– Вот, смотрите. Ваша подпись? – равнодушно спросил он.
Сфокусировав взгляд на обычном А4 листе, я сначала облегченно выдохнула, так как ничего напечатанного я не подписывала, значит и подписи моей быть там не может.
– Нет, впервые вижу этот документ, и он не имеет ко мне никакого отношения, – для убедительности я еще и помотала головой.
– Ваша фамилия Кольчугина? – вопрос, заданный тем же обманчиво флегматичным голосом, заставил меня замереть.
– Кольчугина, – еле слышно пробормотала я.
– И подпись ваша?
Я еще раз посмотрела на злосчастный листок, и у меня в голове помутнело. Я увидела свою подпись и ту колоссальную сумму, которую Липецкий показывал мне на калькуляторе. Но этого не может быть! Я подписывала только одну бумагу! И это было заявление об увольнении. Уговор с Липецким о том, что я буду у него работать, был устным. Типа джентльменского соглашения, которое я нарушила с чистым сердцем, потому что не считала себя должницей.
Наивный погонщик мулов… И я решила, что волк выпустит добычу из пасти? Ага-ага! Такие, как Липецкий, ничего не забывают и ничего не прощают. Он дал мне время расслабиться, поверить в то, что все обошлось. А пока нашел мастера, скопировавшего мою подпись. Потом посмотрел по камерам, с кем я общалась, куда пошла. И все сложилось, как пример по математике для первого класса.
Конечно, можно заказать графологическую экспертизу, и она покажет, что это все подделка. Но прав тот, у кого больше прав… К сожалению. Люди компании теряют из-за таких вот подлогов. Пока разберутся, в чем дело, бывает уже поздно.
Но подделка невероятно качественная. Я сама не отличила. Те же чернила, моя «фирменная» «у», писать которую я начинаю с длинной закорючки, а потом добавляю короткую. Не по-людски. Чуть ли не задом наперед. Но я так привыкла.
Я словно почувствовала, как сжимаю пальцами простую на вид ручку, как вывожу загогулины. Видение было настолько отчетливым, что мне чуть не стало плохо.
– Я не подписывала эту бумагу, – сдерживая дрожь в голосе, последний раз огрызнулась я. Хотя понимала, что это тупик. Передаст Липецкий ее в суд, и меня лишат материнских прав. А ребенка отдадут в приют, потому что Матвею она не нужна...
– Поторапливайтесь, – все так же без малейшего проявления эмоций, скомандовал какой-то из «близнецов»…
Глава 19
Я обреченно посмотрела на Ладушку. Что я могу сделать? Выхватить у амбала эту злосчастную бумажку и порвать? Ага-ага! Да как только я дернусь в их направлении, меня поймают за шкирку, как котенка.
– И телефон отдайте, во избежание неприятностей, – снова скомандовал тот, кому поручили говорить.
Он меня вообще рабыней собирается сделать?! Мало того, что мы останемся вообще без связи с внешним миром на его территории, так еще и снова лишиться телефона! Какая же сволочь просчитанная, этот Липецкий! Словно срежиссировал дьявольский спектакль, которые теперь разыгрывается, как по нотам. Только я набрала воздуха, чтоб высказать все, что думаю о них и об их хозяине, как дочь меня опередила.
– А вы что, не знаете, что сынок вашего хозяина взял и выкинул мамин телефон в окно?! И он упал в грузовик, увозивший снег с территории! И заметьте, мама не стала требовать компенсации! А мы теперь даже бабушке с дедушкой позвонить не можем!
Малышка подскочила и стукнула кулаком по столу. Я изумленно посмотрела на свое сокровище, и увидела, что ее энциклопедия лежит на том месте, где я оставила телефон. Даже если бы он был рядом со мной, я бы не сообразила его припрятать. Теперь главное незаметно убрать его подальше.
– Выйдите, нам нужно переодеться! – категорично потребовала я, вдохновленная изобретательностью Ладушки.
Не видя в этом ничего подозрительного, наши недобрые сопровождающие вышли. И мы быстренько припрятали аппарат. Уже один плюсик в совершенно отвратительной и, кажется, безвыходной ситуации. Тут я сообразила, что могут и паспорт отобрать. Метнулась к шкафу и сунула документ в старый фотоальбом, который хозяйка точно не выбросит. Немного подумав, отправила туда же и Ладушкино свидетельство о рождении.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Остается молиться, чтоб с домиком нашей доброй феи, да и с ней самой, ничего не случилось. А весной, когда не будет опасности замерзнуть в сугробе, мы сбежим. Дурная ассоциация с Колобком пришла в голову. Я от дедушки ушел. Я от бабушки ушел. А от тебя, Липецкий, и подавно уйду!
Отскочив от шкафа, я натянула джинсы, свитер и принялась запихивать наши вещи в чемоданы. За этим занятием меня и застали амбалы.
– Можете быстрее собираться? – от этой смеси псевдовежливости и быдловато– наглого поведения сводило челюсти. Хотелось наорать, вцепиться в их откормленные физиономии. Но понимала, что это напрасная трата сил.
Я только молча зыркнула и продолжила свое дело. Затем оторвала узкую длинную полоску от журнала и наскоро накорябала записку. Правда, перед этим поставила в известность конвоиров.
– Напишу пару слов хозяйке, чтоб не волновалась.
Отсутствие ответа я расценила, как разрешение.
«Дорогая тетечка Зиночка! Огромное спасибо, что приютили. Мне придется отрабатывать долг. Надеюсь, скоро увидимся»
– С чемоданами поможете? – я требовательно посмотрела на амбалов. Пусть помогают, раз уж пока никуда от них деться не можем.
– Выходим. – коротко скомандовал тот, кто говорил, и они подхватили наши вещи.
Не зря я боялась больших внедорожников. Мне всегда казалось, что добрые люди на них не ездят. Ведь такие монстры созданы для устрашения. Расступитесь все, хозяин жизни едет!
Один из амбалов распахнул заднюю дверь, жестом приглашая внутрь. Что было не так просто. Подсадив Ладушку, я сама еле вскарабкалась. Несмотря на угрожающую внешность машины, в салоне было можно сказать, комфортно. Просторно, пахло дорогой кожей и древесно-табачным ароматизатором.
Наши конвоиры расположились спереди и, казалось, забыли о нас. Машинально вцепившись в руку дочери, я начала перебирать все возможные варианты спасения. Самое оптимальное – это позвонить в сто двенадцать. Но тогда опять возникает угроза того, что в официальное дело вмешается опека. Тогда нам не сдобровать. Что ж. Пока придется играть по правилам Липецкого, усыпить его бдительность. И молить Бога, чтоб его целью было только добиться своего, заставить меня быть личной прислугой. А не домогательства.
Размышляя, я не переставала смотреть на дорогу, запоминая яркие детали. В такой заднице, в которой я оказалась, любая информацию может пригодиться. Я даже увидела указатель с названием поселка, к которому мы свернули. Не безымянное место, уже хорошо.
Дальше «хорошо» перемежалось с «плохо», как в мешке с белыми и черными шариками. Сейчас выпал черный шарик – управляющая или экономка, командующая прислугой. Именно эту особу мы увидели, как только вытряхнулись из машины во дворе усадьбы Липецкого.
Сразу стало понятно, что от этой дамы, похожей на добермана поджаростью и злым выражением в маленьких, почти черных глазах, не укроется ни один косяк.
– Вот, Маргарита, – тот, который был за рулем, кивнул в нашу сторону, не удосужившись даже назвать меня по имени. – Убирать, помогать на кухне. Поселите в комнате для прислуги в доме.
Смерив нас с Ладушкой придирчивым взглядом, она коротко кивнула, и как надзирательница скомандовала:
– За мной.
Затем выпал «белый шар». Комната находилась рядом с техническими помещениями, но была чистой и светлой, со своим санузлом.
Однако эта чертова рулетка, в которую я попала помимо воли, снова выкинула неприятность. Мне не дали распаковать вещи, а сразу отправили «пахать». И фронт работ оказался немаленьким.
Я отвыкла порхать пчелкой, и к вечеру, справившись со всем, просто рухнула на кровать. Ладушка же осмотрела всю территорию двора и доложила, что сбежать мы можем. Колючей проволоки поверху забора нет, и собак, рыскающих по периметру, тоже. Просто камеры. И эти два амбала в сторожке возле ворот.