«Пригнись, ж-шиво!»
На неё почти шипят. Распущенные волосы захлестывают ветки, и она опаздывает лишь на пару секунд — чтобы тут же ощутить на себе, что такое боевая магия этого мира.
Плечо обжигает болью, и на платье проступает кровь. Больно, но не больнее смерти — эта мысль бьется в голове, когда она рвется вперед, почти ползком двигаясь к заветной тени, к бывшими надежными когда-то стенам. Это не с ней. Это не по-настоящему. Это просто страшный сон.
И почему-то перед глазами вместо крови, заливающей траву под ногами, стоят чужие — мерцающие лунным серебром и цветами фиалок — глаза. Где она видела их? Когда? Дыхание сбивается, но… последний рывок, Ари. Давай. Аррон дома, он ведь никуда не собирался. Из горла вырывается то ли вой, то ли всхлип. То ощущение, что будоражило душу, давай силы бежать вперед, исчезло, вместо со странным голосом — привидится же от боли!
Ладонь зажала бок, хоть это и было бессмысленно — до раны все равно не дотянуться. Голова кружилась, по телу полз проклятый холод. Шаг. Белые колонны маячат перед глазами. Шаг. Бледно-желтые плиты мозаики на полу, темная дверь заднего входа. Никого — ни слуг, ни охраны. В глубине дома слышится музыка и тихий смех. Что вообще происходит? Ещё шажок. Нестерпимо больно и рвется что-то в груди. Кровь капает на плиты… раньше они казались куда красивее… Страшно ли ей? Нет, что вы, нисколько. Горло сухо сглатывает, когда Ари пытается закричать — позвать на помощь. Голоса слышны из малой гостиной — жениха — и ещё несколько. Звучит смех, стучат бокалы.
- Когда твоя девка вернется, Арн?
- Не раньше вечера, — ленивый баритон куратора она бы и во сне опознала. Но никогда его голос не звучал так холодно, так пусто.
Она и сама не знала, от чего замерла, застыла, смотря перед собой, не решаясь зайти, превратившись в слух. В этот момент даже боль, казалось отступила, съежилась где-то на границе сознания, ведомая лишь одной её волей.
- Когда ты уже закончишь этот фарс, Арн? Альетта устала тебя ждать. Моя сестра терпеливая женщина, она давно смирилась с твоей работой, но, клянусь крыльями, она порвет эту девку, когда ты с ней закончишь.
- Иташ, — недовольно-снисходительное, — ты же знаешь, что таков приказ Его Cиятельства, и я, как его верная гончая, не имею права его нарушить. Для каждого из пришельцев мы разрабатываем свою тактику высвобождения их магической энергии с наибольшей пользой для нас. Привязать и сломать — так, чтобы уже не встали, вот, что требуется от нас. А женщину легче всего привязать, внушив чувство защищенности и любви. Иначе, альконы мне свидетели, я б к этой бледной моли не подошел. Я и так не сплю с ней, не думай. Дальше некоторых… ласк… мы не заходим.
- Тьма побери, не произноси это при мне вслух, — чей-то шутливый стон.
А у неё внутри все леденеет от этих страшных слов — как будто пелена спадает с глаз. Мелкой дрожью пронизывает пальцы и никак не протолкнуть воздух в горло.
- Зачем столько стараний? — чей-то насмешливый вопрос.
О да, скажи мне, Арн, зачем? Зачем ты возишься уже почти год с этой бледной молью из другого мира, вместо того, чтобы… сердце окатывает холод. Да кто сказал, что он с ней ничего не сделал? Сознание кристально-ясное — впервые за все время. Вокруг вообще сплошная пустота.
- Затем, что хоть я кинул на неё приворот, и ломал её сознание — она слишком устойчива к таким воздействиям. Даже странно. Она и под приворотом продолжает сомневаться во мне — хоть изредка, особенно, если мы расстаемся больше, чем на день.
- Бедняжка Арн…
Их смех отражается в ушах гулом. Голова кружится все сильнее, тело сводит судорогой — снова и снова. Сейчас она упадет. Мысли отстраненные, какие-то равнодушные, словно из-под толстого слоя ваты. Как много бессмысленной лжи и потерянного времени. Любовь — это лишь выдумка тех, кто хочет растоптать твое сердце, это та безумная, пронизывающая боль, от которой уже не встать, не оправиться.
Она не видит, как в этот миг по всему телу пробегают темные искры, а вокруг разливается острый запах миндаля — настолько резкий, что в соседней зале замолкает смех.
- Каэ торрэ!
- Ненавиж-жууу!
Это не крик — почти вой отчаянья на самой кромке, у самой грани, за которой уже скалит клыки нечто куда более страшное. Мертвящий холод расходится по телу, заковывая в ледяные доспехи душу, истекающую кровью. Невидимые кинжалы в сердце куда больнее ран физических. Жаль, что иногда это понимание приходит поздно. Слишком поздно, чтобы что-то исправить.
Грохот вылетевшей двери. Миг триумфа — миг недоумения, смешавшегося с ужасом на лицах холеных господ. А Арн… о, он не растерялся. Он как всегда великолепен, её гончая. Гончая ирра, поставщик… ценного товара. Жаль, что она не умеет управляться с этой силой. Она уже видит — он готов поиграть с ней, как со зверушкой. Наверное, ещё миг назад она бы напала, наплевав на все последствия.
«Нет, он только этого и ждет, ириссэ», — холодный смешок в голове. Знакомый голос.
Она, как зверь, вслушивается в него, чувствуя, как безумие ярости немного отступает, и приходит краткая ясность. Понимание происходящего, откуда есть лишь один единственный выход.
Не-ет, вы меня не получите. Никто пусть получит. Лучше уйти в небытие, чем жить на коленях.
Ари подняла руку, без удивления отметив, что на кончиках пальцев красуются острые антрацитово-черные когти, сотканные из её странного дара. Один лишь взмах — никто не успел остановить, никто просто не думал, что она на это способна. Она и сама не думала.
Когти вошли в грудь — и в этот же миг над сознанием сомкнулась тьма — как разом выключили лампочку. Хотя… в этом мире нет лампочек…
* * *
Первый алькон
Длинные острые когти рассекли ударом половину стола, почти прошивая его насквозь — темное дерево лишь затрещало обреченно. Белые волосы вскочившего мужчины извивались змеями, словно в комнате бушевал ураган.
— Как ты посмела! Глупая ildy thare! Как ты только посмела!
Конечно, её спасут, вне всякого сомнения — гончая не даст ей умереть, слишком много сил он уже на неё потратил, да и перед монархом придется оправдываться… Раскосые глаза гневно сощурились, губы изогнулись в злой усмешке, но… он смог удержаться. Не дать себе воли. Он давно уже привык сдерживаться, ведь он не принадлежал себе. Не имел права на собственную волю… Всемогущий раб.
Лучше встать один раз на колени и прогнуться, демонстрируя мнимую покорность, а потом, когда враг ожидает этого меньше всего — прыгнуть, вцепляясь ему в горло. Он потер браслет, сжимающий руку…. Да… эту правду он хорошо усвоил в свое время — и теперь ждал, притаившись, как змея в траве. Надо признать — эта девчонка смогла удивить. Откуда в ней столько огня, столько жажды свободы, ради которой она готова умереть? Или это была лишь глупая жажда мести?
Сначала покушение. Теперь срыв всех блоков и пробуждение силы. Их крови. Без сомнения, гончая не сможет провернуть при нынешних обстоятельствах свой обычный план, но все равно вывернется. Вот только у него самого появится шанс вмешаться. Повернуть так, как нужно было его детям, его народу… его подчиненным. Все, что не делается, к лучшему.
- Драгоценнейший!
В комнату просочился невысокий худой паренек с такими же, как и у замершего мужчины, пепельно-белыми волосами, отливающими искристой синевой. Он был одет в бледно-серебристый мундир, каким-то чудным образом не превратившим одного из младших альконов в бледное отражение луны.
- Анаирэ… проходи.
Он успокоился также быстро, как вышел из себя до того. Теперь по спокойному жесткому лицу невозможно было ничего прочесть — однако у смертных даже его фигура вызывала безотчетный страх. Возможно, от того, что они ощущали чужое безумие. Или смерть, что невидимая и неслышимая парила за плечами одного из ручных магов правителя.
- Амондо, — он поморщился. Не любил это имя, не теперь, когда оно напоминало о том, как много было утеряно.