Сердце билось так сильно, что, должно быть, юноша сделал резкое движение, потому что Мелиор Мэри подняла глаза, увидела его, но ничего не сказала, а просто улыбнулась, когда он плыл к ней на своем коне в бурлящей воде. Добравшись до острова и спешившись, он нарвал целую охапку цветов и бросил ей на колени. Он бы всю ее обвил цветочными гирляндами!
И тогда Мелиор Мэри сделала то, от чего он чуть не задохнулся: в мгновение ока скинула рубашку и оказалась перед ним обнаженной в утренних лучах солнца. Эта девушка превосходила все понятия о человеческой красоте — она была совершенна. Она была рождена, чтобы все мужчины умирали от счастья, видя ее.
А затем двое совершили вечный ритуал весны; на темную землю пролилась кровь ее невинности, и она почувствовала боль первой близости с мужчиной. Мелиор Мэри была жертвой, принесенной божеству по имени Мэтью, и когда их обнаженные тела слились воедино, они оба растворились в щедром и прекрасном солнечном свете.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Воздух кафе Уиллз, которое располагалось в Ковент Гарден, был наполнен сотней различных запахов — заманчивых, дразнящих и приятных. Их смесь можно было безошибочно определить как аромат модного места развлечений и встреч в Лондоне.
Джон Уэстон вошел в длинную комнату, разделенную на ряды кабинетов, и бросил мантилью поверх других, мокрой кучей лежащих у огня. Для него этот аромат был символом города, столицы, куда он раньше приезжал развлечься, чтобы снова вернуться домой и начать спокойно жить.
Здесь он встречался с писателями, политиками, финансистами, а потом, вернувшись в Саттон, часами мог стоять в своих полях, полной грудью вдыхая свежий воздух, слушая триумфальное пение птиц и наслаждаясь различными деревенскими запахами и звуками.
Но сейчас он уже собрался повернуться и уйти, когда кто-то дотронулся до его руки.
Бойкая и очень некрасивая девушка с выпуклыми глазами и ужасной фигурой в дерзкой позе стояла перед ним. Судя по чепцу и фартуку, это была здешняя прислуга, но, однако, смотрела она так, что Джон почувствовал себя совершенно голым. Затем девушка сделала реверанс и сказала:
— Сквайр Уэстон, сэр? Капитан Воган просил обратить на вас внимание. Он сказал, что вы приедете из пригорода, что вы высокий, широкоплечий и хорошо воспитаны.
Она была совершенно не привлекательна, и даже не оригинальна, но Джон не мог не ущипнуть ее за щечку.
— Правда? Я бы никогда не описал себя такими словами. А где я могу найти капитана?
— За четвертым столиком слева, сэр. Вы его сразу узнаете — такой большой и жизнерадостный парень, как и вы сами. В наше время очень редко встречаются мужчины ваших пропорций, скажу я вам. Черт, мне иногда кажется, что вокруг одни пигмеи.
Джон закашлялся, а она многозначительно закатила свои лягушачьи глаза.
— Позовите меня, как только я вам понадоблюсь. Я появлюсь, вы и до трех не успеете сосчитать, сэр. Меня знают под именем Долли, Долли Лакомая Ножка.
Откуда-то раздался громкий смех, и чей-то голос сказал:
— Она обслужит вас не только кофе, вы и глазом не моргнете, мистер Уэстон.
Джон обернулся и увидел капитана, который поднялся с сиденья с высокой спинкой, образующей одну из стенок их кабинета.
— Долли просто помешана на высоких мужчинах, — добавил он уже тише. — Мне кажется, она верит, что это свидетельствует о таких же размерах всего остального.
Незнакомец расхохотался, и у Джона появилось несколько секунд, чтобы рассмотреть его повнимательнее.
Осанка Чарльза Вогана была довольно надменной, а густые черные волосы и сверкающие голубые глаза выдавали в нем ирландца. Джон понял, что предки капитана действительно приехали из Ирландии, но, конечно, пообтерлись на английской земле. Когда-то давно они примкнули к партии роялистов, которая противостояла партии Кромвеля и Содружеству. И теперь их потомок продолжал начатое ими дело. Во время восстания якобитов 1715 года, когда толпа приверженцев Джеймса III уверенно атаковала войска короля Георга I, жизнь Вогана висела на волоске. Он был, без сомнения, одним из самых отважных деятелей якобитского движения. И теперь — Джон глазам своим не верил — этот великий человек сидел перед ним, потирая бедро и промокая лоб рукавом. Он обратился к нему весьма помпезно:
— Имею ли я честь разговаривать с капитаном Воганом?
Человек, сидящий напротив него, выпрямился и засмеялся:
— Ну, зачем же так официально? Сегодня моя голова высоко ценится.
Что-то заставило Джона сесть рядом с ним и сказать:
— Простите, я забыл.
Но когда Долли принесла им кофе и ушла выполнять поручение Вогана, заказавшего трубку, Джон спросил:
— А как же Долли? Ведь она знает, кто вы такой.
Воган улыбнулся.
— Долли совершенно безвредна, она просто любит все большое. — Он снова развеселился, но все же пояснил: — Она скорее предаст собственную мать, чем меня. У нас весьма… родственные отношения.
Он широко улыбнулся, и Джон громко рассмеялся.
— А вы, оказывается, проявляете доблесть не только в сражениях.
Чарльз кивнул.
— Да, обо мне так говорят, сэр, и я горжусь этим.
— Но что за срочное дело, по которому вы вызвали меня из Саттона?
Прежде чем ответить, Воган огляделся вокруг и затем тихо сказал:
— По поводу того, кто сейчас находится в Риме, сэр. Я думаю, вы и сами догадались.
— Да. — Джон совсем понизил голос. — Разве там не все в порядке?
В ответ капитан еще раз щедро улыбнулся.
— Напротив! В ближайшее время он задумал жениться.
— Давно пора! Он уже довольно долго собирается это сделать. А на ком?
— Полагаю, у него большой выбор. Но в любом случае не сомневайтесь: она будет лучше всех и самого благородного происхождения в Европе. Не забывайте, что когда-нибудь эта женщина будет носить английскую корону.
На мгновение сверкающие голубые глаза Вогана засветились фанатичным огнем, и Джон понял, что он не привык сдаваться и будет бороться до конца.
— А что хочет от меня тот, кто обитает на воде?
Воган ответил:
— Думаю, того же, что и обычно. Чтобы победить, у нас должна быть полная казна. Он просит его сторонников позаботиться о материальной стороне дела.
— Я выпишу вам чек на немедленное получение ста гиней. Этих денег ему хватит, чтобы заплатить портному за новый жилет.
Оба многозначительно улыбнулись. Стройный и элегантный молодой человек, живущий в Риме, был их надеждой на будущее, и, если для продолжения династии Стюартов понадобится пожертвовать чьей-то женой или отцом, они огорчились бы, но одобрили это. А в том, что их король должен безупречно выглядеть, когда придет время поцеловать принцессу Европы, они даже не сомневались. И если бы у Джона не попросили денег для короля, он бы очень удивился.