меня плохие манеры?
— Нет, — вежливо улыбнулся ей граф. — Лишь, что ваша красота способна обратить реки вспять. Теперь я вижу, что это не было преувеличением.
Оливия пропустила его комплимент мимо ушей. Оды ее красоте она слышала и раньше, и в куда более изящных выражениях. Среди ее поклонников когда-то было два знаменитых поэта, заколовших друг друга на дуэли за ее сердце, и один странствующий бард, который попытался пленить ее внутри зачарованной гитары, когда она ему отказала. Пока отец не вбил себе в голову странных идей, ей надо было выставить графа вон так, чтобы он не посмел вернуться.
— Тогда, полагаю, вы не откажетесь от возможности узнать меня получше перед тем, как решите, что именно со мной вы хотите связать свою жизнь?
— Свое решение я уже принял, и сильно сомневаюсь, что наш разговор может его изменить. Но я удовольствием приму ваше предложение. Можете считать, что все мое время в вашем распоряжении, — со странной усмешкой ответил ей лорд Колдблад.
— В таком случае, прошу вас, вернемся в отцовский кабинет.
Оливия уверенно распахнула дверь: старый Хаксли уже вовсю дымил трубкой, к запаху табака примешивалась терпкая горечь бренди. Попросив изумленного отца оставить их наедине, Оливия с важной грацией заняла кресло и указала графу в кресло напротив. В этот раз, Тот-Кто-Живет-На-Холме подчинился.
— Красота, — сказала Оливия, — вам не кажется, что люди ее переоценивают?
— Так судить может только очень красивая женщина, — с улыбкой в уголках глаз заметил граф.
— И все же! Сколько из-за нее уже было кровопролитных сражений, сколько честных и храбрых людей погребено под землей потому, что однажды красота, как забродившее вино, вскружила им головы? Вы готовы жениться на мне, увидев меня всего лишь один единственный раз и ни разу не заговорив со мной. Почему? Потому что вы сражены моей красотой, которая подняла меня в ваших глазах, представив лучше, чем я на самом деле есть, так ведь? Кто поверит, кто захочет верить, что изнанка прекрасного — это зачастую порочность и глупость?
— Не беспокойтесь, я женюсь на вас, даже если вы глупы и порочны, — холодно улыбнулся ей лорд Колдблад.
— Я вовсе не имела в виду, что я… — смешалась Оливия, спохватившись, что в погоне за драматическим накалом наговорила глупостей. — Я лишь хотела сказать, что… Что это опрометчиво… Вы думаете, что любите меня, но вы заблуждаетесь…
— Нет, это вы заблуждаетесь, — мягко прервал ее лорд Колдблад, — я в вас не влюблен. По крайней мере, пока. Красотой можно наслаждаться, сохраняя трезвый рассудок.
— Красота не вечна.
— Бывают исключения. В любом случае, почему бы вам не принять мое предложение, мисс Хаксли? Это далеко не самый худший сценарий вашего будущего.
— Вы предлагаете мне мезальянс, ваше общество никогда меня не примет, — уверенно сказала Оливия, скрестив пальцы на коленях, точно монашка. Во взгляде Колдблада промелькнуло скучающее выражение.
— Если это ваша забота, то я могу вас успокоить. Я не выхожу в свет и не устраиваю приемов, в моем доме не появляются посторонние: только слуги. Если вы согласитесь на мое предложение, вам не придется иметь дело с проблемами социального неравенства.
— Совсем никаких приемов? — недоверчиво переспросила Оливия, чувствуя, как последняя фраза неприятно уколола ее. — Что я буду делать в вашем поместье?
— А что вы делаете здесь? В городе мне сказали, вас часто видят в округе с книгой в руке, возможно, вам будет интересно узнать, что библиотека в Колдфилде по количеству экземпляров превосходит королевскую и уступает разве что университету Винтерфилда, и, помимо прочего, в моих владениях с десяток по-настоящему редких томов, которые многими историками считаются давно утерянными, например, полная коллекция Реверенуса. Вы будете свободны от домашней работы, а значит, сможете посвятить себя постижению мудрости древних.
Оливия научным томам предпочитала истории о дальних странствиях, биографии путешественников и поэзию, но полная коллекция Реверенуса даже в ней разожгла интерес. Если граф говорит правду…
— И моя семья?..
— Не будет ни в чем нуждаться, — заверил лорд Колдблад, не сводя с нее внимательных глаз. — У меня есть лишь одно условие. Вы не покидаете пределов владений.
— Никогда?
— Никогда.
— А если я захочу навестить родных?
— Никогда, — повторил он.
— Почему?
— Считайте это ценой, которую придется заплатить за новообретенный рай. Вы обещаете мне подумать?
— В этом нет нужды. Я приняла решение. Я согласна.
Граф не выразил ни радости, ни оживления. Он поднялся с кресла, но лицо его так и осталось окаменевшим, будто он видел полотно судьбы еще до своего прихода и не сомневался в результате. Нет, он не влюблен в меня, разочарованно подумала Оливия, до этого момента все еще пребывавшая в уверенности, что граф околдован ее красотой, пусть сам он это отрицал.
— Рад это слышать. В таком случае, я пришлю сюда завтра своего распорядителя. Мы можем обвенчаться в местной церкви.
— Вы не поцелуете невесту, как велит обычай? — игриво улыбнулась Оливия, тоже поднимаясь на ноги и оправляя платье.
Ей нужно было чувствовать свою власть над ним. Оливия ощущала себя неуютно, если не находилась у руля, а тут вожжи с самого начала держали чужие руки. Все, что она сказала, теперь казалось ей юношеским вздором, и они корила себя за это, и за страсть к эффектным зрелищам. Не обращайся с ней граф с таким пренебрежением, не говори с ней с таким галантным равнодушием, ей бы, возможно, и в голову не пришло принять его предложение. Но все внутри отчего-то взбунтовалось, хотелось взбаламутить воды, хотелось хотя бы небольшого реванша, и она кинулась вниз с обрыва раньше, чем успела осознать последствия. Да еще и Реверенус…
К ее разочарованию, внезапная смена тактики не обескуражила лорда Колдблада. Он взял ее голову в ладони («Господи, надеюсь, я не выгляжу нелепо с примятыми локонами», забеспокоилась Оливия) и поцеловал ее так, будто ставил печать в документе. Холодно, постановочно, оставляя на губах привкус металла. Да и не поцелуй это был вовсе, поняла вдруг Оливия, нет — это было укрощение.
— С нетерпением жду нашей следующей встречи, — сказал граф, целуя воздух над ее ладонью. Оливия сдавленно кивнула, разворачиваясь спиной. Позади с шумом захлопнулась дверь.
Оставшись одна, она медленно опустилась на потертый ковер перед холодным очагом и поджала под себя ноги. Она чувствовала себя так, словно только что ее, как бабочку, сжали в кулаке и медленно стискивали пальцы, а потом вдруг резко раскрыли ладонь и отбросили прочь. Она хотела презирать лорда Колдблада, но вместо этого внутри нее были лишь злость на себя и страх. Внутренняя сила графа гнула чужую