разодетых барчуков. Потом они переехали в город, отец устроился на фабрику, а Якова, как самого старшего, пристроил в подмастерье у сапожника. Вот только вместо обучения ремеслу последний использовал мальчишку как бесплатного домашнего работника. Да еще и драл, как сидорову козу. А потом Яков упросил отца забрать его от этого изверга. И попал на фабрику, мальчишкой на побегушках. Но там хотя бы не били. Но несправедливость и там присутствовала, мастера лютовали. Штрафовали за каждую испорченную деталь, за лишний перекур, за опоздания, даже самомалейшие.
Вот и пошел Яков сначала в кружок социал-демократов, чтобы узнать как с этой несправедливостью бороться. Но там ему не понравилось — говорят много, а реальных дел никаких не предлагают. Но в кружке Яков познакомился с несколькими молодыми гимназистами, которые тоже хотели бороться с несправедливостью. Они и рассказали молодому рабочему о партии социалистов-революционеров. Той самой, представитель которой убил целого министра внутренних дел и с которой никак не могли справиться ни полиция, ни жандармы. Так Яков Акимов стал членом тайной эсеровской ячейки под именем Николая Никандрова. Ячейка была небольшая, но боевая. Они даже подготовили покушение на местного градоначальника, адмирала Энквиста. Сами изготовили бомбу, купили револьвер «бульдог». И гимназист Николай Макаров вместе рабочим Иваном Фроловым попытались подорвать Энквиста во время церковного хода. Акимов вместе с тремя другими членами ячейки находились в толпе, рассчитывая помочь бегству участников «акции».
Но в результате получился полный пшик. Бомба не взорвалась, стрелявшего из револьвера Ивана застрелил адъютант градоначальника. А гимназиста так избили во время задержания, что он умер к вечеру того же дня. В городе провели облавы, хватали всех подозрительных. Посидел в участке и Яков, как оказалось, выданный кем-то из кружка социал-демократов. Но поскольку других причин для ареста не нашлось, а из кружка Акимов ушел давно, то его выпустили. Вообще из эсеровской ячейки не арестовали никого, но оставшиеся в живых соратники как-то внезапно исчезли из города. И для Акимова встреча с одним из них, известным парикмахером Григорием, в ячейке — Марком Маккавеем, оказалась полной неожиданностью. Но поработать вместе со своим старым товарищем Яков не отказался. Вот только работа эта оказалось совсем не такой, как он себе представлял. Пришлось таскать с собой листовки и незаметно раскидывать в порту и на корабле. Причем, как успел заметить Акимов, листовки мало кто читал, чаще матросы просто выбрасывали их или использовали на курево. Яков у же хотелось настоящего, живого дела…
Бой в Японском море, закончившийся прорывом русского Владивостокского отряда в Порт-Муравьев, во время которого Акимов был ранен осколком японского снаряда, ему показался просто бессмысленной бойней. Он постоянно пытался понять, зачем царю и его генералам — адмиралам потребовалась Корея, словно в России не хватает земли. Можно было понять действия Александра Третьего, отомстившего за смерть сына и вернувшего под российскую руку Курильские острова. Но зачем царское правительство полезло дальше и продолжило провоцировать японцев, заставляя до сих пор платить «непомерные» репарации, Акимов, как и некоторые другие матросы, считал лишь желанием «захапать побольше в свой карман». Из-за чего, считал он, и началась эта, вторая русско-японская война, на которой приходится проливать кровь ему и его товарищам. Поэтому, узнав во время встречи с «Марком» о подготовке покушения на адмирала Чухнина, он сразу согласился в нем участвовать. Тем более, что «Марк» обещал его укрыть после акции и потом переправить в Россию по «настоящим документам». Адмирала же Яков не любил, пожалуй, даже больше, чем своего ротного офицера лейтенанта Зацаренного. Чухнин, по мнению Акимова, был настоящим держимордой и сатрапом, готовым ради соблюдения дисциплины замордовать любого офицера, не говоря уже о матросе.
Несколько дней спустя после первой встречи, Яков опять сумел отпроситься в город. Где и встретился с Розенштейном. Передавшим ему армейский «наган» и обрез охотничьего ружья, с несколькими патронами, снаряженными волчьей картечью. А потом ему пришлось ждать. Почти неделю адмирал провел на борту своего флагманского корабля, броненосца «Андрей Первозванный». Японцы активно пытались обстрелять флот на стоянках, а тихоокеанцы столь же активно им в этом мешали. При содействии армии, чьи береговые батареи девяти и шести дюймовых орудий активно участвовали в перестрелке. Во время одной из таких перестрелок осколками разоравшейся на позиции роты прикрытия легко ранило поручика Рыбникова.
Так что Акимов и «Марк» ждали удобного момента. И дождались. Как только японцы отвели основные силы от порта, оставив в дозоре лишь пару легких крейсеров, вице-адмирал Чухнин вернулся в свою резиденцию. На следующее утро он вышел на обычную прогулку по саду. Где его уже ждал спрятавшийся в кустах Акимов. Неожиданно выскочив на аллею, Яков оказался прямо перед адмиралом. Тот успел удивленно и громко крикнуть: — Мат-ро-оос?!.. и схватился за кобуру. Тут Акимов выпалил из обреза. Адмирал, не успев вытащить револьвер, упал. Яков, бросив обрез на землю, попытался снова скрыться в кустах. Но его заметил один из стоявших у забора часовых. Вопреки уставу, он заранее снял винтовку с предохранителя. А поскольку у трехлинейки пятый патрон всегда находиться в стволе, время на то, чтобы выстрелить ему хватило. Пораженный пулей прямо в сердце, Акимов упал в кусты…
К месту происшествия уже бежали из дома охранники и свитские. Но было поздно, адмирал, получивший в грудь заряд картечи, умер сразу…
Из-за ранения Рыбников о покушении узнал только на следующий день. А Розенштейн, как поручик выяснил позднее, уехал из Порт-Муравьева сразу после последней встречи с Акимовым.
Сообщение о гибели адмирала, появилось в газетах на следующий день после покушения. Однако японцы не попытались сразу воспользоваться неразберихой, воцарившейся в штабе флота. Их очередной раз отвлек рейд крейсеров Иессена. По случайному совпадению именно в эти дни появившихся в Желтом море и угрожавших поставкам воинских грузов из Японии в Корею. Того пришлось отправить на поимку этих надоедливых, словно москиты, русских рейдеров не только эскадру Камимуры, но и скоростные броненосцы адмирала Нисибы. Но поймать неуловимую «летучую эскадру», захватившую и потопившую десяток пароходов, опять не удалось. В результате разъяренная толпа понесших финансовые потери обывателей даже сожгла дом Камимуры. А Того был вызван в Токио, к министру флота.
В командование российским Тихоокеанским флотом вступил адмирал Вильгельм Карлович Витгефт. От которого наместник, великий князь Николай Николаевич, разъяренный гибелью предыдущего командующего, а также потерями нескольких контрминоносцев в предшествующих столкновениях, потребовал «навести порядок во флоте». А заодно — «уменьшить потери кораблей, особенно не допуская гибели линкоров». Поэтому Вильгельм Карлович предпочел не рисковать, запереть флот в гавани и ожидать дальнейших распоряжений