от бандитов, которые могут вернуться. Оградите, – Алексей Сидорович цеплялся за рукав пиджака Власкова.
– Вы для начала правду поведайте, а уж потом мы будем думать, как вас оградить от неприятностей.
– Семён Николаевич, – Власков не стал поправлять собеседника, – то ли в три часа пополуночи, то ли чуть позже из дома Анциферова, – он указал подбородком в сторону соседского жилого строения, – раздался крик. Я проснулся именно от него, но мне почудилось, что не наяву крик услышал, а во сне. Немного полежав, я поднялся, накинул халат и посмотрел на окна напротив. Мне показалось, что там горит свеча. Сперва не обратил внимания. Но меня словно бы кто толкнул к соседскому дому. Я направился туда, не хотелось панику поднимать. Заглянул в окно – темно. Но потом показалось, что по лестнице кто-то спускается. Я спрятался за куст. Сколько их вышло из дома, не знаю. Притаился так, что трава в рот попала. Один из них и говорит: «Может, соседей туда же пустим, что и этих?». У меня сердце так и остановилось. Второй ему отвечает: «Что они видеть могли? Ну, крикнул раз – и что? Подумают, что со сна померещилось, и вся недолга». Так и пошли они к забору. Я там с четверть часа пролежал, а когда поднялся, гляжу – ещё один в картузе через забор перелазит с саквояжем в руках. Ну, я опять в землю.
– Его лицо приметили, Алексей Сидорович? Узнаете?
– Узнаю, – и отвернул лицо в сторону, – если надо, узнаю.
– Что дальше было?
– Дальше, значит, я лежу, но голову все-таки поднял, разглядываю дом и двор. Этот, последний, выбежал из двери, лицо бледное, словно не покойников увидел, а сам чувств лишился. Через забор – и только его и видели.
– Что было потом?
– Полежал я с четверть часа, дай, думаю, соседей проведаю. Я в дом, а там…
– И вы не позвали полицейского?
– Испугался я, что бандиты ко мне придут. Они же сами сказали.
– Значит, первых вы не запомнили и их не видели?
– Только сапоги.
– Вы понимаете, что об убийстве ваших соседей не знали три дня, – Власков поднял вверх три пальца, – три дня мы не знали о совершённом убийстве, три. Три самых важных дня, когда можно было собрать сведения по горячему следу. Ах, Алексей Сидорович, Алексей Сидорович, – качал головой Власков, – столько потеряно времени! Возможно, задержали бы мы всех нелюдей, и не беспокоились бы вы о том, что они могут вернуться.
– Испугался я, Николай Семёнович, – на сей раз Сермяжкин правильно назвал имя-отчество чиновника для поручений, – поверьте, что я хотел… – И, перехватив взгляд Власкова, сразу же умолк.
Глава 25
– Поболтали о пустом, – Владимир Гаврилович в упор смотрел Григорию в глаза.
– Ничего себе, о пустом, – нахмурился Анциферов, – я же всё как на духу… Даже на исповеди о таком не толковал.
– Почти всё, что ты рассказал, мы знали, а то, чего не успели узнать, не сегодня, так завтра нашли бы. Мы же, Григорий, поставлены вас, голубков, на казённые харчи сажать. Вот и делаем всё возможное, а иногда и несбыточное. Ты готов и далее откровенно поведать о делах твоих скорбных?
– Куда ж мне деваться? Чай, от вас не сбежишь.
– А что, доводилось?
– Было дело, но давненько, когда ещё молодым и проворным был.
– Хорошо, Григорий, это дело прошлое, и его можно оставить в покое. Давай лучше поговорим о Елисее.
– Что о нём говорить? Запытали до смерти – видно, узнали про тайники его. Вот и…
– Вот о том и стоит потолковать, – Филиппов откинулся на спинку стула. – Кто-то по свету ходит и на деньги Елисея жирует. Ты сам видел, что они с детишками сделали. Могли бы пожалеть, ан нет, удавили, как ненужных котят. А ты говоришь – о Елисее. Ты для начала расскажи, кто мог знать, что у него деньги по тайникам разложены?
– Слово даю, что не знаю, – Григорий положил правую руку на левую сторону груди, где стучало сердце.
– Ну, ты-то знал?
– Откуда? – сперва отмахнулся Григорий, но потом на его лице появилось серьёзное выражение. – Ваше превосходительство, господин Филиппов, я во многих делах замешан, но Елисея никогда бы пальцем не тронул. Как можно на своего руку поднять? Да я бы на куски тех злодеев порезал, руками бы, – он протянул руки к начальнику сыскной полиции, – печёнку вырвал и сожрать бы заставил. А вы… – он махнул рукой.
– Видишь ли, Григорий, я за время службы судебным следователем много чего насмотрелся. И как брат рыдал на груди у меня, цепенея от утраты, а оказалось, что он родную кровинку из-за коровы зарезал. И мужья жён резали и рубили, и жёны отварами всякими мужей травили, и отцы сыновей, и сыновья родителей. Всего не перечесть. Поэтому, Григорий, я обязан, – Филиппов поднял указательный палец правой руки вверх, – предусмотреть все варианты. Это не от того, что я кого-то наметил в преступники или имею подозрения, а для того, чтобы человека больше не держать в подозрении, а заниматься поисками настоящего убийцы или убийц. Ты понял?
Григорий качнул головой.
– Тогда расскажи, почему ты ночью решил навестить дом Елисея?
– Так утром мы уехать должны были, вот и спешил передать его долю.
– Ну, мог бы принести раньше?
– Не хотел он, чтобы меня или Коробицыных у его дома видели.
– Ночью ж более подозрительно? Вдруг соседи случаем увидят и шум поднимут?
– Он так приказал.
– Так ты не ответил, кто мог знать, что у Елисея в доме есть тайники и спрятаны там деньги и драгоценности с краж.
– Не знаю, – покачал головой Григорий.
– Ты же знал?
– Нет, я догадывался, что Елисей деньги копит, чтобы дело большое открыть, но…
– Если не ты, так приятели могли захотеть долю свою увеличить.
– Не, не могли. Я ж с ними лет пятнадцать… – Анциферов с опаской посмотрел на начальника сыскной полиции, поняв, что проговорился.
– Григорий, скрывать нечего. Ты думаешь, я не догадываюсь, что ты с приятелями не плюшки на базаре воровал, а по серьёзному дела вёл? Елисей вас на дома наводил?
– Он.
– Теперь скажи, почему перестали ходить в трактир к Андрееву? Ведь он совсем недалеко от места, где ты с приятелями обитал.
– Васька там одного человека увидел, с которым встречаться не хотел. Вот и перестали мы туда ходить.
– Что за человек?
– Толком ничего не рассказал, но испугался сильно.
– Тогда вновь вернёмся к нашим дорогим баранам, – Филиппов положил руки на стол.
– Каким баранам? – недоуменно заморгал ресницами задержанный.
– Это присказка такая, а мы вернёмся к действительности. Ты