Какова же роль исходных положений социально-правового мышления? По своему назначению они обеспечивают эффективность социально-правового мышления как в целом, так и на отдельных его этапах, дают возможность найти правильный подход к решению задачи, получить необходимую информацию и прийти к верному выводу.
Это значение исходных положений для любого типа мышления, во всяком случае рационального, в общем-то очевидно. Философы подчеркивают обычно известное положение о том, что не решив общих вопросов, нельзя браться за частные. Но и на практике даже в бытовом (в данном случае – юридически значимом) поведении авторитет человека, не знающего, чего он хочет, меняющего свои взгляды и решения без серьезных к тому причин, стоит обычно невысоко.
Исходные положения социально-правового мышления позволяют при решении социально-правовых задач опираться на общечеловеческие интересы и традиции, быт народов и социальных групп, сложившуюся историческую обстановку. В любой социальной группе существовали и существуют свои представления о чести, о той системе общественных требований, соблюдение которых люди иногда ставили выше ценности собственной жизни. Дуэли, самосожжение раскольников, уход в революцию, да и менее яркие поступки опирались на глубинные, не всегда осознаваемые идеи о ценности личности, о праве на самостоятельность, об отношениях с государством, о путях защиты своего достоинства. И хотя современное социально-правовое мышление приемлет далеко не все взгляды и представления прежних времен, по-видимому, с порога отрицать их регулирующий характер невозможно. Напротив, лучшие традиции народа должны быть осмыслены и предметнее вплетены в социально-правовую мыслительную деятельность.
Рассмотрим в связи со сказанным такой пример. Если взять план-схему некоторых городов нашей страны, обозначить на ней структуру и интенсивность совершаемых преступлений, то в ряде районов она оказывается гораздо более низкой, чем в остальных. Эта районы старой застройки. Как правило, в них наличествует высокая плотность населения, культурно-воспитательная работа в современном ее понимании известна лишь по телепрограммам, и все же регистрируется меньше преступлений против личности, мало краж, почти нет хулиганства. Причины такого положения дел обычно связаны с традициями семейной сплоченности, авторитета старших, со стремлением решать конфликты по своим правилам, иногда с недоверием к государственным правоохранительным органам, с нежеланием допускать их воздействия на виновного.
Таким образом, традиции, переходя в осознанные или неосознанные исходные положения, определяют содержание обыденного мышления, выбор вариантов поведения и в конечном счете – состояние правопорядка. В некоторых случаях это может носить негативный характер, порождая групповщину, проявления национализма, безнаказанность преступлений и незащищенность граждан. Но в принципе к традиционным ценностям нужно подходить с большим уважением, стремясь отразить их в принимаемых социально-правовых решениях, например, при использовании мер перевоспитания несовершеннолетних преступников, организации профилактики правонарушений и др.
В правовой практике как при принятии крупных решений, так и при разрешении отдельных случаев значимость исходных положений социально-правового мышления проявляется очень сильно. Напротив, печальные следствия отсутствия четких исходных положений уголовной политики – это кампанейщина, когда внезапно ужесточается либо меняется правовая оценка хулиганства, спекуляции, хищений социалистической собственности, иных преступлений, и люди, привыкшие к одной реакции правоохранительных органов, внезапно сталкиваются с другой. Председатель Верховного Суда СССР заявил: «…многие судебные ошибки, в частности по делам о должностных и хозяйственных преступлениях, являлись своеобразным отражением, скажем, “перекосов” в экономической политике 70-х годов, т. е. результатом излишней централизации управления, неоправданно жесткой регламентации действий хозяйственных руководителей.
Это нередко порождало формальные нарушения действующих инструкций, приказов. К сожалению, суды признавали такие нарушения достаточными для вынесения обвинительного приговора». И далее он делает вывод: «Значит, новым мышлением нужно овладевать и судьям, у которых сохраняются стереотипы старых формальных оценок, основанных на нормативных актах, противоречащих Конституции».[61] Самокритика вещь хорошая. Но ссылки на «перекосы» с учетом того, что уголовное законодательство не менялось, есть признание отсутствия хорошо разработанной, соответствующей закону и уважаемой судами линии. Это нетерпимо в формирующемся правовом государстве.
К счастью, положение дел отнюдь не безнадежно. Уголовная политика, уголовный и уголовно-процессуальный законы, иные законодательные акты, сложившаяся практика квалификации преступлений и назначения наказания, профилактическая работа в действительности опираются на определенные исходные положения. Но они (эти положения) сейчас нуждаются в осознании, а при необходимости и в пересмотре с тем, чтобы на основе нового социально-правового мышления проблемы, существующие в сфере борьбы с преступностью, были решены в соответствии с интересами общества, отдельных социальных групп и индивида. Значит, здесь стоит многогранная задача:
а) определить истинно научные исходные положения борьбы с преступностью;
б) внедрить их в социально-правовое мышление;
в) сделать их максимально работающими. Последнее чрезвычайно важно.
Существует серьезная опасность инфляции исходных положений, использования многих, хорошо отработанных путей их игнорирования. В «Известиях» Юрий Феофанов поднял вопрос о существовании негласного изъятия из Положения о паспортной системе в СССР, утвержденного Советом Министров СССР 28 августа 1974 г., согласно которому граждане, дважды подвергавшиеся в течение года административному взысканию за паспортные нарушения, могут выселяться из Москвы на срок до двух лет в административном порядке по решению исполкомов районных Советов народных депутатов.[62] Конечно, для профессионалов это не было тайной. Но налицо факт игнорирования, как минимум, двух исходных положений, совершенно бесспорных. Первое – обязательность соответствия нормативных актов закону; второе – презумпция знания права, предполагающая обязательную публикацию норм, доведение их до сведения тех лиц, чье поведение этими нормами регулируется.
В конечном же счете все это ведет к необоснованному привлечению граждан к уголовной ответственности за бродяжничество, ведение иного паразитического образа жизни, нарушение правил паспортной системы и делает людей несчастными.
Круг исходных положений социально-правового мышления в сфере борьбы с преступностью следует определять на широкой научной и практической базе.
Содержание и система исходных положений социально-правового мышления в сфере борьбы с преступностью фактически всегда привлекали к себе внимание юристов (независимо от того, употребляли ли они это понятие или нет) и, к сожалению, в гораздо меньшей степени философов и социологов. Много важного материала об исходных положениях социально-правового мышления можно найти в публицистике и художественной литературе. Сейчас интерес к ним растет. Это отметили С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев. «За последние годы, – пишут они, – в результате развития права, социологии, философии все большее внимание стал привлекать вопрос о тех основных положениях, на которых зиждется наше уголовное законодательство и практика борьбы с преступностью».[63] Анализ этих основных положений является непременным условием исследования наиболее актуальных проблем борьбы с преступностью.[64] При этом придавалось особое значение тому, чтобы они были известны гражданам и хорошо поняты ими так, как, например, знание принципов.[65]
Исходя из сказанного, для более полного уяснения исходных положений правового мышления в сфере борьбы с преступностью обратимся к истории.
Правоведы, историки посвятили много работ зарождению и развитию народных представлений о праве, разграничению правового и неправового, отношению к тем или иным правовым явлениям. Обзор таких работ занял бы слишком много места, но некоторые примеры привести можно. Так, известный дореволюционный юрист М. Ф. Владимирский-Буданов, специально исследуя историю русского уголовного права, отмечал, что «одним народам более свойствен объективный взгляд на преступление, т. е. оценка его по мере нанесения вреда».[66] У других, а к ним он относил и славянские народы, «весьма рано (сравнительно) преступление оценивается по количеству злой воли деятеля. Принципом наказания у одних народов остается воздаяние злом на зло (“око за око, зуб за зуб”), у других – воздействие на преступную волю с целью произвести в ней реакцию. У одних народов более и дольше преобладает в наказании интерес частного потерпевшего лица; у других больше и раньше берет перевес начало государственной кары».[67]