Барбары уже спал, а младенец Кэрол забавно пускал пузыри.
Они остановились возле забегаловки на Х-стрит. Кэрол заглянула в бар и вернулась с двумя бокалами пива. Так они и стояли, потягивая пиво и наслаждаясь ласковым весенним солнцем. Барбара в шутку заметила, что выглядит, наверное, как законченный алкоголик, подавая их крошечным сыновьям достойный пример. Допив бокал, она взглянула на часы и спросила Кэрол: «Ты будешь еще?»
Кэрол отрицательно замотала головой. Ей уже было пора возвращаться. Подняв ладошки своих малышей, обе женщины помахали ими друг другу и в веселом настроении разошлись в противоположные стороны.
Некоторое время Кэрол следила за тем, как Барбара переходила улицу. Какая же она милая, — подумала Кэрол, — и какая наивная. Но временами она слишком серьезна и не понимает, когда люди шутят. Ну просто все принимает за чистую монету!
Однако Кэрол думала так без злобы. Мало того, она была счастлива, что имеет такую подругу, ведь на Барбару всегда можно было положиться. И вообще она в сто раз лучше своего мужа. Кэрол рассмеялась про себя, вспомнив их первую встречу на официальном банкете. До чего же он был тогда неуклюж по отношению к ней! Бедняжка Барбара: подставить свою шею такому человеку.
Продолжая размышлять над этими вопросами, Кэрол направилась к своему дому. Она вдруг вспомнила, как они с Барбарой бок о бок лежали в родильном доме, как смеялись, узнав, что рожать им одновременно. Вот с того-то дня они и стали звать своих малышей близнецами. Сын Барбары был всего на сорок минут старше ее, Кэрол, младенца.
Ребенок пискнул, и Кэрол улыбнулась ему. Она наклонилась и приласкала младенца. Тот разулыбался и выбросил из коляски погремушку.
— Ну ты и баловник, — воскликнула Кэрол, наклоняясь к тротуару и подбирая игрушку. Погремушка была в пыли, и женщина сунула ее в сумку. Малыш замахал ручонками.
— Саймон Джеймс Фрезер, — нарочито серьезно произнесла Кэрол, — ведите себя прилично.
В ответ ребенок что-то пробубнил, и мать рассмеялась. Никогда в жизни Кэрол не была так счастлива, как теперь. Через два месяца Тони выйдет в отпуск и они снимут виллу на Корфу. Будут валяться на пляже и впитывать в себя солнце.
— И ты станешь толстым и загорелым, — вновь обратилась Кэрол к сынишке. — Пухленький Саймон.
Розовая ножка высунулась из-под одеяльца, Кэрол пощекотала пяточку, спрятала под простынку и развернула коляску, чтобы спускаться дальше с холма.
Вдруг что-то мелькнуло у нее перед глазами и в следующий момент стукнуло по плечу. Кэрол застыла на месте. И тут она почувствовала удар в лицо. Кэрол завизжала от ужаса. Отк/да-то спускалась бечевка, и к ее концу вверх лапками была привязана серенькая белочка с перерезанной глоткой. Глаза ее вылезли из орбит.
Кэрол инстинктивно прижала к лицу ладони и закричала. Она отпрянула и в страхе оттолкула трупик, всего на какое-то мгновение выпустив коляску из рук. Но этого было достаточно. Коляска стремительно покатилась под уклон. Малыш продолжал весело махать матери пухленькими ручонками и улыбаться.
Кэрол бросилась вслед за коляской, но не успела схватить ее. Она побежала, пытаясь на ходу скинуть туфли на высоком каблуке, мешавшие бегу. Коляска неслась все быстрее и быстрее. Кэрол споткнулась, упала на колени, тут же снова вскочила и, всхлипывая, бросилась следом. Она отказывалась принять очевидное: что уже никогда не догонит коляску.
Кэрол еще продолжала бежать, когда коляска достигла подножия холма. Она отскочила от тротуара и выехала на дорогу, Кэрол даже не успела прикрыть глаза, когда огромный грузовик налетел на коляску, раздавил ее, как картонную коробку, и пронесся дальше…
Спрятавшийся в кустах Тревор Грант подтянул бечевку с трупиком белки и рассмеялся, поздравив себя с успехом.
* * *
Роды были трудные. Схватки начались задолго до положенного срока, и матери сделали кесарево сечение. После операции она быстро пришла в себя, и ей разрешили взглянуть на сынишку, лежащего в застекленном инкубаторе интенсивной терапии. Ребенок весил всего полтора килограмма, но врачи заверили мать, что он вполне здоров и это всего лишь вопрос времени. Ее выписали домой и предложили навещать ребенка в любое время. И главное — не волноваться.
Ребенок спал и дышал кислородом. Здесь он был один из двенадцати таких же крошечных пациентов. Врачи и медсестры гордились сверхсовременным медицинским оборудованием этой палаты. С тех пор, как его внедрили, детская смертность в их округе снизилась наполовину.
Две медсестры в белых халатах и марлевых повязках еще раз проверили, исправно ли оборудование. Наконец, они покинули палату и, сняв повязки, направились выпить чаю. Когда они скрылись в конце коридора, сестра Ламонт проскользнула в двери палаты. Здесь стояла тишина, слышалось только шипение кислорода. Ламонт подошла к первой кроватке, взглянула на именную табличку, затем к следующей и так до тех пор, пока не нашла нужный инкубатор. Ламонт с любопытством заглянула в него. Ребенок набрал уже с момента рождения пару фунтов. Личико его утратило тот неприятный синюшный оттенок, оно порозовело, как и ручки; дыхание стало ровным и легким.
Протянув руку к выключателю, Ламонт перекрыла в трубке кислород, отошла к окну и подождала несколько минут. Потом вернулась снова, пустила кислород и заглянула в инкубатор. Ребенок не шевелился.
* * *
Она взглянула на ребенка, мирно спавшего у нее на руках и возблагодарила Бога. Дважды у нее случались выкидыши, и, если бы и эта — третья — беременность обернулась несчастьем, то шансов бы у нее не осталось.
Малыш родился чудесный, весил девять фунтов. Глазами и подбородком он был в отца. Когда вырастет, будет играть за сборную Англии, — заявил ее муж на крещении в той самой церкви, где крестилась и она, здесь же они и венчались. У ребенка будет все. Они ничего не пожалеют для него.
Вокруг нее в церкви раздавалось пение. Она посмотрела на мальчиков, поющих в хоре, потом на мужа, перевела взгляд на своих родителей и остановила его, наконец, на викарии. Все они пели с какой-то страстностью.
Она взглянула на ребенка и присоединилась к пению. Сзади подошли поближе к купели крестные отец и мать.
— Возлюбленные чада мои, — заговорил преподобный отец Грэхэм Росс, — вы принесли сюда этого ребенка, дабы окрестить его. И я требую во имя этого дитяти, отречься от всего дьявольского, дабы ничто бесовское не смогло соблазнить вас.
— Отрекаемся, — в один голос произнесли родители. Викарий сделал шаг вперед и протянул руки. Мать еще раз взглянула на младенца и передала его викарию. Она вцепилась в руку своего мужа.
— Я нарекаю этого ребенка… — начал викарий.
— Александром Дэвидом, —