Читать интересную книгу Воскресный день у бассейна в Кигали - Жиль Куртманш

Старательно, методично, хладнокровно несколько сотен человек планировали уничтожение части человечества. На первом этапе все относительно просто - нужно устранить политических противников, видных деятелей, а потом? Откуда у них эта уверенность - ведь их было так же мало, как и нацистских лидеров, - что большинство населения последует за ними, будет участвовать в этом и согласится не только указать подозрительные дома, но и натравить собак на своих соседей и товарищей по работе? Как они могли на полном серьезе верить, что тысячи людей согласятся стать убийцами? И самое главное, как они могли быть в этом настолько уверены?

– Жантий, скажи мне, что этого не может быть.

– Нет, теперь ты знаешь, что здесь все может быть.

Они лежали под большим фикусом. Ласковый теплый ветер шелестел листвой и приносил с собой лай бродячих собак и звуки музыки, доносившиеся с дискотеки на кольце Республики. Скрипели шины, надрывались клаксоны - какие-то лихачи спешили домой до начала комендантского часа. Жантий терпеливо укачивала ребенка, протяжно напевая какую-то бесконечную мелодию холмов. Валькур чувствовал себя разбитым. Легкие прикосновения пальцев Жантий приносили скорее боль, чем удовольствие. Она была права. Он давно знал, просто отказывался в это верить. А теперь ему придется жить в полной уверенности, да еще и с откровениями Теонеста. Даже присутствие Жантий под этим идеальным деревом, такой красивой и такой беспомощной перед неизбежным кошмаром, причиняло почти физическую боль. Он ничего не мог с этим поделать, кроме как поцеловать свою жену, чтобы снова почувствовать вкус к жизни.

Однако трудно избавляться от старых привычек. На следующее утро, на рассвете, Валькур явился в генеральный штаб ООН со своим блокнотом, списками имен и мест, где экстремисты прятали оружие, с планом геноцида. Генерал-майор отказался принять его и просил передать, что, если у него есть важная информация, он может сообщить обо всем его агенту по связям с общественностью, известному экстремисту. Валькур помчался по дороге, ведущей в Каензи, к дому, где жила Эмерита. Он хотел предупредить ее, а еще посоветоваться.

Жандармы, установившие заграждение в сотне метров от перекрестка, не пропускали машины. Дальше он пошел пешком, размахивая удостоверением журналиста,. Несколько десятков человек окружили дом таксистки. Полная неразбериха. Крик, плач. Кто-то потрясал мачете и дубинками. На красной земле лежало огромное обезображенное тело хозяйки дома, который снимала Эмерита. Жозефина, ее сестра, взяла Бернара за руку. «Подойдите, посмотрите, что они сделали с моей младшей сестрой». Валькур отказался. «Вы должны. Она вас очень любила».

В душевой все еще текла вода, поэтому вокруг змеились красные ручейки. На стенах и на земле остатки того, что было раньше руками, лицом, грудью. Гранатой, брошенной через окно в этот закуток, тело разорвало в клочья. Валькура стошнило. Ему хотелось плакать. Но, сoвеpшеннo обессилев, он лишь судорожно вздрагивал, пока желудок отторгал свое содержимое.

Неподалеку от дома, на пересечении дороги в Каензи с бульваром, ведущим в центр города, веселились ополченцы из «Интерхамве». Слышно было, как они распевали песни, призывающие к истреблению тараканов. Они сновали около небольшого бара, который служил им штабом, а проходящие мимо тутси подвергались нападкам и оскорблениям.

Проводив Валькура в «Каритас», Эмерита в сопровождении нескольких друзей и сержанта жандармерии, дежурившего на перекрестке, прямиком направилась к бару. Жозефина попыталась ее остановить. «Чем чаще мы опускаем голову и ускоряем шаг, делая вид, что не замечаем их, тем больше они уверены в том, что могут нас истребить. Наше молчание и бездействие придают им уверенности и сил», - ответила Эмерита. Она говорила об угрозах, о молодых девушках, которых силой тащат на задворки убогих домишек, когда наступает ночь, о трупах, которые находят каждое утро вдоль дорог, и о поджогах. Все знали, что это они. Многие их видели. Их надо остановить. Жандарм был в замешательстве, он объяснял, что не может на основании таких незначительных улик требовать проведения официального расследования и что истица вместе со свидетелями должна обратиться в прокуратуру с официальным заявлением, заполненным «по всей форме». Для пущей важности он попросил, впрочем, особенно не настаивая, чтобы ополченцы разошлись и сдали оружие. Они отошли метров на сто, громко смеясь и ругаясь. Эмерита ликовала. Она послала им вслед оскорбительный жест. Они, конечно, вернутся, но она вместе с друзьями снова выступит против них. По дороге к дому она рассказывала сестре и друзьям, окружившим ее, как в прошлом году с луками и стрелами, дубинками и камнями жители одной деревни в префектуре Бугесера защищались от солдат и предотвратили бойню. «Конечно, они чувствуют себя всемогущими. Мы и пальцем не пошевелили, ходим безропотно, как овцы, и покорно принимаем смерть». Они соглашались с ней скорее из вежливости, горячей поддержкой здесь явно не пахло, к тому же некоторые были уверены, что она только что подписала всем им смертный приговор. Расставшись с друзьями, женщина решила принять душ. Ей так хотелось сохранить, пропитавший ее тело кисло-сладкий запах любви, который она с наслаждение вдыхала, с тех пор как покинула отель, но дела есть дела, а предпринимательница, как было написано на ее карточке, должна всегда быть безупречно чистой. Она пела, вернее сказать, горланила: «Расскажи мне о любви», когда в окно бросили французскую гранату, которая через Каир, а потом и Заир прибыла в Руанду, чтобы закончить свой путь в душевой Эмериты. Обо всем этом Валькур узнал от Жозефины, которая в момент взрыва чистила картошку. А еще она попросила его никогда больше не навещать ее и не приходить на похороны. Нет, это не потому, что она на него сердится. Просто она беспокоится о его безопасности. «Возвращайтесь в Канаду, так будет лучше для вас». И не приобняла, сохраняя дистанцию между телами, как это обычно делают руандийцы, а заключила его в объятия, как обнимают очень близкого друга.

Когда Валькур вернулся к такси, дожидавшемуся его возле заграждения, его окликнул жандарм.

– Вы знаете эту террористку Эмериту? У нее были друзья, которых вы можете опознать?

– Да, это я.

- 10 -

Одна большая кружка «Примуса», вторая, нырнуть в бассейн, немного полежать под палящим солнцем, третья кружка «Примуса», еще раз нырнуть, а потом завалиться спать до утра, ни с кем ни полслова, даже с Жантий, покуда не разбудят своим гамом воронье и сарычи, направляющиеся на свалки, наполнившиеся за ночь свежими отходами, на обочины дорог и улиц, усеянные новыми трупами, которые никто не осмеливается подобрать. Вот чего хотел Валькур, когда вошел в холл отеля, где его встретил Зозо, как всегда, излишне приветливый. «Много сообщений для вас, мсье Валькур, и много канадцев в отеле».

Казалось бы, обычный воскресный день у бассейна в Кигали. Все канадское поселение Руанды предавалось веселью. Среди них было, конечно, несколько скромных, или, скорее, осторожных служащих и монашки, которые никак не могли понять, зачем их сюда позвали, однако для большинства это стало настоящим приключением в стране, где их наделили таким влиянием, такой властью и свободой, которые им раньше и не снились. Подчиненные обращались к ним не иначе как «шеф», и они вели себя соответственно. Приглашение получили все преподаватели университета в Бутаре, а также ответственные работники квебекского правительства, служившие в местных министерствах, где они пытались навести мало-мальский порядок во вверенных им ведомствах, руководя своими низкооплачиваемыми коллегами из числа руандийцев, в то время как их начальство в открытую опустошало казну. Был здесь и главный лесничий, отвечающий за охрану природного парка Ньюнгве, в котором, как на большой ферме, стройными рядами росли тысячи кустов марихуаны. Зарплату ему, как и другим лесничим, выплачивало канадское правительство, выделявшее деньги на исследования древесных пород. Этот лысый угодливый человечек, такой уродливый, что даже проститутки с нескрываемым отвращением принимали его неуклюжие ухаживания, был не понаслышке знаком с наркотрафиком. Из всего того честного народа, что собрался около бассейна, каждый хотя бы раз становился свидетелем того, как при невыясненных обстоятельствах исчезали их руандийские коллеги или, словно по мановению волшебной палочки, испарялись фонды. Случаи эти чаще всего забавляли их, и они рассказывали об этом друг другу, как в пивной говорят о рыбалке или хвалятся сексуальными подвигами. В любом случае, - как они объясняли, неохотно отвечая на расспросы, - они ничего не могут с этим поделать, Если они заговорят, им никто не поверит. А если и поверят, то будет еще хуже - программу закроют, и они снова превратятся в рядовых чиновников.