— Ничего не понимаю. Женя, нам надо взять эти фотографии и идти к моей маме, может быть, она сможет что-то объяснить. У меня голова кругом! Мой дед в твоем альбоме! С какой радости? Кто второй офицер? Давай собирайся, идем немедленно!
— Успеется, — возражает мой Евгений и, невзирая на притворные протесты, тащит меня в спальню. Становится очевидным, что уйдем мы из его квартиры только к вечеру.
Глава 14
Год 1942
Ночью, в середине января, Настя бежала по льду Ладожского озера и отчаянно махала руками, пытаясь остановить грузовик. Груженые продовольствием машины осторожно следовали гуськом — полуторки, трехтонки, автобусы, — остановись одна, и остановится вся колонна.
— Стойте, — кричала Настя. — Возьмите меня. Мне очень надо, ну пожалуйста!
По щекам ее струились слезы, они замерзали на промозглом ветру и превращались в ледяную корку.
Никто не останавливался. Вдруг дверца одного грузовика открылась, и кто-то протянул ей руку.
— Давай, прыгай! — крикнул мужской голос. — Держись как следует, да не поскользнись.
Настя ухватилась за спасительную руку и запрыгнула на ходу в кабину грузовика.
— Куда это ты, девица-краса, собралась посередь ночи? — весело спросил мужичок средних лет, сидевший рядом с шофером. — Э, да ты озябла вся. На-ка, оботри лицо, — он протянул ей обрывок полотенца, который попахивал бензином.
— Мне надо найти одного человека. Он где-то поблизости от Осиновца. Алексей Вересов, может, слышали? Он командир корабля.
— Не-е, не слыхал про такого. Мы народ сухопутный, с моряками мало знаемся. Ну сиди, сиди. Если фрицы не налетят, доставим тебя до Осиновца. Что ж, муж это твой, али как?
— Друг.
— Тю, девка, и врать же ты горазда! Такая вся из себя писаная, и — друг.
— Друг, дядечка, друг, самый лучший. Беда у меня, только он один и может помочь.
— Ишь ты, беда, говорит. Нынче у всех беда, а ты сорвалась и бежишь, как оглашенная. От этой-то беды далеко не убежишь. Ну не горюй, девонька, авось найдешь своего командира. Вот и погода к нам благоволит. Пурги нет, и на том спасибо. Сколько себя помню, такой лютой зимы не случалось. А ты сама-то местная, что ль?
— Местная, из Свирицы.
— Эвон! Почти соседи. А я с Паши.
Так они ехали, беседуя, однако спокойной эту беседу назвать было нельзя, так как Настя не помнила себя от страха, а временами на нее накатывал настоящий ужас при воспоминании о том, как вечером — они еще спать не легли — к ним явились три офицера и увели Вазгена. Тот, что был в форме капитан-лейтенанта, разговаривал повелительно и свысока. Настя бросилась к нему и схватила за рукав шинели.
— За что вы его уводите? — умоляюще спросила она.
Офицер, не сделав попытки высвободиться, внимательно на нее посмотрел.
— Кем вы ему приходитесь, девушка? — спросил он.
— Я… я его подруга.
— Понятно, фронтовая подруга, — сказал он, однако без тени насмешки.
— Она моя жена, Смуров, ты понял? Жена! — подал от двери голос Вазген.
— Вы его отпустите? Он же ни в чем не виноват, — в требовательном смятении дергая Смурова за рукав, продолжала Настя и просительно искала его взгляда.
— Я ничего не могу вам обещать, — ответил тот, лицо его снова приняло непроницаемое выражение. — Мы во всем разберемся. Прощайте.
Непрошеные гости ушли, уводя с собой Вазгена, а Настя металась по комнате, в голове у нее все скрутилось в какой-то вязкий клубок, наконец одна четкая мысль вырвалась наружу и подвигла ее к лихорадочной деятельности:
— Алеша! Мне надо найти Алешу!
Она накинула свой потертый бушлат, всунула ноги в валенки, обмоталась платком и выбежала в морозную ночь.
До Кобоны ее подбросил на пикапе водитель начальника гидрайона. Он, по счастью, направлялся туда с поручением. Так она оказалась на ледовой трассе, в грузовике, по пути в Осиновец.
Караван, вероятно, проехал половину пути, когда лед вдруг осветился и раздался характерный гул летящих самолетов. В воздухе повисли осветительные ракеты, которые спускались невыносимо медленно, делая колонны автомашин отличной мишенью. Сразу же где-то рядом ахнуло. Осколки льда и столб воды взметнулись из пробитой полыньи. По корпусу машины прокатило отвратительным металлическим стуком.
— Пригнитесь! — закричал шофер. Вцепившись в баранку, он пристально смотрел на дорогу.
Поднялся страшный грохот и вой. Взрывались бомбы, в небо устремились пунктирные строчки трассирующих пуль, трещали зенитки, кругом кричали. Полуторка, шедшая впереди, вдруг нырнула носом вниз и стала неуклонно съезжать в открывшуюся полынью. Люди из этой машины не успели выскочить, так быстро она ушла под лед.
Снова взрыв, и водитель грузовика, в котором ехала Настя, ткнулся лицом в руль и остался недвижим.
— Коля, ты что? Ты что это, брат? — испуганно вскрикнул его напарник и приподнял товарища. У того была рана в голове. Осколок пробил боковое стекло и убил водителя наповал.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Настя открыла дверцу, выскочила в рвущийся и грохочущий ад и кинулась куда-то, крича:
— Помогите, здесь раненый, помогите!
Навстречу от палаток медицинской службы, расположенных вдоль трассы, бежали санитары с носилками.
— Сюда, сюда! — кричала Настя.
Санитары, убедившись, что шофер мертв, побежали к другим грузовикам.
Небо выло, гудело, визжало и изрыгало смерть, бомбы продолжали рваться, унося жизни и ценное продовольствие.
Настя стояла на открытом пространстве в каком-то чудовищном бессилии. Странная неподвижность сковала ее тело. Вокруг все ухало и стонало, неподалеку грузовик объяло пламенем, а он все еще продолжал движение прямо на идущую впереди машину. Другой грузовик с вращающимися колесами лежал на боку, опрокинутый взрывом. Здесь и там зияли огромные черные дыры. По льду были раскиданы неподвижные тела. Санитары, медсестры и военфельдшеры перебегали от одного тела к другому — одних уносили, других, убитых, складывали в стороне и накрывали брезентом.
— Что стоишь, помоги! — закричала Насте девушка-санинструктор, подхватив под руки раненого и силясь переложить его на носилки.
Настя опомнилась и бросилась ей на помощь. Она бегала, что-то делала, носила раненых, и уже не воспринимала того, что происходило вокруг.
Когда все кончилось, и «юнкерсы» улетели, Настя не нашла свой грузовик. Она бродила между машинами, которые заводили моторы, фыркали и постепенно снова выстраивались в колонну. Из-за пережитого потрясения ей даже не приходило в голову снова попроситься к кому-нибудь в кабину, она просто переходила от одной машины к другой, как сомнамбула.