Читать интересную книгу Свобода и любовь. Эстонские вариации - Рээт Куду

Я сунула тогда рисунок мальчишке, чтобы не выслушивать его нытье. Мне хотелось домой, в свою комнату. Но в этот рисунок я вложила свое отчаяние и тоску по счастью. Я не отдала бы рисунок, если бы поняла это. В фантастическом этом портрете уже было то, что сейчас заставляло меня тосковать по проданным картинам. Подросток Андрус… Что-то я вложила в него, какую-то странную тайну. Я хочу понять, я должна понять, я обязана понять…

— Отдайте мне этот рисунок! — тоскливо сказала я.

— Вот же он, у вас, — терпеливо улыбается Андрус. — Пристегните ремень.

— Он мне нужен насовсем… очень нужен… Приколите вместо него голую девку, как все нормальные шоферы, — настаиваю я, безнадежно путаясь в ремне безопасности.

— Значит я ненормальный шофер, — иронически откликается Андрус. — Скажите, у вас с ремнями всегда такие проблемы?

— Зачем он вам?! Я вам сто портретов нарисую лучше этого. Эта мазня нужна мне самой. Понимаете, она напоминает мне мои первые шаги в искусстве или как бы это вам объяснить…

— Объясняйте, как хотите; портрет вы получите только в комплекте с машиной и водителем….

Я поперхнулась, впервые отчетливо осознав вдруг, что отправляюсь в долгую поездку с мужчиной, которого толком-то и не знаю. Самое время дать задний ход.

— Если вы на что-то рассчитываете, — лепечу я, — мне жаль, что я сразу не предупредила, я очень извиняюсь… По нашему городку ходят обо мне соблазнительные сплетни? Мое скандальное прошлое?… Но я совершенно холодна, и мне это все противно…

В ответ он разражается хохотом, который пугает и изумляет меня:

— Ах, вам противно? Совершенно противно? И что же это вам противно?

— Противно то, о чем вы говорите… на что рассчитываете, — с решительной откровенностью заявляю я.

— На что я рассчитываю, не вам знать, — неожиданно серьезно возражает он. — Но о вашей великой любви к одному проживающему в Париже художнику действительно известно всему нашему городку. А может, и Таллинну. Вам же из Парижа — да, именно из Парижа, не так ли? — звонили постоянно. Вас разыскивали утром, днем и вечером по разным адресам. Неужели вы надеялись, что эта потрясающая новость не разойдется по всему городу? Такая история для наших сплетниц послаще мексиканских сериалов! Роскошная любовь, богатый любовник, которому наплевать на счета за телефон! Так ведь?

— Я могу спать только с мужчиной, которого люблю, — на одном дыхании выпаливаю я. — И какая разница, где любить — в Париже или…

— Или в автомобиле, — издевательски договаривает он.

— Немедленно остановитесь! — гневно кричу я и лихорадочно начинаю бороться с дверцей. — Сказали бы сразу, что вам необходим предмет для постельных развлечений. Я согласилась ехать только ради моих рисунков…

Андрус останавливает машину и иронически наблюдает мои усилия.

— Чтобы открыть дверцу, надо вытянуть штифтик возле вашего правого плеча. Полагаю, вы сидите в машине в третий раз в жизни, иначе, по крайней мере, знали бы как выйти. А напоследок скажу вам, что и я недавно потерпел любовное крушение и тоже могу заниматься сексом только с любимой женщиной. А теперь можете выйти и “голосовать”, чтобы вернуться в город. Или отправляйтесь в аэропорт, он тут неподалеку, и прямиком покупайте билет до Парижа.

Я закрываю глаза. Меня охватывает жгучий стыд.

Зачем я все это выкрикивала в лицо Андрусу?

Но что же — выходит, как женщина я его ничуть не интересую?

Конечно, я не способна увлечь ни одного мужчину из нашего городка. Тем более такого, который учился со мной в одной школе, наслушался про меня всякого и, вполне возможно, сам злословил за моей спиной…

Ну и прекрасно — в таком случае долгий рейс действительно безопасен — мы всего-навсего приятели-попутчики. Чего еще мне желать?

Но я ловлю себя на том, что все-таки разочарована. Даже … убита. Ежу понятно, я снова выбракована, как в детстве.

И меня охватывает безнадежная тоска, избавиться от которой не в моей власти. Отчаяние детства вновь обступает меня, и я совершенно беспомощна…

— Так вы сойдете, или мы едем? — осведомляется Андрус самым деловым тоном. — Если остаетесь в машине, будьте так добры, пристегните ремень.

— Я не умею, — лепечу я, чувствуя себя таким же посмешищем, как в школе, на уроке физики, когда меня вызывали к доске. Я не могу себя заставить еще раз неловко возиться с ремнем, словно слабоумная. Именно сейчас я больше, чем когда-либо, разделяю ненависть Размика ко всем машинам.

— Ну, это горе мы переживем, — весело и успокоительно заявляет Андрус. — Ремень, в самом деле, пристегивается туго; машина старая, у нее свои капризы…

— У вас тоже…Зачем тут мой рисунок? Ну, зачем, скажите мне, — беспомощно выдавливаю я из себя какую-то бессмыслицу, тщетно пытаясь противиться чему-то непостижимому, надвигающемуся на меня…

— Этот рисунок всегда при мне. Он — мой талисман, — тихо отвечает Андрус и смотрит мне в глаза. Его лицо очень близко, руки, деловито поправляющие ремень, почти обнимают меня, хотя на самом деле он меня не касается. Но я все равно ощущаю тепло и силу мужской руки…

Я поспешно зажмуриваюсь, чтобы хоть так спрятаться. И пытаюсь убедить себя, что это чувство равноценно случайному ощущению в автобусе или метро, когда близость соседа вдруг ненароком пронзает электричеством все твое тело. Чаще всего эти контакты просто противны, ведь обычно прижаться к женскому телу норовят пропахшие алкоголем и грязью мужики. Им все равно, кого прижать. Но есть любители случайных эротических ощущений и среди приглаженных, аккуратненьких маменькиных сынков. Женские груди и бедра в автобусной давке дарят им нечаянный оргазм. Я приучилась безошибочно различать этих любителей острых ощущений. Тех, которые в переполненном автобусе стараются внедриться в самую гущу распаренных тел и как бы невзначай придвинуться к тебе поближе…

Андрус старается держаться подальше, но он электризует меня. А я ведь давно уже научилась избегать мужчин, которые меня возбуждают, но которых я не собираюсь любить… Вот именно — не собираюсь! Не нужна мне никакая любовь с первого взгляда. Мне нужен человек, который разделял бы мои художественные пристрастия. Мне нужен человек, который ни в коем случае не будет спортсменом, ни в коем случае не будет шофером и уж конечно не будет таким, как этот недавний неловкий парнишка, мой сосед, которого я просто не замечала… Наверно, давно я не ощущала близость мужской руки, если один только намек на прикосновение выбивает меня из колеи. Беглая ласка, которую нормальная женщина даже не заметит. Унизительно, что это заставляет меня сжимать зубы и ощущать тяжесть внизу живота. Больше четырех месяцев воздержания — и вот… Только бы он не заметил! Желание без любви — и долгий рейс впереди…

Все, хватит, пора кончать. Если уж такой, как Андрус, вызывает во мне сладострастную дрожь, пришло время искать себе любовника. Никакой любви, только секс. Хотя бы стареющий Казанова, раза два в месяц — исключительно для здоровья, как говорят опытные женщины. Или нетребовательный спонсор. Где-то пылится мой блокнот с телефонными номерами… Наверно, найдется сотня, нет, тысяча мужчин, чьи руки заставят меня трепетать так же, как сейчас руки Андруса. Какие неисчерпаемые возможности эротического разнообразия! И как просто… Мужчин в мире навалом, выбирай — не хочу! Если ты ищешь только мужчину. Не любовь.

Но тут я вспоминанию непреодолимое омерзение, с которым листала порнографические журналы. Все для того, чтобы объявить любовь выдумкой — все эти журналы с девицами, высовывающими влажный язык. Я завидую тем, кто с помощью этих фото и соблазнительных воспоминаний сумел уберечься от изматывающей душу любви. Описание одной позы, другой — да ведь в любовной лирике несравненно больше возбуждающего! Все эти эротические журналы — жалкий, убогий мир, из которого ушла любовь и который пытается заточить вас в бездушную бессловесную похоть, словно в немое замкнутое пространство, в котором и в помине нет ни тоски, ни мечты, ни будущего. Есть только закрытая камера, полная принудительной власти тела над душой. Разглядывая эти телесные потуги, в которых к половым органам не требовалось добавлять даже лица, не говоря уже о личности, я всегда чувствовала себя глубоко верующей жрицей любви, которую пытаются заставить отречься от символа веры.

И вот Андрус играючи добился того, чего не могли добиться самые откровенные эротические описания! Я испытывала желание вне любви и независимо от любви. Мне хотелось голого секса — пусть потом придет отвращение, лишь бы не угрызения совести. Меня мутило от желания, которое подчиняло себе тело и мысли, словно музыка и стих…

Нет, но только не Андрус, этот соседский зануду и спортсмен!. Видеть над собой его торжествующий взгляд мне было бы невыносимо…

— Вы часто бываете в борделях? — начинаю я обороняться от самой себя, чувствуя при этом почти физическую боль.