когда власти подсылали к нему нового наемного убийцу. Как независимый принц, он выдал восемнадцати кораблям каперские свидетельства. Его брат Людовик Нассауский позаботился о том, чтобы их как следует снарядили в порту французских гугенотов Ла-Рошели. Так появились морские гезы, занятием которых стали грабежи и убийства католиков.

К концу 1569 года восемьдесят четыре корабля были готовы к отплытию; ни одна церковь или монастырь на побережье не были в безопасности от них. Вильгельм Оранский пытался держать их в разумных рамках, дал им устав и назначил адмирала, но с таким же успехом можно было пытаться обуздать носорога. Главными вождями морских гезов были Гийом де Блуа, адмирал Треслонг и Гийом де ла Марк, потомок знаменитого «дикого вепря Арденн», очень похожий на своего предка. Ни одно событие на «испанском море» не обходилось без участия морских гезов. Над ними не было никакой гражданской власти, их воодушевляла свирепая ненависть. Многих из них палачи инквизиции лишили ушей и ноздрей или изувечили иным образом, и теперь они получили шанс поквитаться за все. Священников, монахинь и католических судей гезы обычно мучили до смерти, во всеуслышание заявляя, что относят это на счет Альбы.

История не сообщает, что думал об этом сам герцог. Вероятно, он считал морских гезов бандитами, с которыми со временем можно будет справиться обычным способом: отрезать их от баз. В данном случае эта задача требовала дипломатических усилий. Королева Елизавета Английская, как можно было ожидать, позволяла гезам пользоваться английскими гаванями для пополнения запасов продовольствия и торговли награбленным, но ей не хотелось слишком раздражать Филиппа Испанского. Когда из Мадрида начали поступать резкие протесты, она официально объявила, что закрывает свои порты для морских разбойников.

Это было в начале 1572 года. Немецкие порты находились далековато и представляли собой не очень хорошие рынки для сбыта. Возможно, что дискуссии между гезами о том, что делать, были в самом разгаре, когда 1 апреля поднялся несезонный западный ветер и занес двадцать восемь их кораблей под предводительством Треслонга в эстуарий Шельды. Они стали на якорь недалеко от Брилла на острове Вальхерен, и горожане сообщили им, что гарнизон испанцев ушел в Утрехт, чтобы обеспечить выполнение эдикта о государственной измене.

Треслонг решил занять город, гезы подожгли северные ворота и прорвались в них, пользуясь мачтой как тараном. К католическим церквам и прочим религиозным заведениям они отнеслись как обычно, но жителей не обижали. Затем они собрались оставить город, но Треслонгу пришло в голову, что здесь решение проблемы порта. Вместо того чтобы уйти из города, он спустил на берег несколько пушек и поднял флаг принца Оранского.

Известие об этой безумной выходке вызвало цепную реакцию. Жан де Анен-Льетар, граф Боссю, губернатор Голландской провинции, привел значительные силы, чтобы вернуть город. В Брилле находилось не более трехсот гезов, но горожане помогли им обороняться. Кто-то открыл шлюз, и испанцев снесло на плотину, где их расстреляли с кораблей. Большинство баркасов, на которых они прибыли к городу, были захвачены. Боссю еле унес ноги; его силы были полностью разбиты.

Услышав об этом, Вильгельм Оранский сначала отнесся ко всему как к очередной эскападе неуправляемых морских гезов. Но лед был расколот; оказалось, что есть одна вещь, с которой не могут справиться терциарии, — вода. Против испанского гарнизона поднялось гражданское наводнение, морские гезы прислали подмогу, и главного инженера Альбы, поспешившего укреплять цитадель, повесили на ее воротах. Весь остров Вальхерен, кроме Миддельбурга, перешел в руки бунтовщиков, а с Вальхерена движение распространилось на Большую землю. Повсюду в Зеландии, Голландии, Гельдерне, Оверейсселе, Утрехте и Фрисландии взвивался флаг Оранского; среди этих провинций только в Амстердаме и нескольких мелких городах не удалось уничтожить испанцев, и они остались на стороне короля. К этому моменту Людовик Нассауский собрал во Франции армию, которая вторглась в Нидерланды и взяла Монс. Это событие подняло дух повстанцев, подарив им одну из величайших военных песен в истории: «Вильгельмус ван Нассаувен», которая по-прежнему является государственным гимном Голландии. На волне возбуждения от сторонников принца полились деньги, позволившие Вильгельму нанять армию и перейти немецкую границу.