— Урна — в колумбарии, — беспомощно сказала Саша.
— Иди, а? — попросил я.
И она ушла, тихонько притворив за собой дверь. Только замок щелкнул предательски громко.
Я сосчитал до двадцати и пошел в спальню.
Дина по-прежнему смотрела телевизор. На сей раз свой любимый 'Animal Planet'. Черт его знает, может, померещился мне этот проклятый футбол…
— Ну что? — спросила Дина. — Как разговор?
— Охренеть, — сказал я честно. — Ты уже знаешь?
Дина кивнула. На экране газель убегала от гепарда. Едва различимое мелькание ног, белая мишень охвостья, безумные от страха глаза — и размашистые прыжки хищника, пятнистый хвост, как нагайка, хлещущий осоку. Все закончилось в пять секунд. Как всегда, было удивительно, что газель падает под ударами пушистых, мягких на вид лап. Как всегда, я болел за гепарда. Ничего не могу с собой поделать.
— Саша мне все с утра рассказала, — сказала Дина
— Что думаешь? — спросил я.
— Я тебе не советчик, — быстро сказала Дина. — Слушая Тотем…
— Да, — сказал я. 'Слушая Тотем, поступишь верно'. Знаем, помним, понимаем…
Верим.
— Дина, а что такое по-английски 'lose'? — спросил я.
— Глагол? 'To lose', в смысле?
— Да.
- 'Проигрывать'. Или 'терять'.
'Проигрывать, — подумал я. — Вон оно как'.
— А что? — спросила Дина, и тут же потупилась. Вспомнила.
— Нет, ничего, — пробормотал я. — Все верно.
…Она всегда хорошела, когда злилась. Лицо ее, обычно бледное, розовело, глаза становились влажными и большими, а в уголке губ ложилась горькая складка, которую хотелось целовать, прося прощения, что бы ни говорил раньше. Когда я был маленьким и глупым котенком, то мечтал, что однажды найду девушку, с которой проживу всю жизнь. Я точно ее найду, говорил себе маленький глупый котенок, и никогда не буду с ней ссориться. А если все-таки поссорюсь, то не дам сказать ни слова — примусь целовать, так что ей придется ответить, и ссора пройдет сама собой. Забавно, я так и делал в первое время, когда мы только начали жить с Диной. Но очень скоро выяснилось, что не всё можно решить поцелуями. Например, скандал, который я закатил, прождав её полночи. Она пришла со студенческой вечеринки, веселая, пьяная. Неизвестно, кто был пьяней, она или я. Зато хорошо запомнилось, кто первым начал кричать. Дина. Шатаясь, выплевывая оскорбления, поминая все мои грехи, она бродила по квартире, а следом шел я, и орал еще громче. На кухне она разбила графин, наливая воды в стакан. В спальне столкнула на пол телевизор, чудом не разбившийся — упал он страшно, экраном вниз, но Дина даже не взглянула на то, что сделала. В гостиной она зачем-то разложила гладильную доску, вывалила на пол белье из шкафа и принялась орудовать утюгом. И все это время визжала, надсаживаясь: 'Ублюдок, пьянь! Сколько в тебя вложила, все зря! За что ты меня так ненавидишь!' Я к этому времени замолчал. Просто стоял, и смотрел, и решал, что мне стоит сделать — высадить окно этим ее чертовым утюгом, или самому броситься головой в стенку. Даже тогда у меня не было в мыслях причинить ей вред. Но знаешь, Дина, я в эту минуту тебя по-настоящему ненавидел. Поэтому признаюсь: когда из утюга брызнула тебе на руку белая, злая струя пара — какую-то долю секунды я торжествовал. А потом ты уронила утюг, села на пол и зарыдала. Я подбежал к тебе, схватил за плечи. Мы обнялись. Я долго, ласково вылизывал ожог — кто-то яростно стучал по батарее, разбуженный нашими криками, ты вздрагивала в моих объятиях и тихо мурлыкала, а я раз за разом проводил языком по руке. Горячий пар не оставил следов на коже. Был ли тому причиной священный кошачий обычай, или ты ловко притворилась раненой, чтобы я тебя простил? Какая разница, какая разница. Я люблю тебя, Дина, что бы ты ни делала.
— Как же быть, — произнес я задумчиво.
Дина шевельнулась, перетекла с подушек поближе ко мне.
— Ты пойми, — сказала она. — Дело, конечно, твое, и решать тебе. Но факт есть факт. У тебя только что прорезалось такое, чего никто больше не умеет. И Саша тебе за это умение, наверное, обещает очень и очень много. А взамен всего-навсего предлагает пойти на работу. Просто пойти на работу.
— Воображаю, — сказал я, — что там за работа.
Дина изучала мое лицо долго, тщательно, словно видела в первый раз — и размышляла над тем, что видит. Мне было очень стыдно. Но еще больше мне было — страшно.
— Если не понравится, — произнесла Дина очень тихо, — уволишься. И будешь снова собирать по улицам чужие кошельки.
Я вдруг вспомнил, как давным-давно, тысячу лет назад, до той злосчастной ссоры Черный говорил мне: 'Работа. Нормальная мужская работа, вот что тебе нужно. Если ты что-то умеешь делать лучше других, в жизни становится гораздо меньше проблем. В конце концов, если тебе где-то не понравится, можешь уволиться'. Тогда он нашел место в ремонтной мастерской и страшно этим гордился. А через месяц уволился сам и больше нигде не работал. До сегодняшнего дня…
До самой смерти.
— Тим, — сказала Дина, — не плачь.
ЧАСТЬ 2
Глава 1
Невиновных нет
Утро наливалось жарой. Солнце изо всех сил старалось пробить стекла, поливало огнем квадратное пятно на обоях, снайперски стреляло в глаза через щель между занавесками. Позже, часа через два, солнце станет дырой в раскаленном небе, круглым окошком в пекло, а пока оно только набирало силу. По радио говорили, что даже старожилы отродясь не помнят такого жаркого августа (старожилы, кстати, никогда ничего не помнят: ни такого жаркого лета, ни такой дождливой осени, ни такой распоясавшейся молодежи. На то они, впрочем, и старожилы, чтобы иметь проблемы с памятью). Вещуны предрекали Апокалипсис. Пивные компании усердно рекламировали пиво. Словом, все было как всегда, если лето выдается чуть жарче обычного.
В остальном лето проходило, как любое другое — сонный покой, духота, пышные грозы — и больше ничем особенным не выделялось. Про Апокалипсис Сашина контора ничего не знала, а, значит, беспокоиться было не о чем. С пивом было сложнее. 'Ты не алкоголик, — сказала Саша. — Ты можешь бросить в любой момент. Поэтому бросай сейчас'. Это случилось после того, как я в первый раз приехал на место службы. Вернее, так: когда я приехал на место службы во второй раз. После бессонной ночи, проведенной в обнимку с бутылкой. Небритый, морда опухла, как спелая слива, изо рта воняет смесью мяты и перегара. (О, мятная жвачка! Сколько раз твердили миру, что запах мяты только усиливает запах алкоголя, что помогает это средство только первые десять минут. Нет, все равно не переведутся на свете утренние пьяницы, работающие челюстями, словно красноглазые похмельные кролики). Тогда-то Саша и вызвала меня на разговор. 'Либо работаешь — либо пьешь', - сказала она, и, чудо из чудес, я уже второй месяц держался. Не вполне, конечно. Одну или две банки пива я себе по вечерам позволял… а последнее время всегда две, чего уж там… но я держался, ребята. Шесть дней в неделю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});