Читать интересную книгу Дезертиры Иводзимы - Руслан Галеев

Так Бобби и попал на астероид, где ему нравилось меньше, чем на Вычегде, но выбирать не приходилось. Жить в пещере, без неба над головой, без рассветов и закатов, дождя, ветра, снега: то, на что он почти не обращал внимания раньше, стало вдруг здорово не хватать. Но Бобби смирился, чему-чему, а этому жизнь его научила. И только иногда, когда вдруг накатывала тоска, он принимался бренчать на старом сигарбоксовом банджо, напевая под нос о том, как ветер путает волосы любимой, которой у Бобби никогда не было, или как ливень стучит по крыше, или об утренней росе, по которой так приятно пройти босыми ногами, что тоже было неправдой, поскольку и ног у Бобби не было. Правда, он копил деньги на дорогостоящую операцию, в ходе которой ему заменят часть позвоночника, перешьют нервную систему, и наростят самые настоящие ноги. Платили на «СФР» неплохо, но и стоила операция не мало.

Вот и сегодня, закончив смену и затарившись в лавке Анвара пивом, Бобби вернулся к себе в конуру и взялся за банджо.

– Я помню, – мычал он под нос, – помню открытую банку пива, голос в соседней квартире, и запах дождей, испарявшихся с камня, и порох, отстрелянный в тире. Глаза цвета осени, смех цвета августа, шёпот подслушанный. Ты у моих дверей… Скоро снова начнётся дождь, не тяни, заходи скорей…

В дверь постучали.

– Открыто, – крикнул Бобби. Приходя домой, он снимал экзоскелет, и, чтобы не ползать к двери в инвалидном кресле, никогда ее не запирал.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянуло густо усыпанное веснушками лицо Ченнинга.

– Бобби, не занят?

– Нет, бро. Хочешь пива?

Несмотря на то, что Ченнинг тоже был с Елены, его врожденный порок не бросался в глаза: ослабленный позвоночник, хрупкие кости. На астероиде с пониженной силой тяготения это не имело значения.

– Как дела, бро?

– Да так, – Ченнинг уселся в продавленное кресло и открыл себе пива, – слегка вляпался. Малик на меня наорал.

– Может, он просто говорил? С ним иногда не поймёшь.

– Не, в этот раз точно орал.

– Хреново…

Бобби снова взял банджо и начал мычать под нос. Так они и просидели какое-то время.

– Ты скучаешь по дому? – спросил Ченнинг, ставя пустую бутылку под стол.

– Как тебе сказать, бро… я любви к нему не испытываю, – пожал плечами Бобби. – Но вообще-то – да, иногда скучаю.

Ченнинг достал из упаковки по бутылке себе и Бобби, отнёс пустой пластиковый бокс в утилизатор и вернулся.

– Там было хорошо, – сказал Ченнинг. – Я имею в виду, если не считать всей этой ерунды с мутациями. Небо синее. Воздух… самый вкусный в мире.

– Там мы были детьми, – кивнул Бобби, – детям везде хорошо.

– Кстати, ты никогда не думал выложить свои песни в сеть?

– Не-а, зачем? Кому они там нужны, бро?

– Кения выложила, и теперь суперзвезда. Зарабатывает миллионы, гастролирует, приняла доимизм…

– Чего приняла?

– Доимизм. Религия такая. Чистота помыслов и тела. Насчёт помыслов не знаю, но едят они странные вещи. И ещё им запрещено касаться других людей. Харам.

– Да ладно? – Бобби привстал на локтях. – А как они трахаются?

– Не знаю. Наверное, никак. Но суть не в этом. Мне нравятся твои песни. Попробуй, мало ли.

5

Марк, Лёша

«Плохи те провода, на которых не висели школьные кеды».

Так говорил отец Марка. Но Марк его не понимал. На Белом Ките проводов не было. Там, по большому счету, вообще ничего не было, за исключением двух десятков метеостанций, посёлка без названия и школы-интерната имени Шарля де Костера. В школе учились дети тех, кто работал на метеостанциях и в посёлке без названия. Звучит так себе, но поскольку все барахло принадлежало «Юниверсум Инк.», это так себе было высокотехнологичным. Марк не видел проводов над головой. Ни разу за все детство.

Зато он видел звезды, и они ему нравились. Когда Марку исполнилось 16, он написал в сочинении: «Однажды я заброшу свои школьные кеды на самые дальние звёзды». А двумя годами позже так и сделал. Поступил в лётную академию.

– Как это, посёлок без названия? – переспросил Лёша, который всегда слегка притормаживал.

– Там был всего один посёлок. На хрен ему название?

Шли вторые сутки их вахты. Огромный, угловатый корабль-камикадзе с неожиданной маркировкой «USS Айова» постепенно зарастал углеводородной сетью, которую плели вокруг него мелкие дроны. Другие мелкие дроны пытались подключиться к системе корабля. А третьи сканировали «Айову» на предмет всего того недоброго дерьма, которым обычно бывают набиты военные корабли. Ну, а вахтенные за всем этим приглядывали, пытаясь не сойти с ума от скуки.

– У всего есть название, – не унимался Леша – А так получается, ты жил в… нигде?

– Ну, нет, старик. Названия нужны для того, чтобы две одинаковые штуки отличать друг от друга. Типа, левая рука и правая рука. Или Серж Амиш и Серж Гордон. А посёлок был один. Я жил в единственном посёлке на Белом Ките. Ясно?

Леша помолчал, обдумывая. Мимо лобового иллюминатора медленно проплыл пластиковый стаканчик от кофемашины. Марк лениво смахнул его за спину, потом оглянулся. В задней части прыгуна плавало немало барахла: стаканчики, боксы от сух-пайков, провода, коробки… Мусорный рой.

– Надо бы убраться в этом гадюшнике. Командор увидит, оторвет нам головы по самые ноги.

– Серж Амиш – мудак, – вынырнул из размышлений, Леша. – Вот что его отличает от мастера-командора Сержа Гордона.

– Да, но если я просто скажу: «Сегодня я видел Сержа», – ты же не поймёшь, кого я имею в виду, мастера-командора или мудака. Следи за дронами, я тут немного…

Марк отстегнулся от кресла, перелетел через спинку и достав из утопленного настенного бокса мусорный пакет, принялся загонять в него мусор.

– А я вырос на Тусоне. В городе Корнелл, – сказал Леша. – Это в солнечной системе Омаха.

– Ты рассказывал.

– Её должен был взорвать один из этих сайгонских смертников.

Марк осмотрелся. Большую часть мусора он собрал, остальное уже не так бросалась в глаза. Которые, к слову, слипались. Ему пора было отправляться на боковую.

– Да, старичок, об этом ты мне тоже рассказывал, – сказал Марк, утрамбовывая пакет в утилизатор. – Вот только это ни хрена не сайгонский смертник. Этот железный чувак – наш. Вот видишь, в чем суть названий?

– Нет, не вижу. Какая разница, как называется корабль-камикадзе, если это корабль-камикадзе?

Марк завис между полом и потолком. Иногда Леша и, правда притормаживал, и когда-то, в летной академии, Марка это здорово доставало. Со временем он к этому привык. Тем более, что выполняя обязанности пилота, Леша вдруг становился быстрым, точным и никогда не подводил. А потом Марк начал замечать, что порой, побуксовав в своих странных неторопливых размышлениях, Леша выдавал на гора такие крутые сентенции, что из них можно было составлять философские цитатники.

– Но я и, правда, никогда не слышал о наших смертниках, – кивнул Леша. – Только о сайгонских.

– О них никто не слышал, старичок… Ладно, пойду я спать.

Марк снова выглянул в иллюминатор. С тех пор, как смертник выжег мозги их межпланетнику боевым вирусом, он похоже снова уснул. Кстати, межпланетник назывался «Ливерпуль». В экспедиции было восемь кораблей этого класса, как две капли воды похожих друг на друга. Поэтому им нужны были названия. Но эта штука, там, в космосе… Она ни на что не была похожа. Сигнатура смертника, но выглядит иначе. Этой заразы вообще не должно было существовать на этом свете. Но вот она, кружит в пустоте…

– Некоторые кеды не стоит забрасывать на провода, – невесело усмехнулся Марк.

– Кеды? – не понял Леша.

– Не парься. Все, я на боковую. Смотри тут в оба.

– Спокойной ночи.

6

Нина, Давид

Нина проснулась засветло. Оба солнца были скрыты сглаженным горизонтом, там, где «Юниверс Инк.» успела нарастить на стальной каркас корабля слои грунта. Нина чувствовала себя прекрасно. Вся апатия вчерашнего дня испарилась, словно и не было. Она постояла у окна, провожая остатки сна, и пытаясь вспомнить, было ли на предполетных лекциях что-нибудь о созвездиях Иво. Им дали имена? Конечно дали… но Нина ничего об этом не помнила. Наверное, лекторы в период трехдневной подготовки это упустили, поскольку ориентироваться на искусственной планете было проще, чем на естественной.

Нина выполнила полный утренний комплекс упражнений, выпила свой коктейль и вышла из гостиницы на час раньше обычного. Нужно было наверстывать вчерашнее безделье.

Две авиетки на гостиничной площади, почувствовав приближение ее консоли, мгновенно вынырнули из спящего режима: низко, едва слышно загудели, приподнявшись над мостовой.

– Пошли парни, – кивнула им Нина, – сегодня придётся повозиться.

До расселения Иво в одном из старых авиангаров располагалось нечто вроде барахолки, где местные хабарщики и технофетишисты торговали различным механическим и цифровым стафом. Нина ненавидела такие места. Ненавидела профессионально. Их приходилось обыскивать сантиметр за сантиметром, потому что нелегальная врезка могла оказаться где угодно, а самих этих врезок могло быть до сотни. И каждая вторая снабжена какой-нибудь приблудной от удаленного прерывания и для маскировки под регулярные сетевые алгоритмы. Причём на сотню приблуд обязательно найдётся пара с хитрым подвыподвертом, нестандартным кодом, а то и вовсе с системой физического самоуничтожения. Естественно, софт не сертифицированный, и найти F.A.Q. по деинсталляции либо проблематично, либо вообще невозможно. Так что эту часть «колыбельной» придётся «петь» в прямом смысле на ощупь. Конечно, большую часть грязной работы по поиску и обнаружению врезок выполнят дроны, благо, Нина в этот раз не экономила и закупилась новой упаковкой «Тодзоси». Сорок четыре дрона размером с фалангу большого пальца. Должно хватить. Но и ей тоже придётся запачкать руки, и повезёт, если только руки.