«Ничего не осталось от рода, от крови ролфи… всех под корень…» – сокрушался призрак, лязгая доспехами.
Какой же он шумный, этот противоречивый предок!
– Пока ты витаешь в высших сферах в Санниве, участвуешь в заговорах, вершишь судьбы мира и просто порхаешь из одной постели в другую…
Какой же ты деликатный и взрослый, сын мой!
«Ну я ж говорю – подстилка диллайнская!» – возликовал Эйккен.
Ба! Они же внешне похожи друг на друга – Рамман и этот полупрозрачный кусок ехидной сущности, осенило Джону. Вот она откуда, такая яркая ролфийская внешность у мальчика, в чьих жилах столь убывающе мало крови Вторых! Кому сказать!
«Топить и жечь! Жечь и топить!»
«А что ж ты так? Была ж возможность. Что теперь, спустя столько столетий, мечом махать? От тебя, Эйккен, видимо, и перешла моему папаше страсть к шуриа».
Дед перестал скалиться и рычать. Задумался? Неужели есть чем?
«Не смог. Она же не ревела, не просила пощадить, а кусалась и царапалась, что твоя дикая кошка…»
Джона ухмыльнулась: «А дедуля у нас затейник был. Любил грубые нежности».
На миг реальный мир застило изморозью, возвращая шуриа в прошлое эрна Эйккена, сквозь времена и века…
Тоненькая смуглая шейка с выступающей косточкой позвонка заворожила жестокого насильника и убийцу, точно волшебная руна на хрупкой ритуальной чаше. Рванул назад, прижался губами, сгорая от нестерпимого желания то ли одним укусом загрызть, то ли поцеловать. Бешеный ролфи, что с него возьмешь?
«Вот так все и было, – вздохнул дух. – Заворожила меня, змея подколодная. Дружинники роптали. Чуть не до бунта дошло. Никому ведь не дал даже пальцем прикоснуться или косо поглядеть… Пригрел аспидицу на груди. Эх!»
По крайней мере, еще одна семейная загадка благополучно разрешилась. Сколько лет Джона терзалась вопросом, почему же отец после трех жен самого достойного происхождения вдруг остановил свой выбор на чистокровной шуриа? Тунора сложно заподозрить в какой-то излишней сентиментальности. У него уже имелись законные наследники обоих полов – два взрослых сына и три дочери, он мог позволить себе увлечься женщиной Третьих. Его особо не взволновало даже то, что Джона унаследовала проклятье Внезапной Смерти. Тунор Алэйа Янамари от силы трижды снизошел до разговора с младшенькой. Один раз Джона прочитала ему стишок. Кажется.
«Радуйся, что твой сын уцелел. Повезло ему – отец сожжен заживо, мать сбежала». Маленькому полукровке пришлось туго, сомнений быть не может. И он оказался достаточно живучим и сильным, чтобы вырасти среди ролфи и потом выгрызть зубами причитающееся по праву – замок, земли, титул. Наверняка ведь нашлось немало желающих припомнить нечестивую страсть отца к обыкновенной военной добыче. Ну а попрекали мамашей бедолагу до смертного одра.
«Ага! А потом бестолковые наследнички в благодарность влили гнилой крови диллайн! – разозлился дедуля, подслушав мысли Джоны. – Изничтожили крепкий род! Сволочи безмозглые!»
Демонстративное молчание матери Рамман переносил тяжело. Миледи не умела долго таить обиду, но если уж просыпалась в ней знаменитая злопамятность Третьих, то – держись. Поэтому молодой человек решил нанести упредительный удар, то бишь напасть первым:
– И нечего на меня так смотреть! Как сидеть безвылазно в Янамари и ходить нянькой за младшим братом, так я взрослый, а как высказать свое мнение – так несмышленый ребенок. Это несправедливо! Скажешь, нет?
– Я не считаю тебя маленьким, Рамман, я лишь пытаюсь оградить тебя от вещей неприглядных и недостойных. Пример твоего отца должен служить суровым уроком, а ведь Бранд был гораздо опытнее и старше.
«Не забудь сказать парню, что законнорожденный только он, – не преминул напомнить призрак. – У! Подлое бабье племя, стоит только отвернуться, как вы наставите рога».
Призрак еще долго поносил самыми последними словами неблагодарных потомков и неверных жен, но графиня Янамари успела притерпеться к его грубости и хамству. В конце концов, она такого наслушалась в императорском дворце! Тамошние призраки ведут себя гораздо хуже и слов не выбирают, даром что почти все – королевских кровей.
– Я не могу потерять еще и тебя, Рамман.
– А я тебя могу?!
Тема проклятия была в их маленьком семействе под суровым запретом. Так жить проще и спокойнее. Однако не стоит думать, будто шуриа безразлична собственная жизнь и не страшит внезапная смерть, совсем нет. Они быстро покоряются неизбежности и все силы отдают на поиски смысла и радостей жизни, а не на бесплодные сожаления о несправедливости судьбы. Их близким многократно тяжелее.
– Матерей не выбирают.
«Зато выбирают отцов. От него за пять шагов смердит диллайн».
«Нос заткни, Паленая Шкура», – мысленно рыкнула Джона.
– Я всего лишь прошу выслушать мои соображения относительно твоего участия в делах Шанты, – примирительно молвил юноша, присаживаясь в кресло напротив.
Все матери склонны видеть в своих детях исключительно достоинства и добродетели, Джойана в этом вопросе не считала себя исключением из правил.
«Ах, какой же ты убийственно красивый, – думала она, любуясь длинными ногами, шелковыми ресницами и тонким рисунком чувственных губ молодого человека, по чудесному стечению обстоятельств приходившегося ей сыном. – Сколько сердец будет разбито походя, еще до того момента, когда ты осознаешь свою власть над женщинами. Не сосчитать! А уж потом… Но зачем, ну скажи, зачем ты лезешь в политику, в эту грязь и мерзость, если имеется возможность оставаться в стороне?»
Впрочем, Джона еще не успела забыть себя в столь же юном возрасте. Когда ей казалось, что пока она прозябает в провинции, возится с крикливым младенцем и следит за тем, сколько сахару кладет кухарка в варенье, жизнь, бурная и настоящая, проходит мимо. И, помнится, точно так же пришлось доказывать Бранду, что она ему в Санниве пригодится – и на балу, и в постели, и в интригах.
И как обидно видеть любимого сына, со всей юношеской страстью стремящегося наступить на те же грабли. Видимо, мы все просто неспособны учиться на чужих ошибках. До определенного возраста. И то, чаще всего, столь благое намерение остается всего лишь пожеланием, а не повседневной практикой.
– И что же, по твоему мнению, я делаю не так? – сдалась Джона.
– Прежде всего, мы доподлинно не знаем, что делается на Шанте. И все эти велеречивые заявления о страдающей под ролфийской пятой Родине – не более чем сказки ушлого агента. Который, не исключено, работает не только на тебя или, скажем, графа Эска. Помнишь ведь поговорку насчет нескольких телег для тонкостенных горшков?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});