Глава 26
— Что толку в нашей шестнадцати батальонной дивизии, господа, если ее численность по большому счету эфемерна, и является скорее не показателем силы, а набором слабости. Времена Наполеона прошли, когда масса инфантерии могла мощно ударить на выбранном направлении, теперь даже взводные колонны являются лакомой целью для артиллерии. Шрапнель и пулеметы — вот те самые инструменты, что за считанные минуты превратят густые цепи любой пехоты в обыкновенное «пушечное мясо», так сказать. Мы просто понесем напрасные и ничем необоснованные потери. Намного лучше постоянно питать воюющие полки дивизии пополнениями из запасных батальонов, на месте восполняя потери подготовленными нижними чинами, чем сразу выдвигать в боевые порядки огромное скопище батальонов, которые понесут уже в первый день сражения чудовищные потери.
Военный министр остановился, обвел взглядом молчавших генералов — все уже с осени осознали, что много нижних чинов не значит хорошо, и четвертые батальоны в полках давно стали запасными или этапными, охраняющими протяженные коммуникации продвинувшихся от реки Ялу далеко на юг русских войск.
— Это было хорошо видно на примере 10-го армейского корпуса, столь бестолково брошенного в бой прежним командованием. Зачем терять превосходных по своим качествам солдат? К тому же так глупо и бестолково действовать, пытаться проломить вражеский фронт при отсутствии должной артиллерийской поддержки. Что у нас орудий и снарядов мало? Нет, находят отговорки, что, дескать орудийные запряжки отстали на марше, а терять время не стали, торопясь преследовать противника, который и не думал бежать. Господа, японцев учили немцы, дух врага высок, и за такие ошибки я буду отрешать от должностей незамедлительно, невзирая на бывшие заслуги! И отсылать в Петербург — на войне таким нет места!
Теперь Алексей Николаевич прекрасно знал, как ему надлежит командовать армиями, которых уже было три, по числу японских, что противостояли на фронте. Не вмешиваться в деятельность командармов, составляя детализирующие планы вплоть до батальонов и рот, а наоборот, предоставив самую широкую инициативу в рамках общего замысла. И сурово взыскивать за нерасторопность и большие потери.
Недостатков масса, и главный — до сих пор в армейских дивизиях не велась активная войсковая разведка, хотя каждый полк имел пешую и конную егерскую команды, от наименования «охотничьи» отказались. А вот в Сибирских бригадах, что воевали с первого дня, разведке уделялось основное внимание, в полках служило много маньчжуров и корейцев, местных жителей, некоторые из них понимали японскую речь и служили даже переводчиками. Казнили их японцы при поимке люто, без всякой пощады, однако число «охотников» с каждым днем не уменьшалось, а увеличивалось, в некоторых ротах они уже составляли четверть от числа нижних чинов.
Что же касается тактики, маршей, снабжения войск — то всему этому учила сама война своим безжалостным критерием, по которому негодные генералы быстро отчислялись — потери. Этому Алексей Николаевич теперь придавал основное значение, и руководствовался им. Много больных нижних чинов сразу свидетельствовало о безобразной работе тыла и дивизионных врачей, убитых в бою солдат при невыполнении задачи — некомпетентность командиров. Неподавленные батареи и пулеметы противника — повод к отстранению начальников артиллерийских бригад. И наоборот — быстрый марш без потерь в людях и лошадях, нанесение противнику чувствительной убыли в солдатах при гораздо меньших потерях. Небольшое число заболевших там, где солдаты сыты и одеты, спят в тепле и без вшей. Все это говорило ему о многом, солдатский быт военный министр хорошо знал.
Именно по таким критериям он принялся оценивать как войска, так и начальников, по своему обыкновению со «скобелевских» походов быстро составив таблицы на каждую часть, заполняя их, и постоянно распределяя по спискам нерадивых и тех, кого надлежит награждать и повышать по должности. И памятуя о «наваждении» принялся перетряхивать тылов чиновников, не допуская совсем уж наглого казнокрадства. И взвыла многочисленная «вороватая братия», с которыми великий Суворов призывал кардинально бороться через каждые три года вешая интендантов. Генералиссимус сам послужил на подобной должности, а потому нравы этой «публики» знал хорошо — за столетие они нисколько не изменились.
С доносами бороться оказалось легко — государь их отправлял обратно, но уже как военному министру. А дальше все просто — или рапорт в отставку, либо должность бригадного интенданта в любую Сибирскую или казачью бригаду, в которых потери «героически» погибших чиновников были непропорционально велики. И все, как отрезало — все необходимое стало поступать в войска без опозданий, в срок и надлежащего качества. Тем и хороша русская армия, что в интенданты можно назначать получивших увечье в бою офицеров. А еще есть наместник — вот тот стал расправляться с казнокрадами в тылу крайне жестоко, то один, то другой становились жертвами хунхузов. Лишь одно очень не нравилось Алексею Николаевичу — поставленные Алексеевым китайские чиновники вымогали поборы со всего, что можно — с публичных домов и харчевен, с магазинчиков и торговцев, даже с того опиума, что бесперебойно поступал в Инкоу. Но генерал не протестовал, так как прекрасно знал, что огромные деньги идут в личную казну наместника, и тот их тратит на улучшение довольствия чинов армии и флота, на госпитали, на жалование «охотников» из местных жителей…
— Очень нужны пулеметы, ваше высокопревосходительство. Не полудюжина на полк, каждому батальону нужно придавать такую команду. И отражать вражеские атаки не огнем стрелков, а пулеметными очередями. Японцы сразу откатываются, неся огромные потери.
— И придавать по три батареи 42-х линейных пушек на каждую бригаду — с закрытых позиций они сносят дивизионы горных пушек, каковых у японцев чуть ли не в каждой дивизии. У них дальность стрельбы много меньше, с шести верст, да при корректировке, стрелять по ним нужно. И воздушный парк иметь при каждом корпусе, с наблюдателями и телефонами.
— Походные бани еще необходимы — из палаток делать с железными печками, на каждую роту в обозе.
Адъютанты только успевали записывать предложения генералов и полковников, которым Куропаткин постоянно удивлялся — вроде меры принимались безотлагательно, постоянно шли улучшения, нововведения, но каждый раз находилось множество недостатков. То одного не имелось, то другого, и при этом решать проблему нужно было быстро. Но и он сам многому «переучивался» по ходу войны, стараясь избежать тех решений, которые принимал. И исходил ненавистью к самому себе, осознав, что именно он главный виновник поражения Маньчжурской армии в войне с японцами. И даже находись во главе войск ничего не понимающий в военном деле человек, не было бы столь позорных поражений.
Так что правильно сделал, выдвинув на первый план Алексеева — тот оказался настоящим главнокомандующим с железной волей, и даром, что моряк, но умел быстро разобраться в обстановке. И те планы войны, которые Алексей Николаевич разработал, внедрялись наместником в жизнь немедленно, словно не существовало никаких препятствий. И странно, но никогда еще так не осыпали наградами за победы, к которым он имел опосредованное отношение, и это при том, что в отличие от прошлого раза никто не думал его критиковать, чего тогда, раньше, не делал только ленивый…
— Николай Петрович — я вынужден покинуть армию на шесть недель, государь-император меня отзывает в Петербург. Возможно, не вернусь обратно, обязанности военного министра не позволяют совмещать два поста. А потому вручаю в ваши руки наши войска и будущую победу. Только не торопитесь, заклинаю — от подвоза зависит все. Действуйте медленно и наверняка — накопите побольше припасов и снарядов, пополните до штатов войска, разведайте все о противнике и лишь тогда нанесите мощные удары — главный и два вспомогательных, по одному от каждой армии, как нами и запланировано. Противник уже не тот, что был раньше — судя по всему, японским войскам уже не хватает самого необходимого.