ему удалось бы умерить страсти. Но ему пришлось остаться в Испании из-за восстания мусульман и из-за семейной трагедии. Сын и наследник Филиппа принц Карлос родился не только с физическим уродством, но и с душевным и умственным расстройством. Попытки излечить больного подкладыванием ему в постель мумифицированного святого не особо помогли, и молодой человек становился все более буйным. Наконец, в 1568 г. его пришлось изолировать от общества. В заточении Карлос, судя по всему, заморил себя голодом, хотя противники Филиппа тут же обвинили короля в отравлении сына[147].
Можно не сомневаться, что помешательство дона Карлоса было следствием кровосмешения: по этой причине у него имелась только половина обычного набора предков в третьем колене. Двое из четырех его дедов и бабок были детьми Хуаны Безумной, а его мать Мария Мануэла Португальская одновременно приходилась ему троюродной сестрой. Реформация заметно сузила выбор монарших семей, подходящих для матримониальных связей, и кровосмесительные браки стали у Габсбургов еще более обычными. Испанская и центральноевропейская ветви династии обменивались супругами в каждом поколении. Из 73 браков, заключенных между представителями двух ветвей в 1450–1750 гг., четыре сочетали дядю с племянницей, 11 — двоюродных братьев и сестер; еще в четырех супругов связывало двоюродное родство через поколение, а в восьми — троюродное родство. Во множестве других случаев в брак вступали более дальние родственники. Каждый из этих браков, прямо запрещенный церковью, требовал особого дозволения папы[148].
В свое время брачная дипломатия очень помогла Габсбургам. Но теперь кровосмесительные браки несли им уродства и умственную отсталость. Выступающая челюсть и отвисшая нижняя губа, придававшие необычный облик уже Карлу V, доходили теперь до степени безобразия, так что один из габсбургских правителей получил прозвище Fotzenpoidl (что можно мягко перевести как «лицо кретина»). Из-за кровосмешения в династии стали обычны душевные расстройства, эпилепсия, мертворождения и нежизнеспособное потомство. Из 34 детей, рожденных в испанской королевской семье в 1527–1661 гг., 10 не прожили и года, а 17 не дожили до 10 лет, что дает уровень детской смертности 80 % — в четыре раза выше, чем тогдашний средний[149].
К концу XVI столетия иностранные пропагандисты, сплетя воедино зверства инквизиции, угнетение народов и бесчинства испанских солдат, создали жанр, который впоследствии станет известен под названием «черная легенда» (термин, строго говоря, уже XX в.). Долгое умирание самого Филиппа (1598) и физические страдания, терзавшие его в последние дни, хорошо вписывались в эту легенду, как Господня кара за преступления монарха. А к описаниям жестокостей добавились байки о порочных связях между царственными отцами и дочерьми и о рождении монстров, которые стали метафорой упадка и морального разложения[150].
Для протестантских авторов (и для евреев) царствование Филиппа служило примером того, как легко монархия может обернуться тиранией и религиозными преследованиями. В самом деле, многие обвинения, предъявленные казненному в 1649 г. английскому королю Карлу I, повторяли морализаторские обличения в адрес Филиппа II. Между тем в глазах испанских писателей и драматургов огромные владения Филиппа и его непоколебимая преданность католической церкви облекали Испанию высокой миссией защитницы веры и имперской судьбой, не менее, а может быть, и более великой, чем у Древнего Рима. В появившихся в те годы «священных фестивалях», разыгрываемых как на сельских площадях, так и в королевских дворцах, отождествление Испании с триумфом католичества показывалось через поклонение святому причастию: символы этого таинства соединялись с образами страны и правящей династии. Один знаменитый автор писал, обращаясь к согражданам:
Господь избрал вас как свой особый народ. Он избрал тебя, о Испания! Он почтил тебя тем, что ты всемирна, что ты правоверна и непогрешима, что ты оберегаешь и хранишь Святую Католическую Апостольскую Римскую церковь, распространяешь веру во всем мире, почитая Христа, Господа нашего.
Грандиозная идея всемирной империи, стоящей на службе истинной веры, теперь уже прочно утвердилась в Испании[151].
9
ДОН ХУАН И ГАЛЕРЫ ЛЕПАНТО
Осенью 1559 г. 12-летний мальчик по имени Херонимо приехал в сопровождении опекуна в цистерцианский монастырь, расположенный в лесной местности, примерно в 30 км от Вальядолида. Неподалеку охотился король Филипп; завидев его приближение, мальчик встал на колени. Но не успел он этого сделать, как король поднял его и спросил, знает ли он, кто его отец. Смутившись, Херонимо отвечал, что нет, и в этот миг Филипп обнял его. Король сказал, что отец у них общий, что они братья: хоть и рожденные от разных матерей, оба они были сыновьями покойного императора Карла V.
История о принце, чье происхождение остается тайной, типична для испанской драмы золотого века, но в этом случае, похоже, дело обстояло именно так, во всяком случае в основных чертах. Мальчик, родившийся в 1547 г., — плод любовной связи Карла V с Барбарой Бломберг из Регенсбурга. Барбара была не певицей, как часто утверждают, а кухаркой в трактире, где как-то остановился император. В раннем детстве мальчика отняли у матери и отдали на воспитание сначала в Нидерланды, а затем в Испанию. Карл следил и за ребенком, и за матерью: с мальчиком он старался видеться, а Барбару выдал замуж за одного из своих чиновников в Брюсселе. В самом конце своего правления Карл официально признал отцовство, и так Филипп впервые узнал, что у него есть единокровный брат. Карл также приказал, чтобы мальчику нашли подходящую церковную должность и чтобы его имя было изменено с Херонимо на Хуана — в честь матери Карла Хуаны. Впоследствии мальчик стал известен как дон Хуан, но его не следует путать с любвеобильным Дон Жуаном (или Гуаном) из английской и континентальной драматургии и поэзии[152].
Поначалу Филипп следовал отцовской воле и поместил дона Хуана в университет в городе Алькала-де-Энарес под Мадридом. Это заведение специализировалось на подготовке священнослужителей, но вскоре Филипп решил, что брат больше нужен ему как политическая фигура. Аристократия Нидерландов считала, что управлять страной должен член монаршей семьи. Первой наместницей Карла в Нидерландах была его тетка Маргарита Австрийская, а после ее смерти (1530) — сестра Карла Мария Венгерская, но у Филиппа не хватало подходящих для такой задачи близких родственников. Поэтому он настаивал, чтобы Мария осталась на посту даже после ее отхода от дел в 1555 г. Мария не поддалась на уговоры, и тогда Филипп нашел ей замену в лице своей единокровной сестры Маргариты Пармской.
Как и дон Хуан, Маргарита была незаконнорожденным ребенком Карла V, на этот раз от фламандской горничной. В юности ее несколько раз сватали за разных итальянских кавалеров. Став наместницей в Нидерландах, Маргарита ради