«Вопиют в небесах ангельские хоры…»
Вопиют в небесах ангельские хоры,на землю направляют умиленны взоры,на белые стены, на город Холмогоры,на келии тюремны, на крепкие запоры.
Плачут о покойных Антоне и Анне,а паче о во младости погибшем Иоанне.Собор пятиглавый меньшей головоюкивает солдатикам — секретному конвою.
Кого стерегут, солдатики не скажут —языки урежут или хуже накажут.Тюремщики тоже на вечном поселенье,все-то их провинности — знание и зренье.
Что тут, в Холмогорах, — российская столица,а в Санкт-Петербурге лже-императрица.А истинных царевичей Петра и Алексеязабыла полоумная матушка-Рассея.
И ходят наследники в рубахах полотняных,в рубахах полотняных, рубахах покаянных,а каяться им, бедным, незачем и не в чем,подпевают на земле ангелам певчим.
Живут и не знают, как с ними обойдутся,авось и на земле им защитники найдутся:задушат, обезглавят, а потом прославят,а может быть, бесславно в Данию отправят.
«Философ Вольтер — государыне Екатерине…»
Философ Вольтер — государыне Екатерине:«Катя, а что ты думаешь об Украине?О Днепре-Днестре, о горах Карпатах,о соломою крытых беленых хатах,не в последнюю очередь и об этих, пархатых,которых ты проглотила совместно с большейчастью страны, именуемой Польшей?
Что думаешь делать с их мишпухой и их кагалом,их писателем Шолом-Алейхемом, живописцем Шагалом,эсерами и эсдеками, больше-меньшевиками,с их убеждением, утвержденным веками,что до них народы были только черновиками,а на них, как на свитке, Господь начертал Свою Тору.Тору читала, Катя? Хорошая книга, нет спору».
Екатерина — Вольтеру: «Вчера приказалаиспечь пирог с начинкой из медвежьего сала.Также ели ломтики подсоленной лососины.И еще — велела мужчинам носить обтягивающие лосины.Чтобы достоинство было видимо сразублизорукому, но пытливому глазу».
Вольтер — Екатерине: «Что делать с украинской речью,к которой вы, россияне, относитесь как к увечью,как быть с Запорожской Сечью, саблями и картечью,как быть с казаками и казацким барокко,с морем, которое раскидывается широко,с броненосцем „Потемкин“, кстати, а как сам Потемкин, здоров ли?Как его деревни, с домами, лишенными стен и кровли?Что до хаджибеевских турок, они не хуже одесских уроки комиссаров с маузерами из-под тужурок.
Мне все равно, жизнь моя на закате,а ты молодая, есть над чем задуматься Кате».
Екатерина — Вольтеру: «При личной встречея бы тебе положила, Вольтер, ноги на плечи,прямо в парадном зале, не слазя с трона,от этого дела с меня не упадет корона.За ум я плачу любовью, за любовь отплачу сторицей.Почему бы философу не встретиться с императрицей?Приезжай в Петербург, познакомься со мной поближе!»
Вольтер — Екатерине: «Знакомиться лучше в Париже».
«Ночь. Петр Третий пошел смотреть на пожар…»
Ночь. Петр Третий пошел смотреть на пожар.Бревна трещат. Пламя возносится к небесам.С самого детства Петя огонь обожал.Горит дом камердинера. Поджог совершил он сам.Дым затмевает Луну. Говорят, Луна это — шар.А выглядит как тарелка. Не стоит верить глазам.
Еще известно, что на Луне людишки живут,размером гораздо меньше, но в остальномтакие же, как и мы, живущие тут,глазеющие на пожары, упивающиеся вином.Говорят, что на Луне такие цветы цветут!У роз не шипы, а штыки на стебле стальном.
Но Петя думает: лунные люди — это навернякаожившие наши игрушки, наши любимые, те,что послушны, не плачут из-за каждого пустяка,маршируют рядами, подчиняясь любой мечте.И это не суеверие, не какая-то мистика,это порядок, возможный лишь на большой высоте.
Огонь облегчает фантазию. А в дальнем крыле дворцаЕкатерина мучится родами. Сын или дочь?Все равно, Петра тут не выставишь, как отца:два года не прикасался. Лишь пламя может помочь.Пока не родится младенец, дом не должен сгореть до конца,пока младенца не спеленают и не вынесут прочь.
Камердинер молится: пусть она побыстрее родит!Пусть дом подольше горит, пусть искры взлетают ввысь!Господь, простри над несчастной Катей огненный щит!Гори-гори ясно, дом, гори, но не торопись.Екатерина рожает, пламя стихает, дерево, догорая, трещит.Петр мочится на головешку, как брюссельский манекейн-писс.
«Снится Катерине убиенный Петр…»
Снится Катерине убиенный Петр,в камзоле гольштинском, выпрямлен и бодр.
Стоит, топочет ножкой, просит: «Кать, а Кать,пошли оловянного солдатика искать!
Как душили меня, так во время смертных муквыпал тот солдатик у меня из рук.
Красивый солдатик, в треуголке, в парике,косичка сзади, сабелька в руке.
Он лежит в траве, я лежу в гробу,оба мы не жалуемся на судьбу.
Ты лежишь в кровати, рядом — фавориттяжко дышит в ухо, радости дарит.
Любимцы твои, убивцы мои,я лежу в забвении, в забытьи.
А ты при полной памяти, Кать, а Кать,пошли оловянного солдатика искать!»
Захаров Владимир. Койот
ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ СЫНА ПЛАЧУ В СТИЛЕ КНЯГИНИ УРУСОВОЙ
Дети мои, дети,Светы мои, светы,Внуки мои милые,Звездочки ясные,Что-то станется с вами,КогдаТо,Что некогда было Россия,Превратится в пространство для битвыМежду далеко продвинутыми,Технически оснащенными,Изощренными,БеспощаднымиВосточными народамиЗа земли Поволжья.За нефть Сибири,За чистую воду Байкала.
ЭМИГРАНТ — СКУПОЙ РЫЦАРЬ
Вот оно,Богатство мое неразменное —Русский язык.Спущусь в подвал,Крышки сундуков все подыму,Свечи все запалю,Праздник себе устрою.
ТыняновС его «Вазир-Мухтаром»,Платонов,«Чевенгур»,Бунин —ВыбирайХоть «Солнечный удар», хоть «Чистый понедельник»,
Бабель,«Смерть командира»,Прочитал,И уже с начинкой,А вот Цветаевой стихи искрометные,О каждой строчке готов говорить.
И я — скупой рыцарь?Никакой я не скупой рыцарь.Эй, Альбер,Иди-ка сюда!Возьми почитатьХоть «Капитанскую дочку»!
Да некогда ему!Он «дейтрейдер».
НАТУРАЛИСТ
Когда вешние воды нахлынули,Дерево и упало.Верхушка в болото далеко завалилась,Но ствол, кора, камбий —Все к услугам моего интереса,Только надо соблюдать осторожность, —Там, в дуплах,СкрываютсяОкукленные,Известные по каталогам,Боеголовки.
Разрешите представиться — Фабр,Да, да, из тех самых Фабров,Пять поколений натуралистов,Прапрадедушка мой знаменитый[1].Он не только энтомологом,Но и художником был.В популярных книгах можно видеть его шедевр:Дохлая крыса,Пожираемая личинками бабочек и жуков.
Я этих талантов не унаследовал,Но со мной прекрасная цифровая камера,Воображаю, какая будет сенсация,Когда в «Нейчур» появятся мои фотографии.Никто никогда еще не наблюдал,Как из гниющего дереваВываливаются ядерные боеголовки.
Сюда на лошадке удобно ездить,Стреножу ее, пусть на травке пасется.Ежели волки — пальну из двустволки.Целое лето у меня впереди,До снега, надо думать, все кончится,Главное — не пропустить момент,Когда из дупел проклюнутсяИ начнут шлепаться в болотную жижуЯдерные боеголовки.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ