Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Необходимо здесь указать еще те средства, при помощи которых мы должны решить задачу пластической реконструкции нравов отдельных народов, классов и слоев в разные эпохи.
Исполнение подобной задачи должно базироваться на возможно широком использовании современных документов. Последними служат как литературные памятники всякого рода, так и пластические изображения лиц, вещей и событий. Только если мы дадим возможность эпохе высказаться самой, на ее собственном языке, на ее жаргоне, путем ею же созданных сравнений и т. д., и притом как можно чаще и как можно подробнее, пробудится она и воскреснет к жизни так, что нам, с одной стороны, будет казаться, что мы сами участники этой жизни, а с другой – благодаря нашему историческому методу – мы сможем, как с возвышенной трибуны, обозреть целое, в каждом отдельном случае уловить его связь с общим. Необходимо, следовательно, привлечь все документы обеих категорий, в которых отражаются нравственные воззрения каждой эпохи и различных классов, все, что дает о них наглядное представление. Такими литературными документами являются: всевозможные сообщения, указы, запрещения, описания обычаев, игр, праздников, а также художественные произведения: стихотворения, шванки[1], новеллы, пьесы как светского, так и церковного характера. Подобные документы мы будем привлекать как можно чаще, чтобы обосновать, углубить и подчеркнуть наше изложение. То же надо сказать и о современных пластических изображениях. Значение последних представляется нам не только равноправным, но во многих отношениях превосходящим значение литературных документов. В рисунке и картине мы видим даже самое важное, ибо самое надежное средство пластической реконструкции прошлого. Кроме того, современная картина вместе с тем – единственное и лучшее средство контроля литературных данных. Картина – это самый ясный и самый простой исторический документ. Достаточно привести один пример. Как трудно и сложно описать словесно даже простую моду так, чтобы читатель получил безусловно точное представление. При сличении нетрудно было бы установить, что каждый составляет себе свое особое представление. Когда речь идет о сложной моде, то описание еще затруднительнее и даже самое блестящее оказалось бы еще менее удовлетворительным. И то же надо сказать о целом ряде других явлений: о трактирном быте, о праздниках, о способах ухаживания – словом, обо всем. Насколько более верное представление получается в том случае, когда рядом находится картина как поддающийся контролю факт, пластический и не обусловленный никаким предвзятым настроением!
И не только в этом состоит ценность пластического комментария. Картина обладает еще одним достоинством. Каждое пластическое изображение вызывает в зрителе бесконечный ряд ассоциаций, о которых автор часто сам не думал или которые он игнорировал ради более ясного и простого изображения предмета. Сотни картин воспроизводят не отдельную черту, не отдельное явление из эпохи их возникновения, а охватывают целый мир, целый комплекс характерных фактов, следовательно, часто сами являются целой историей нравов, из которой каждый умеющий видеть может почерпнуть все новые данные. Картина не только более простой, но и более богатый документ.
Отсюда неизбежно следует, что история нравов, поставившая своей целью показать, какова была внешняя видимость явлений, не только настоятельно нуждается в пластических документах как средстве верного и точного представления прошлого, а положительно не может обойтись без этого материала. Во всяком случае, самые важные точки зрения исследователь обязан подкрепить картинами. Вот почему наряду с литературными документами мы будем пользоваться и всевозможными современными пластическими изображениями: иллюстрациями, взятыми из книг, летучими листками, картинами мод, художественными произведениями, портретами, научными иллюстрациями и главным образом бытовыми картинами, карикатурами и т. д.
Главным образом, как сказано, бытовыми картинами. Последние будут и должны играть главную роль, хотя осторожные люди мы упоминаем об этом, так как это даст нам возможность выяснить свою точку зрения, в разные времена возражали, что пользоваться бытовыми картинами как документами времени, как доказательствами можно только с большими ограничениями, так как все жанристы преувеличивали, как они преувеличивают и теперь, и притом как положительные, так и отрицательные стороны жизни, все равно – работали ли художники кистью или карандашом. Картина эпохи, нарисованная бытописателем нравов, в особенности ненадежна будто бы потому, что менее всего регистрируются средней руки явления, а в большинстве случаев крайности. Подобные возражения, без сомнения, правильны и одинаково касаются как литературы, так и искусства. Однако мы позволим себе противопоставить им те слова, которыми мы когда-то обосновали значение карикатуры для историографии: истина скрывается не в золотой середине, а именно в крайностях. В них вся ценность современного документа.
Отсюда вытекает наша обязанность воспользоваться для нашей работы в значительной степени карикатурами, которые воплощают лучше всего и, так сказать, принципиально эту тенденцию. Читателя же мы хотели бы предупредить, чтобы он при оценке этих продуктов сатиры не сбивался с толку ходячими глубокомысленными рассуждениями: «с одной стороны это так, а с другой стороны это не так». В особенности к карикатуре склонны применять такую точку зрения, и люди восхищаются своим остроумием, заявляя: «нравственность доброго старого времени уж конечно не была столь испорченной, как это заблагорассудилось изобразить современным моралистам и сатирикам». Подобные картины, прибавляют обыкновенно эти люди, страдают значительным преувеличением и свидетельствуют скорее о склонности XIV, XV и XVI веков к грубым шуткам, чем о самой жизни.
Как красиво звучит подобная объективность, подобная, стремящаяся к справедливости оценка!
К сожалению, мы должны возразить: подобная ходячая точка зрения обнаруживает только полное непонимание этими людьми сущности карикатуры, непонимания того, что в ней выражается и что в ней стремится оформиться.
Сущность карикатуры, несомненно, преувеличение.
Несомненно – сошлемся на классический пример, – никогда деревенский праздник не выливался в форму такого вакхического безумия, такого необузданного эротизма, как это изображено так убедительно Рубенсом на его великолепной картине «Деревенский праздник», хранящейся в Лувре – одной из самых смелых карикатур, какие знает история.
И, однако, как раз такие картины отличаются особенной правдивостью. И притом не вопреки своей преувеличенности, а именно благодаря ей. Преувеличивая, художник обнаруживает самое ядро явления, отбрасывает все покровы, способные ввести в заблуждение. Благодаря количественному и качественному подчеркиванию главных частей предмета оживает основной закон, обнаруживается истинная сущность, и притом так наглядно, что ее уже нельзя игнорировать, нельзя пройти мимо нее. Самый близорукий взор видит, о чем идет речь, самый неповоротливый ум понимает внутреннюю тайну явления. Все это создается преувеличением. И потому истина не столько в золотой середине, а в крайностях.
Каждая эпоха хотела выявить самую сущность явлений, и она
- Поэтические воззрения славян на природу - том 1 - Александр Афанасьев - Культурология
- Эстетика Ренессанса [Статьи и эссе] - Пётр Киле - Культурология
- Печальное наследие Атлантиды - ВП СССР - История