И все это случится оттого, что столетия размышлений ничему не научили волшебников, оттого, что, когда дело дошло до решительных действий, они оказались не мудрецами, а обыкновенными слабыми людьми, не сумевшими совладать со своей обидой и жаждой мести. Может быть, они осознают свою ошибку, может быть, нет. Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения.
Еще ни разу за всю свою тысячелетнюю жизнь Джэйл не чувствовала себя такой беспомощной.
Глава 8
— Что за мерзкий тип! — проворчала Зара, когда они вышли из зала.
Если это было попыткой выразить Джэйл сочувствие, то серафима предпочла ее не заметить — она кивнула и стала спускаться по лестнице. Зара, Фальк и Тор следовали за ней в молчании.
Фальк, как и Зара, с трудом сдерживал гнев все время, пока Джэйл беседовала с волшебниками. Ему не хотелось мешать ей, он надеялся, что Джэйл все же сумеет чего-то добиться. Теперь же, когда стало ясно, что от волшебников нечего ждать помощи, им овладели те же чувства, что и Серафимой, — злость и безнадежность. Хотя, по правде говоря, он никогда не питал особых надежд. Он был человеком — причем человеком не слишком решительным, а потому понимал Годрика лучше, чем Джэйл, которая во всех своих поступках и мыслях руководствовалась исключительно высокими идеалами.
Теперь он размышлял о том, что предпримут волшебники: попытаются ли они выдворить путешественников из Штерненталя, или, напротив, станут следить за ними, или даже заключат в темницу. Покинуть башню, во всяком случае, им никто не помешал.
На улицах было по-прежнему пустынно, и теперь эта пустота действовала на Фалька угнетающе, рождая дурные предчувствия и подозрения. Ему хотелось знать, куда же подевались все обитатели города. Казалось, что в самом воздухе сегодня разлита какая-то безотчетная тревога, атмосфера была тяжелой, словно перед грозой. Но гроза приносит свежесть, а пока в воздухе сгущалась темная, негативная энергия, и Фальку уже не верилось, что она когда-нибудь рассеется. Заре даже казалось, что она различает в воздухе едва заметный запах серы, — будто врата ада уже дрожат от ударов и первые клубы страшного зловония просачиваются в обреченный на уничтожение мир. Даже аромат цветущих каштанов не мог заглушить этот зловещий запах.
Путники шли по каштановой аллее, ведя лошадей в поводу. Цветы уже начинали увядать. Огромные зеленые листья старых деревьев, похожие на раскрытые ладони, купались в солнечных лучах. Трава по краям аллеи была сочной и темно-зеленой — уже скорее летней, а не весенней. Но волшебная смена времен года больше не удивляла путешественников.
Они шли молча. Все трое думали об одном и том же, но ни одному из них не приходила в голову мысль, которой стоило бы поделиться с собеседниками. Всем троим ситуация казалась безвыходной, но никто не хотел первым вслух признаться в этом. Поэтому лишь цокот лошадиных копыт разносился по пустынным переулкам. Время близилось к полудню, лето еще набирало силу, но Зара заметила, что тени в переулках почему-то удлиняются, а не укорачиваются, а в воздухе, несмотря на жару и духоту, почему-то чувствуется холодок. Но она не была уверена в этом, возможно, у нее просто разыгралось воображение. Хотя за пять сотен лет своей второй жизни вампирша успела повидать многое и привыкнуть ко всему, известие о том, что нынешней ночью настанет конец света, не оставило равнодушной даже ее.
Так, в молчании и раздумьях, они дошли до трактира «У шелудивой собачонки». Брутус был, по обыкновению, спокоен и невозмутим. Его не мучили дурные предчувствия. Казалось, даже если небеса разверзнутся над ним, он и тогда будет преспокойно стоять за своей стойкой.
И тут Фальк наконец нарушил молчание.
— Ну и что дальше? — спросил он, ни к кому лично не обращаясь, глядя вдаль, туда, где высились два темных обелиска, отмечавших вход в город, а сейчас скорее выход из него. — Что мы будем делать дальше? Оседлаем лошадей и уберемся отсюда? Как вы думаете, далеко ли мы успеем уехать?
— В самом деле, что дальше? — внезапно поддержала Фалька Зара. — Что мы можем сделать?
— Я не знаю, — просто ответила Джэйл.
Она выглядела осунувшейся и усталой, словно сейчас на ее плечах лежал весь мир.
— Это все… это все просто невероятно, — тихо продолжала серафима. — Словно дурной сон. И я боюсь… я боюсь, что это в самом деле конец. Я не знаю, что мы можем сделать. Я не знаю, где секта Саккары будет проводить ритуал нынешней ночью, поэтому мы не сможем помешать им. Никто здесь нам не поможет — после отказа Годрика я в этом не сомневаюсь. Нам остается лишь разъезжать по округе в надежде, что мы случайно наткнемся на место, где собираются почитатели культа Саккары. — Она покачала головой. — Нет, это бессмысленно. Они могут быть где угодно. Где угодно…
Печальный взгляд серафимы скользил по темной стене леса, окружавшей город, словно она пыталась угадать, где совершится черная месса.
— Но мы должны что-то предпринять! — не успокаивался Фальк. — Мы не можем просто так сидеть и ждать конца света. Раз мы единственные, кто может спасти этот проклятый мир, значит, мы обязаны это сделать. Разве не говорят, будто боги помогают тем, кто помогает сам себе? Разве это не правда? — Он обернулся к Джэйл. — Разве ты не можешь попросить о помощи? Я имею в виду тех, наверху?
— Ты о ком? — устало спросила Джэйл.
Фальк поднял руку к небу.
— Я говорю о древних богах, — сказал он. — Разве они не могут нам помочь? Нам ведь нужно не так много. Всего лишь намек. А дальше уж мы сами…
Джэйл вновь сокрушенно покачала головой:
— Нет, от них, как и от Годрика, не стоит ждать помощи. Я ведь уже говорила, древние боги давно забыли этот мир, как дети забывают старые игрушки. Они не отзовутся на наши молитвы. Мы больше не интересны им. Они даже не заметят нашего исчезновения.
Но от Фалька было не так-то просто отделаться. Во-первых, он просто не мог поверить, что никто не заметит его исчезновения. Во-вторых, он чувствовал, что обязан сделать что-то для спасения мира, а также для себя и Элы, и никакие слова не могли охладить его пыл.
— Но, может быть, мы могли бы… — начал он.
Тут Джэйл резко обернулась и, наставив на него палец, сказала:
— А теперь послушай меня. Мы не можем победить противника, если не знаем, где его искать. Мы сделали все, что могли, и даже чуть больше. Но этого недостаточно. Пойми это наконец и прекрати болтать. Мы проиграли. Пойми это и замолчи.
В ее голосе звенел гнев, и Фальк даже отшатнулся в сторону. Он не ожидал такой вспышки ярости от спокойной и уверенной в себе серафимы. Но Зара очень хорошо понимала, что происходит с Джэйл. Дело было в том, что Фальк был прав, прав во всем. Джэйл прекрасно это знала, но ничего не могла сделать. Именно поэтому она и злилась — не на Фалька, а на себя, за то, что в критический момент оказалась бессильной. Она была создана для того, чтобы защищать людей, простых слабых людей вроде Фалька. И сейчас, когда всему человечеству грозит величайшая опасность, серафима оказалась не в силах исполнить свое предназначение. И сознание этого было для нее самой страшной пыткой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});