Читать интересную книгу Ты – моя причина жить… - Федор Анич

– Мама, этот вопрос закрыт!

* * *

Павлу Витальевичу я позвонил тем же утром.

– Соедините, пожалуйста, с Павлом Витальевичем, – попросил я администратора.

– Как вас представить? – поинтересовалась она.

– Василий Ковалев.

– Минуту, – сказала она, и в трубке заиграла мелодия.

– Я слушаю вас, – после минутной задержки ответили на том конце провода.

– Здравствуйте, Павел Витальевич! Это Василий Ковалев. Мы созванивались с вами несколько месяцев назад.

– Доброе утро, Василий. Я помню. Как ваше здоровье?

– Все хорошо, спасибо. Я звоню вам по делу. Ваше предложение о работе еще в силе?

– Да, конечно. Но, как я понимаю, противопоказания к работе у вас никуда не делись?

– Изменились обстоятельства, – ответил я, решив не вдаваться в подробности. – Я согласен. Готов приехать в офис сегодня же, чтобы подписать все бумаги.

– Хорошо, мы будем вас ждать.

* * *

Что бы между нами ни происходило, мама всегда приходит мне на помощь. Даже сейчас, когда я, раздираемый чувством вины, собирался с силами, чтобы извиниться перед ней за свою неоправданную резкость, она пришла сама, тихо постучав в дверь.

– Входи, мама.

В комнату она вошла в пальто со слезами на глазах, но при этом гордая и абсолютно счастливая.

– Васенька, пойдем завтракать? – нежно улыбнулась она мне.

Я поцеловал маму и спросил:

– Мама, ты в пальто завтракать будешь?

Она на секунду задумалась, зарывшись в воротник лицом, после согласно кивнула.

* * *

Ровно в четыре часа я уже сидел в офисе, ожидая встречи с Павлом Витальевичем. В издательстве все ходили в дорогих костюмах и модных туфлях. Сидя на диванчике в приемной в своих старых ботинках, чуть белых от уличных реагентов, мокрых и далеко ушедших от моды, я чувствовал себя ущербным. Под курткой, выцветшей от времени, у меня был свитер – предел моей гордости. Я приобрел его на рождественской распродаже с огромной скидкой в одном из бутиков города, в который в обычное время я не рискнул бы зайти. Вышло рублей на семьсот дороже, чем на рынке. Но мы смогли себе его позволить.

– Василий Ковалев? – обратилась ко мне секретарь. Она сидела за большим столом, который был завален бумагами доверху. Даже компьютера из-за кип видно не было, лишь макушку ее головы.

– Да, это я, – тут же подскочив с дивана, подошел я к столу.

– Проходите, вас ждут, – мило улыбнулась мне девушка.

– Спасибо. – Улыбнуться в ответ вышло плохо, уж слишком я нервничал. А вся окружающая обстановка давила.

Павел Витальевич восседал на троне. Ей-богу, таких огромных кресел я не видел никогда. Темно-бордовое кожаное кресло, подкатанное к стеклянному столу на бронзовых ножках – очень экспрессивно. Никаких бумажных завалов – видимо, пройдя через секретаршу, они становятся лаконичными заметками в электронном виде.

Павел Витальевич вскочил с кресла, проводил меня до гостевого трона, малость меньше хозяйского кресла темно-зеленой расцветки, и усадил в него.

– Чай? Кофе?

– Если можно, чай. Черный и две ложки сахара.

– Сейчас исполним.

Он сделал через селектор заказ и спустя пару минут секретарь с непрошибаемой улыбкой внесла на подносе чашку чая и вазочку с конфетами.

– Я очень рад, Василий, что вы передумали, – сказал Павел Витальевич, когда секретарь удалилась. На столе перед ним лежало мое резюме. – Так, специального образования у вас нет, но переводите вы очень достойно. Кроме того, албанский язык – явление в России редкое, переводчиков сосчитать по пальцам. Мы платим пять тысяч за один авторский лист. Когда будете готовы к переводу, звоните нам, и мы тут же заказываем для вас текст, который необходимо перевести за сутки. Не более, в противном случае мы теряем свежесть идеи и содержания. Если вы согласны, то можете начать уже сегодня.

– Я согласен.

* * *

Текст, который мне необходимо было перевести, был ужасным. Абсолютно бездарный, наспех набросанный, поверхностный и глупый. После ночи мучений, сидя над документом, я уже отчаялся хоть как-то вникнуть в его суть. О каких-то заключенных, то ли узниках совести, то ли смертниках. Бред полнейший. Текст надо сделать душещипательным. Чтобы вызвать у читателей сострадание и буквально заставить их сделать взнос в рекламируемый журналом фонд помощи заключенным.

Мама, как и я, не спала всю ночь. Она тихо плакала у себя в комнате, чем безумно отвлекала. Да, мне нельзя не спать по ночам – мое сердце может остановиться. Отдых должен быть полноценным. В противном случае начинались тахикардия и сбой ритма. Кончиться такое может полной остановкой сердца. Но нам нужны деньги, и это мое решение. Не надо плакать, мама!

В десять часов утра текст был готов. Дышать было трудно. Словно вместо сердца в груди образовалась свалка чугуна. Но я продолжал работу. Вычищал текст, скруглял его и старался сделать конфеткой. В конце концов я перевернул последнюю страницу своего труда и невольно загордился работой – еще немного колдовской пыли, и текст станет очень даже хорошим!

Ровно в пять часов я был в офисе издательства. Сергей Андреевич, редактор, с серьезным видом вычитывал какой-то материал и не мог оторваться ни на минуту. Не поднимая головы от бумаги, он улыбнулся мне и жестом пригласил присесть. Я уселся, сжимая в руках рукопись в обычном пакете из супермаркета. Хотел же еще забежать в канцелярский магазин и купить файл, делов-то на рубль пятьдесят, но не вышло. Так торопился, что забыл. Да еще и сердце не давало покоя.

– Я закончил, – оповестил меня Сергей Андреевич.

Он собрал бумаги в кучу и сдвинул на край стола. Потом взглянул на меня и протянул руки, чтобы взять текст. Я вытащил из пакета исписанные черными чернилами серые листы и, придерживая подолы куртки, чтобы не снести ноутбук со стола, подал редактору рукопись. Читал он недолго, выборочно.

– Отлично, Василий. Текст принят. Новый возьмете?

* * *

Мама приготовила легкий ужин, и пока мы ели, она то и дело хваталась за стакан с водой и пододвигала мне. Я мужественно терпел недомогание и всячески демонстрировал, что чувствую себя лучше, чем на самом деле. Мама, естественно, не верила. После ужина я принял душ и лег в кровать.

Сердце покалывало и металось.

Проснулся я тревожный, глубокой ночью. Работа, ожидающая меня в портфеле, не давала покоя. Выпив на кухне стакан воды, я сел за свой письменный стол и достал из сумки новую статью. Она была намного меньше той, что я переводил всю прошлую ночь, и намного понятнее, отчего – проще. Приступлю сразу же после приема лекарств.

Я нагреб горсть таблеток из баночек, которые стояли на моей прикроватной тумбочке, и вернулся на кухню. Взял таймер, подготовил жидкости для запивания – стакан теплой воды, стакан молока и стакан холодной воды – и принялся за дело. Сначала идут гипертонические таблетки, их следует запивать теплой водой. Я тщательно разжевал три таблетки и запил их. Потом прополоскал рот и съел булочку с молоком – сердечные таблетки на голодный желудок не принимаются. Запустив таймер, я выпил две капсулы, запил молоком, выждал ровно три минуты и выпил еще две, но уже запил остывшей водой. Спустя пять минут финишировал своим любимым глицином под язык. Когда сладкая и вязкая масса под языком рассосалась, принял витамины и запил их холодной водой. Все.

Я проверил сон мамы. Она мирно посапывала у себя в комнате. Я подоткнул одеяло у стынущих ног, поцеловал ее во вкусно пахнущую ночным кремом щечку и принялся за работу.

* * *

Следующий день я помню плохо, какими-то обрывками. Помню, что перевод второй статьи лежал в моем портфеле. Портфель – у меня на коленях. Сам же я сидел на скамье. Скамья – в вагоне метро. Вагон мчался по тоннелю. За окном со свистом проносились яркие лампы в темноте. И каждая уверенным кулаком била меня в глаз. Я чувствовал себя плохо. Мне было душно, по лицу стекал пот.

В голове рождались странные мысли. Помню, как думал о том, что будет, если поезд затормозит посреди тоннеля. Смогу ли я найти в стене дверь и выйти к эскалатору? Конечно же, смогу. Мало воздуха, мало…

Потом помню бригаду «Скорой помощи» на станции… Все почему-то кричат. Я слышу лишь обрывки фраз, плавающие в душном мареве: молодой совсем… ему воздух нужен!.. какое белое лицо… не нужно ему махать перед лицом, женщина… почему врачи тащат его наверх?..

И вдруг резко и отчетливо:

– Марина, адреналин, два кубика. Быстро. Сынок, ты только держись!

Ника

Каких сил мне стоит не разреветься! Но еще больших сил мне стоит не врезать по этой наглой старой морде. Свалить бы ее с ног и растоптать, прыгая всем свои центнером по мясистой морде. В голове вырисовываются детальные картинки расправы. Я этого невероятно хочу, и только Уголовный кодекс (дай бог здоровья его создателям) удерживает меня.

В реальности дела обстоят совсем иначе. Я самая настоящая сопля и размазня. Да и картинки эти воображаемые сворованы у какого-то писателя, то ли у Дина Кунца, то ли у Чака Паланика, то ли у самого Стивена Кинга. Что-то у них там такое было. Я не способна даже на кассиршу в магазине наорать, когда она под видом отсутствия мелочи не дает мне сдачу. То, что в голове моей пылает огонь расправы, совсем не означает, что в настоящей жизни я могу сконцентрировать свое необъятное тело на причинение страдания другому человеку. Нет, ну почему я такая слабохарактерная?