М.В.М
Перехожу все грани бытия,Теряю все, что так копил годами.Смотрю и удивляюсь: я – не я,но что-то прибавляется, я знаю.
Толчок поддых – овсянка поутру,Второй толчок – стакан воды холодной,И кофе заварной уж по нутру,И до обеда вроде не голодный.
Коньяк дозирован, не боле, чем на третьУж наливаешь рюмку, не по полной.И в бане можно трижды пропотеть,Во жизнь настала, стал огнеупорный.
Последний писк – ты катишься с горы,Бока отбил, и с головой неладно.А для чего? Ты просто полюбилВсе то, что той любви особенно приятно.
Сыну в будущее
Может быть когда-нибудь далеко,В руки книжечка случайно попадет,Пролистаешь и вздохнешь глубоко,Как же время быстренько идет.
Вроде как вчера сидели вместе,А теперь ты старший по семье,Все ушли, остались только тексты,С прошлого написаны тебе.
Старческий маразм
Прикольненко, прикольненко на кухоньке сидетьИ пирожки готовые, и можно побалдеть,И радоваться тихонько на тот мирской уют,Еще считать минуточки: а вдруг не поддадут?И слава тебе, Господи, что дал такой приют.Дожил же до сединушки, авось и подадут?Когда совсем сгорбатишься и тихо с уголкаПрошамкаешь старательно: «Заметьте старичка».Да, радость та прикольненька, что угол раздобыл.Была ведь жизнь раздолбана, на то и заслужил.Все по заслугам, старенький, а был ты молодой,Не думал о завалинке на кухоньке чужой.Профукал, видно, молодость, на старость не скопил,Сидишь тут втихомолочку, а ведь когда-то жил.Прикольненько, прикольненько на кухоньке сидеть,Жевать, что недожевано и в потолок смотреть.Прикольненько, прикольненько, но все ж прикол не тот.Со стороны всем видится, ты – старый идиот.
Прирастаем, менять что-то сложно
Прирастаем, менять что-то сложно,Каждый корнем врос намертво в грунт,В мыслях кажется, что очень просто,А коснулось, в весах – ни на фунт.
Все цепляется кожей до крови,Косяком бьется все о плечо,И скрепим и все терпим до боли,Чуда ждем, а оно ни причем.
Все устои и жизни расклады,Враз не склеить, в одно не смешать,Вырастают такие преграды,От которых так трудно дышать.
Каждый тянет к себе одеяло,И рисует какой-то предлог,Не рискуя и все выжидая,Хочет взять свое время в залог.
Только время быстрей и скачками,Мы за ним, но его не догнать,Все в сравнении, мы все понимаем,И как трудно все враз поменять.
И проходя туннель в другую жизнь
И проходя туннель в другую жизнь,Оставив позади и радость, и невзгоды,Вполоборота смотришь с высоты,Оценивая сверху прожитые годы.
С католическим Рождеством!
Над домами повесился запахОт индеек за каждым столом,И белеют бумажки на лапах,И бокалы налиты вином.
Принимает тот мир поздравления,И справляет свое РождествоПравославное населениеС католическим пьет заодно.
Все смешалось под это веселье,Но пройдет лишь неделя всего,Снова будет большое похмелье,И дней десять продлится оно.
Где вы видели праздников больше?Ведь Россия открыла окно,А Европа присела от скорби,Ей такое еще не дано.
Ей не выжить, а нам еще мало.Может, в будущем сверху, как знать,Президент, чтобы лучше всем стало,Нам в указе прибавит дней пять.
А вечером под музыку для снов,С одной свечой, которая чуть дышит,Друг друга мы ласкаем, и без словПарим в душе все выше, выше, выше…
Когда устанешь целоваться,То возникает много дел —Полы помыть, потом убраться,Бельишко выстирать успел?
Посуды горка, пыль слоями,И глядя на такой бедлам,Опять сливаемся губами,Все поцелуй прощает нам.
Все по кругу
Иногда в кругу семейномОчень надо поругаться,Вспомнить старое, былое,Чтобы с милым разобраться.
Было, не было, вдруг будетНаперед, чтоб неповадно.Пусть болезный потоскует,Пусть немного заскучает.
Вдруг засахарились мОзгиОт семейного блаженства.Я его любя тревожу,Просто с женским интересом.
Мы ж такие – растревожим,А потом переживаем.Вдруг он сдуру и расскажет,Ведь была же и другая.
Он упрется как барашек,Хоть по лбУ ему, хоть пО лбу.«Ты же у меня родная,Все равно тебя не брошу».
А потом в кругу семейном,По сто грамм приняв на брата,Я подумала: «Дурная,Я во всем вся виновата».
Но об этом только тихо,И сама себе на ушко.Было время, было лихо,Пусть не знает, мой козлишка))
Оттираю ладошкой оконце
Оттираю ладошкой оконцеИ стараюсь увидеть рассвет.Как сковала зима мое солнце,Ледяной паутинкой весь свет.
Я дыханьем согрею немножко,Чтобы лучик скользнул бы в просвет.И зажмурится спящая кошка,От весны получая привет.Мухи белые…
Мухи белые все облепили,С ветром дружат в моих волосах,На лице мне морщины прорыли,И танцуют мятежно в глазах.
Ночь, пурга и не видно дороги,И бреду уж не знаю куда,И свинцом наливаются ноги,И слипаются сами глаза.
Все смешалось в морозной пучине,Но пристанище где-то найду,Все бреду, видно так научили,Не упасть, а идти, и иду.
Французская любовь
Как же так, все жили не тужили,Всем хватало, не влекло в азарт,Вдруг ожИли, для себя решили,Без любви французской нам никак.
Что мы знали, если что по-русски,Маловато этой нам любви,Так давайте тихо, по-французски,Чтоб дивились ночью мужики.
Мы покажем им потом такое,Не сомкнет он очи до утра,И налево вряд ли уже сможет,Скажет поутру: «Ну ты дала…».
А потом прикинет, это ж надо,«Где такой ты опыт обрела?»,Я ему тихонечко: «Так надо,Спи спокойно, я тебя ждала…».
Ночь в тайге
Зимним вечером вОзница тронулась,Зря рискнули отправиться в путь,По тайге, где у вОлков бессонница,И не сможет никто нам помочь.
Помолились, авось и проскочится,С бодуна не так страшно в пути,Карабинчик поможет при случае,Если встретится кто-то в ночи.
Верст с десяток спокойно проехали,Вдруг луна в облаках умерла,Темнота обступила, приехали,Кони встали, вокруг тишина.
Возник матом и плеткой ошпаривал,Не идут, только мелко дрожат,Зря узду ошалело натягивал,Как столбняк, ни вперед ни назад.
С двух сторон только глазья сквозь ельники,Желтым светом, как рой светляков,Видно сытно давно не обедали,А наткнулись на двух дураков.
Что ж судьба, мы из горла добавили,Он – за вилы, а я – за ружье,И словечком себя позабавили,В темноте не кружит воронье.
Вдруг рванули, как будто ошпарили,И откуда вдруг силы у них,Волки тоже с разбегу прибавили,За санями заснеженный вихрь.
Я с плеча в темноту из двустволочки,По глазам их свинцом поливал,ВОзник плетью махал втихомолочку,Про себя лишь молитву шептал.
Гнали долго, уж кони запарились,Карабин аж горел на руках,А судьбинушка видно поджалилась,Иль господь отпустил все в грехах.
Оторвались иль многих подранили,Отпустили иль сами ушли,Мы крестясь и дрожа загутарили,Смерть свою на прямой обошли.
И на радости вновь по стопарику,Повезло, дело было все в прах,Затянув глубоко по чинарику,Что загасли у нас на губах.
На постой лишь к рассвету доехали,Накормили усталых коней,Удивленным немного поведали,И пошли до церковных дверей.
Три кобылы, белые вольные
Три кобылы, белые вольные,Полной грудью на вольных полях,Своей жизнью паслись не зависимо,И не знали о седоках.
Их вскормили поля плодоносные,И поили ручьи на заре,Три кобылы, счастливые, взрослые,Не зависимые и не в узде.
Все текло и ни чем не печалило,Но в долину под вечер зашли,три коня и столкнулись нечаянно,И как будто сказал – «Замри».
Их внутри от такого заклинило,Красоты не видали такой,Холки дыбом, дрожали коленями,И не шагу вперед ни ногой.
Только ржаньем они себя выдали,Но кобылы не бросились прочь,Эти кони в суровом молчании,Покорили их буйную кровь.
Вот сошлись и немного обнюхались,И боками потерлись чуть-чуть,К тишине потихоньку прислушались,И пошли в независимый путь.
Вольной жизнью, чтоб все независимо,Чтоб ни плети и ни удила,Чтоб рождались такие же чистые,Кони белые в пятнах слегка.
Дочери