Читать интересную книгу Европейское воспитание - Гари Ромен

– Именем Союза Советских Социалистических Республик…

– Was? Was?1 - встревожился майор.

– Он поздравляет вас с прибытием, - объяснил лейтенант.

– Ach, с прибытием, gut, gut!2 - обрадовался майор.

____________________

1 Что-что? (нем.)

2 Хорошо, хорошо! (нем.).

Старый сапожник перевел дыхание и плюнул немцу под ноги.

– Именем Союза Советских Социалистических Республик! - повторил он.

– Abfuhren!1 - пролаял майор, побелев от ярости.

Старика отправили в польский лагерь для военнопленных со всеми почестями, приличествующими его званию, иными словами - в вагоне для скота. В Молодечно ему удалось бежать, он шел двое суток, потом потерял сознание, а наутро его разбудил младший Зборовский, подобравший его и выходивший.

Когда в землянку вошел Пех, Крыленко как раз вычесывал вшей.

– Удачной охоты! - пожелал Пех.

– Спасибо.

– Савелий Львович, - робко начал Пех.

Он запнулся.

– А?

– Так, ничего, - вздохнул Пех.

– Что ж, тогда молчи.

Он продолжал старательно рыться в своем тулупе, сидя на груде поленьев.

____________________

1 Увести! (нем.)

– Савелий Львович! - снова начал Пех.

– А?

– Не сердитесь…

Крыленко не спеша отложил свой тулуп в сторону и посмотрел на Пеха:

– Послушай, сынок, ежели у тебя есть что сказать, скажи. А когда скажешь, не забудь уйти.

У Пеха нервно заходил кадык, и он начал:

– Ваш сын, Савелий Львович…

– Сволочь! - тут же оборвал его старый украинец.

Но Пеху все же показалось, что в его взгляде мелькнул огонек заинтересованности. Он быстро продолжал:

– Вчера Болек Зборовский слушал новости из Москвы. Ваш сын, Дмитрий Крыленко, получил звание Героя Советского Союза за участие в освобождении Сталинграда.

Лицо старика стало белее его усов.

– Не сердитесь! - быстро сказал Пех.

– Ты уверен? - спросил Крыленко.

– Уверен, Савелий Львович, Болек Зборовский сам слышал, в Вильно…

– Где он?

– На улице… Он сам не осмелился вам сказать, но если вы хотите…

– Приведи его.

Пех выскочил наружу, как заяц, и тотчас вернулся с младшим Зборовским. У последнего вид был очень напуганный.

– Говори! - закричал Крыленко. - Чего ждешь?

– …Герой Советского Союза! - выпалил Болек. - За участие в освобождении Сталинграда.

– Ты уверен?

– Уверен, Савелий Львович! Так и сказали: «генерал Дмитрий Крыленко».

– Да я не об этом спрашиваю, олух! Так и сказали: «освобождение Сталинграда»? Так и сказали: «освобождение»?

– Освобождение, Савелий Львович! И добавили: «генерал Дми…»

– Сволочь! - холодно оборвал его старик Крыленко. - Остальное меня не интересует.

– Как это не интересует? - возмутился в конце концов Пех. - Разрешите удивиться, товарищ! Разрешите мне удивиться!

– Что ж, - сказал Крыленко ободряюще, - валяй, дружище, удивляйся на всю катушку!

Он отступил на шаг и склонил голову набок, словно бы для того, чтобы лучше видеть, как Пех будет удивляться.

– Савелий Львович! - закричал Пех. - Ведь ваш сын освободил Сталинград.

– Н-нет. Это не мой сын. Народ освободил Сталинград. Народ, понимаешь? Народ надо благодарить! Мой сын отступал месяц за месяцем. Он чертил на карте стрелочки да кружки: это все, чем он занимался. Потом он сказал себе: «Этот кружок будет последним». «Понятно?» - спросил он у народа. И народ ответил: «Понятно». Так кого же нужно благодарить? Того, кто нарисовал на карте маленький значок, или того, кто оросил землю своей кровью? А?

Воцарилось молчание. Потом Пех шумно выдохнул.

– Как бы то ни было, я пришел сюда не для того, чтобы дискутировать, а чтобы вас поздравить. А товарищ Добранский сегодня вечером приглашает вас к нам. Мы будем отмечать освобождение Сталинграда. У нас будет картошка!

– Поесть приду, - холодно пообещал старик.

Выйдя из землянки, младший Зборовский мрачно заявил:

– Какой стыд… Что толку от этих родителей? Даже благодарности от них не дождешься.

И с отвращением сплюнул.

31

На углях раздувалась и весело потрескивала картошка, люди сбросили овчины и расстегнули гимнастерки: было жарко. Но не столько от тепла огня, сколько от скромного, братского тепла толпы, столь желанного для несчастных, но от которого с брезгливостью отворачиваются счастли-вые люди. Подсев поближе к огню - его штаны уже начинали дымиться, - старик Крыленко не-чувствительной к ожогам рукой вытаскивал картошку из золы. Сидя перед чайником с кипятком, Янек заваривал «чай»: Пех передал ему свой знаменитый рецепт… Заседание открыл сам Пех.

– Товарищ Добранский! - торжественно объявил он.

Раздались аплодисменты. Пех решил, что настал подходящий момент для «гальванизирова-ния» публики, как на митингах в старое доброе время. Он поднял кулак, глубоко вдохнул и прокричал:

– Да здравствует единение и братство между народами! Да здравствует освободительная армия! Да здрав…

– Помолчи, Пех, - вежливо осадили его. - Сядь.

Добранский раскрыл свою тетрадь.

– Идея рассказа, который я собираюсь вам прочесть, возникла у меня, когда я перечитывал знаменитую балладу Пушкина: «Ворон к ворону летит, ворон ворону кричит».

– «Руслан и Людмила», - уточнил Пех, - два первых стиха! - Он вскочил и загорланил: - Да здравствует бессмертный гений народного русского поэта Александра Сергеевича Пушкина!

– Ложись, ложись! - попросили его. - Пех, марш в конуру!

Добранский сказал:

– Называется «На подступах к Сталинграду».

И стал читать:

Рассвет. Мало-помалу умолкают ночные лягушки, разлетаются в беспорядке последние летучие мыши, а из камышей медленно выходит цапля и проглатывает первую рыбешку. Над рекой появляются два старинных волжских приятеля - столетние вороны Илья Осипович и Акакий Акакиевич. Они медленно кружатся в утреннем воздухе и озабоченно изучают поверхность воды.

– Опять ничего, Акакий Акакиевич?

– Опять, Илья Осипович. Наверно, вы чего-то недослышали.

– Да нет же, окно было широко открыто, и громкий голос сказал по-немецки: «Официальное сообщение Восточной армии. Вчера наши войска под командованием генерала барона фон Ратвица, покорителя Гааги и одного из самых блестящих наших военачальников, достигли Волги!»

– Клянусь отчим гнездом! - забожился Акакий Акакиевич, сглатывая слюну. - У меня аж слюнки потекли.

На воде показались двое неряшливого вида субъектов, сидящих верхом на двух стволах засохших деревьев. Оба ствола кружатся в опасных водоворотах.

– Питц! - отчаянно вопит первый всадник. - Нам непременно нужно пристать к берегу!

– Zu Befehl!1 - отвечает второй всадник, стараясь не шевелиться.

Мимо проплывает труп бывшего немецкого солдата Шванке из красивого балтийского городка Сассница. У него праздный, беззаботный вид, в зубах торчит соломинка, он лежит на спине с застывшим взором, очевидно, целиком поглощенный созерцанием неба. Однако от этого отрешенного взгляда не ускользают проплывающие мимо жертвы кораблекрушения. От удивления бывший солдат Шванке переворачивается и крепко цепляется за первый ствол.

– Эй! Карл Редер из Гамбурга! - кричит он на языке мертвых в сторону камышей. - Посмотри, кого я поймал!

– Чем посмотри? Задницей? - ворчит на том же языке бывший каменщик Карл Редер из Гамбурга.

Он отделяется от камышей и плывет вслепую, не разбирая дороги.

– Мне бы только добраться до тех двух гнусных куриц, сыгравших надо мной эту злую шутку!

____________________

1 Слушаюсь! (нем.)

Илья Осипович и Акакий Акакиевич смотрят на него с невиннейшим видом.

– Сюда! - милосердно руководит им его коллега, бывший солдат Шванке.

– Что там? - с интересом спрашивает каменщик Редер.

– Эй! Принцель из Маннгейма! - кричит Шванке. - Каннинхен из Любека, идите сюда! Угадайте, кого я поймал!

– Пусть меня повесят, - громко говорит совершенно голый субъект, неожиданно вынырнувший из воды, словно поплавок, - пусть меня повесят, если это не генерал барон фон Ратвиц собственной персоной, один из самых блестящих наших военачальников.

– Что касается повешенья, - откликается из камышей чей-то ворчливый голос, - мне кажется, дружище, тебе придется довольствоваться утоплением! Дайте-ка мне поближе подплыть… Ничего не вижу без очков! Donnerwetter!1 Если это не генерал барон фон Ратвиц собственной персоной, тогда меня зовут не Каннинхен!

____________________

1 Немецкое ругательство. - Прим. пер.

– Разумеется, тебя больше не зовут Каннинхен! - слышится в камышах сварливый голос. - И чем больше я на тебя смотрю, тем сильнее убеждаюсь в том, что даже у твоего сына другая фамилия! Я не сомкну глаз, пока не отыщу себе мягкий ил без раков… Что здесь происходит?