Читать интересную книгу Воскресный день у бассейна в Кигали - Жиль Куртманш

Во время своих встреч с министрами отец Луи всегда проповедовал терпимость, умеренность и равенство. Он делал это сдержанно и вежливо, будучи убежденным, что, несмотря на катастрофу, которая может произойти, и вне зависимости от того, кто победит, он должен оставаться здесь не для того, чтобы спасать души (души спасаются сами), а чтобы помогать. Отец Луи был не так уж далек от истины. Лет сорок назад он решил, что должен идти на сделку с бандитами и убийцами, многие из которых имели наглость приходить к нему исповедоваться. В одиночку он балансировал на тонкой грани, защищая как мог мятежников и встречаясь, потому что так было надо, с теми, кто их преследовал. И те, и другие хотели переманить его на свою сторону и постоянно напоминали о том, что нужно сделать выбор. Выбор он сделал давно, главным для него было делать свою работу, а для этого ему пришлось справиться с соблазном, усмирить свою гордость и не позволять себе заявлять во всеуслышание о том ужасе, который мучил его с того момента, как он приехал в Руанду, и который с каждым днем становился все сильнее. Богу все было известно; этого было достаточно. Иногда, мучаясь бессонницей, он считал в уме. Тем, что молчал, он спасал столько жизней. Сколько именно, он не знал, но был уверен, что спасал. Если бы он заговорил, смог бы он спасти больше людей? Однажды он доверился Валькуру, который писал статью о том, что будто бы на юге страны уже шла резня. Они пили вдвоем ночь напролет, и старый кюре, которому пузырьки шампанского ударили в голову, делал страшные признания. Да, он мог доказать, что за несколько дней десять тысяч тутси были зверски убиты в Бугесере. И это была своего рода генеральная репетиция геноцида, о котором мечтали экстремисты-хуту. В шесть часов утра он постучал к Валькуру, и тот пообещал не публиковать его откровения.

Он положил в пепельницу старую вересковую трубку, которой было лет сорок, вздохнул и опустил голову.

– Господин Валькур, вы знаете, я считаю вас своим другом и уважаю Жантий. Не могу я не знать и о вашей любви, в Кигали говорят о вас как о новых Ромео и Джульетте. И тем не менее… Вы подумали о разнице в возрасте, о культурном барьере? Буду откровенен, мне бы не хотелось, чтобы эта свадьба состоялась. Более того, будь это в моей власти, я бы заставил вас уехать, так было бы лучше и для вас, и для Жантий.

Он снова взял свою трубку и глубоко затянулся.

– Я немного старомоден, Валькур, вы об этом знаете. Так и напрашиваются все эти расхожие церковные словечки, клише, которыми оперируют священнослужители и добропорядочные прихожане, живущие больше Священным Писанием, чем настоящей жизнью. И все то, о чем я вам только что сказал, - вы, думаю, согласитесь - был голос разума. Вот уже несколько лет я не могу разорвать этот порочный Круг. Что подсказывает здравый смысл?

Что молодые не должны быть со старыми. Что беды - неотъемлемая часть нашей жизни. Что пока существует человек, будет существовать и бесчеловечность. А еще он говорит, что надо слушаться родителей, начальников, правительство. Подсказывает, что мятеж - удел подростков, а подчинение порядку - признак взросления. Он объясняет нам, что война неизбежна и что убийства в порядке вещей. Разум советует нам принимать окружающий мир таким, как есть. Я никогда не слушал голос разума. Я считал, что борюсь с окружающим миром. Как? Спасал голодного ребенка, мыл больного СПИДом, раздавал медикаменты, проповедовал то самое Слово Божье, служил мессу, рассказывал о совершенно бессмысленной жертве Сына Божьего. Да, я так считаю. Не хмурьтесь, я знаю, что вы атеист. Но я смотрю на то, что делают все эти здравомыслящие люди. Они вовлекли нас в две мировые войны. Они устроили холокост с той методичностью, с какой планируют экономическое развитие региона или экспансию транснациональной компании. Вьетнам, Никарагуа, апартеид в Южной Африке и еще сотня, а может, и больше, войн, опустошивших этот континент после ухода колонизаторов, - все это дело их рук. И эти убийцы вовсе не безумны. Попадались, конечно, и неврастеники, вроде Гитлера, но без здравомыслящих людей, без сотен тысяч верующих, благоразумных добропорядочных христиан не случилось бы ни одного из этих бедствий всемирного масштаба. Безжалостно кромсают человечество своими штыками, как правило, люди добропорядочные и уважаемые. Но, если в силу стечения обстоятельств война не случается, они создают все условия для того, чтобы появилась несправедливость. А если не создают, то просто терпят ее, потворствуют, становятся соучастниками или финансируют ее. Валькур, я не считаю себя христианином с тех пор, как попросил вас не публиковать мои рассказы о прошлогодних бойнях. Я устал быть здравомыслящим человеком. Забудьте то, что я сказал вам о свадьбе. Не знаю, был ли это старый рефлекс кюре или я хотел немного посмеяться над собой. Конечно, я вас поженю и забуду о том, что вы мне признались, что разведены. Вы не представляете, каким счастьем для меня будет благословить союз двух любящих друг друга людей, невзирая на то что Жантий намного моложе вас. Таково мое мнение, и я его не изменю. Мы сыграем свадьбу в воскресенье на следующей неделе, 10 апреля, а заодно устроим и крестины.

Валькур уже собрался было встать, но старый священник взял его за руку, пожал ее и попросил остаться. Он снова раскурил свою трубку, открыл буфет и извлек откуда бутылку и две изящные граненые рюмки. «Коньяк с моей родины, из Шампани». Он выпил рюмку одним глотком и снова наполнил ее до краев. «Маловаты рюмки».

– Не могу больше молчать. В Африке тысячи таких же, как я, священников, которые предпочитают помалкивать, для них важно лишь постоянное присутствие на континенте. Мы утверждаем, что Бог выше людских распрей. В подобных столкновениях мы почти всегда выбираем незыблемость Церкви. И в этом мы не одиноки. Ваши гуманитарные организации предпочитают сотрудничать с диктаторами, а не разоблачать их. Мы тоже. По сути, мы руководствуемся одними и теми же принципами. Если мы заговорим, сейчас как раз об этом и речь, то нам придется уехать и положение этих бедняг только ухудшится. Зачастую так и получается. Конечно, не стоит обвинять в пособническом молчании всех поголовно кюре и сотрудников гуманитарных миссий. Но ведь мы - служители Церкви Христовой, и у нас меньше оправданий. Ведь именно вера и знания, которые мы несем, и говорят о человеческом достоинстве, уважении, справедливости и милосердии. Прекрасные, но лишенные всякого смысла и не имеющие никакого отношения к реальности слова, ибо во имя туманного будущего и абстрактной вечности уже не одно десятилетие мы одобряем самые ужасные злодеяния, какие только можно вообразить. Если бы я мог выступить свидетелем в суде, то посадили бы всех членов правительства и половину экспертов из Международного валютного фонда и Всемирного банка за то, что они без зазрения совести подпитывают ненасытный аппетит всех этих африканских диктаторов. Я сейчас совершу ужаснейшее святотатство, Валькур.

Старый священник медленно опустил голову чуть ли не до самых колен. Потом резко выпрямился.

– Вот уже почти тридцать лет полковник Теонест, вы его знаете, приходит ко мне исповедоваться раз в неделю. Это честный отец семейства и добрый христианин. Он приходил вчера, и первые его слова были: «Отец мой, моя вина в том, что я готовлю большую бойню, последнюю бойню». Он говорил не с представителем Бога, он доверял свой секрет человеку. Нет, даже не секрет, а информацию, тонны информации. Вот так вот, Валькур, это была не исповедь, скорее донос. Я не отпустил ему грехи. Записывайте.

Валькур достал свои блокнот «Уничтожение президента, согласившегося на проведение свободных выборов… Список на полторы тысячи человек… Все лидеры Либеральной партии и СДП (Социал-демократическая партия)… В первую очередь: Ландо, Фостин, премьер-министр Агата… Чиновники и специалисты из умеренных хуту… Все тутси, занимающие ответственные посты. Работа будет выполнена президентской охраной… Потом мобилизация ополченцев в каждом квартале столицы, установка заграждений… Проверка документов… Уничтожение ополченцами при поддержке жандармерии всех тутси, выявленных на контрольных постах… Раздел города на сектора военными и ополченцами, улица за улицей… Каждый ответственный за сектор передаст им список людей, подлежащих уничтожению, и домов, которые необходимо разрушить… Не жалеть ни женщин, ни детей мужского пола… Когда Кигали будет очищен, президентская охрана направится в Гитараму, потом в Бутаре, чтобы провести чистки там… Ни один тутси не должен остаться в живых».

Старательно, методично, хладнокровно несколько сотен человек планировали уничтожение части человечества. На первом этапе все относительно просто - нужно устранить политических противников, видных деятелей, а потом? Откуда у них эта уверенность - ведь их было так же мало, как и нацистских лидеров, - что большинство населения последует за ними, будет участвовать в этом и согласится не только указать подозрительные дома, но и натравить собак на своих соседей и товарищей по работе? Как они могли на полном серьезе верить, что тысячи людей согласятся стать убийцами? И самое главное, как они могли быть в этом настолько уверены?