Читать интересную книгу Самки - Сергей Анохин

– На выход!.. – Потом посмотрел на замерших в оцепенении посетителей и добавил: – Граждане, наши извинения, занимайтесь своими делами.

После этого развернулся и вышел.

Следом за ним, как будто в кондово-советском фильме про будни милиции, без каких-либо эксцессов зал покинули понурые арестованные и их гордые конвоиры. Вся операция заняла около десяти секунд.

– Ух ты… – выдохнул похожий на Блока.

Михаил молча кивнул.

– Первый раз такое вижу, – сообщил Беседа.

– А кто – не первый?.. – буркнул качок. Он медленно приходил в себя, но уже снова начал заводиться.

Однако после такого события продолжать примитивную разборку как-то расхотелось. Бритый с приятелем переглянулись и потопали к двери. Михаилу здесь тоже делать было нечего. Он поднялся и пошел к выходу, Беседа не отставал. На улице Михаил вытащил сигареты, протянул Беседе, тот отрицательно мотнул головой. Парни стояли рядом, видимо решая, куда направить стопы. Михаил протянул пачку и им, вроде как товарищам по пережитому. Те кивнули и тоже закурили.

– Круто они, как в кино… – уважительно сказал бритый, выдыхая дым колечком.

– А в чем круть? – пожал плечами приятель. – Даже не шмальнули…

– Дурак ты! В том и круть, что без шума и пыли, – назидательно отозвался бритый. – Те даже не тявкнули, заценил?.. Я ж говорю: ОРБ. Это новье такое в мусарне – оперативно-розыскное бюро называется, понял?

– А-а-а… То-то они и не сопротивлялись совсем. Видать, просекли, кто приехал…

– Может, пойдем где-нибудь на природе побеседуем? – предложил неугомонный Беседа.

– Да заткнись ты!.. – рыкнул Михаил, ему совсем не хотелось продолжения разборки.

– А что? – вдруг оживился темноволосый. – Может, в парк Горького махнем? Возьмем пивка…

– Лучше «Рояля», – также неожиданно отозвался бритый и вопросительно посмотрел на Михаила. – Две литровки за шестьдесят рубчиков возьмем, а? И «Инвайт» для разбавки.

Михаил кивнул.

– И «Херши»! – обрадовался Беседа.

На этот раз все посмотрели на него презрительно-снисходительно, но смолчали.

– А вас как зовут-то? – снизошел наконец Михаил.

– Алексей Николин, – первым протягивая руку, солидно отрекомендовался бритый.

– А я – просто Эдик, – сообщил вихрастый.

Михаил тоже назвался.

– А я – Джон, – не преминул встрять в разговор Беседа.

– Да какой ты Джон? Ты ж – узбек Алибек.

– Я не узбек. Я – бурят! Из Улан-Удэ.

Через пятнадцать минут, обильно затарившись снедью в ларьке у метро «Парк Культуры», поглазев на пару бойких наперсточников и окружившую их толпу легковерных обывателей, они миновали мост, бодро прошагали по Крымскому Валу и остановились перед пропилеями сталинской эпохи.

– Щуко строил, – со знанием дела сообщил Эдик.

– Откуда знаешь? – с интересом посмотрел на него Михаил.

– Водили когда-то, – вздохнул тот, – рассказывали…

По тому, как печально прозвучали эти слова, Михаил заключил, что детские годы нового приятеля протекали совсем иначе, чем нынче, – может, с няней, гувернанткой, домашним учителем французского… Охота расспрашивать дальше как-то сама собой отпала.

Они прошли по центральной аллее, оставляя слева чертово колесо, фонтаны, эстрады и детские павильоны для игр. За Зеленым театром, где мелькали «люберы» в клетчатых штанах, свернули к Пушкинской набережной и устроились в тени развесистой липы.

– А ты чегой-то после армии такой богатый? Вроде у нас не по найму, – заметил Алексей, раскладывая на газете закуски, купленные Михаилом. Закусь и правда была нехилой: нарезка финского сервелата ядовито-красного цвета, тонкие ломтики датского плавленого сыра – каждый в своей целлофановой упаковке, две банки консервированных сосисок с незнакомым названием «hot-dogs». Освобожденный от семидесятилетнего заточения в подполье капитал уже штурмовал Москву, заполняя прилавки заморскими «прелестями».

– Повезло, – неопределенно хмыкнул Михаил.

* * *

Ему действительно «повезло».

Сначала он вылетел с первого курса факультета автомобильного транспорта Московского автодорожного института. Потом в течение года успешно «косил» от армии. Но по какой-то совершенно неведомой логике армейской бюрократической машины загремел в автороту отдельной бригады ПВО Ленинградского военного округа в двухстах километрах от порта Заполярье на Кольском полуострове. Обычно туда попадали житиели славного города на Неве и выходцы из среднеазиатских республик.

Но служба оказалась на редкость необременительной и не то чтобы веселой, но терпимой. Даже в первый год. «Деды» не особо наседали на Стерхова: здоровый, как лось, КМС по вольной борьбе, он спокойно принимал правила игры и даже признавал сложившуюся десятилетиями традицию, но до определенных пределов. Это вызывало законное уважение. А когда из категории «черпаков» сам перешел в «деды», жизнь и вовсе стала почти человеческой.

Однажды зимним вечером, когда все медицинское начальство укатило на три дня на какую-то свою конференцию – не просвещаться, разумеется, а квасить по-цивильному, – военфельдшер Серега, оставленный за главного эскулапа, зазвал Михаила в санчасть угоститься, чем Бог послал. Они уютно устроились за операционным столом, радуясь теплу и возможности спокойно выпить-покалякать, не беспокоясь о последствиях. Снаружи гудела буря, часы показывали четыре часа дня, а на улице уже была почти непроглядная мгла.

– Дня на три затянется, – прикинул Серега, кивнув на окно.

– Да уж, не меньше…

Дверь распахнулась. На пороге стоял Мишкин командир – капитан Разинов.

– У Татьяны схватки вроде начались, – сообщил он фельдшеру. – А вертушку, сам видишь, не вызвать. Примешь роды?

– Да вы что? У нее ж положение плода нетипичное, сами знаете. Тут специалист нужен, кесарево… А я такого на себя взять не могу…

– И что делать?

Сергей молча пожал плечами. За окном завывала буря.

Разинов постоял несколько секунд, тупо глядя куда-то в пространство, круто развернулся и вышел. Парни переглянулись. Таню было искренне жаль. Совсем еще молоденькая девчонка, веселая, доброжелательная. Не в пример остальным офицерским женам, обращалась с солдатами как с нормальными людьми, всегда здоровалась, даже с незнакомыми, а знакомых по именам звала – Миша, Сережа…

– Что будет-то? – спросил Михаил приятеля.

– Честно – не знаю. Скорей всего, помрет…

Он подошел к шкафчику, извлек из него пузырь спирта, разлил по консервным банкам. Они выпили, не разбавляя, закурили. Говорить уже ни о чем не хотелось. Сергей начал методично перекладывать с места на место нехитрые мединструменты, зачем-то подмел пол. Остановился возле обшарпанной каталки.

– Да не могу я! – крикнул он. – Я ж на гражданке в прозекторской работал. Только и умею, что трупаков кромсать.

Он снова налил по тридцать грамм, но выпить они не успели. В фельдшерскую снова ввалился Разинов. На его ушанке поблескивал «шахтерский» фонарик.

– Лекарь, дай-ка мне чего-нибудь бодрящего… транквилизатор какой-нибудь долгого действия, что ли. Часа на три.

Серега поднял брови.

– Повезу Таню через залив, – пояснил капитан. – Нашел сани.

– Да ты оху… – не по чину вежливо рявкнул фельдшер. – Восемнадцать кэмэ, в бурю! И себя угробишь, и ее!

– А ты не угробишь? – безнадежно спросил Разинов.

Сергей опустил глаза.

– И горючего дай! – потребовал капитан. – Побольше, чтоб и внутрь хватило, и растереть, если что…

Неожиданно даже для себя Михаил поднялся:

– Я с вами пойду.

Разинов покачал головой.

– Я собой рисковать могу. И Танькой. И… – Он судорожно сглотнул. – А ты, Стерхов, – армейское имущество…

Михаил усмехнулся:

– Значит, будем считать – я в самоволке.

Не дожидаясь возражений, он быстро накинул тулуп, взял со стола ушанку и посмотрел на Сергея. Тот, ни слова не говоря, полез куда-то за шкаф и вытащил темную литровую бутылку – их собственный НЗ.

– Не надо вам никаких транквилизаторов. Сейчас по две ложки элеутерококка, а горючка – по мере надобности, потом.

Они вышли на улицу все вместе. Вьюга грозно завывала в уже непроницаемой тьме. Тусклая лампочка над дверью еле освещала бесформенную кучу возле порога – сразу и не отличишь, сугроб это или человек. Сергей подошел к детским деревянным санкам, где закутанная в гору уже запорошенных снегом одеял сидела перепуганная Татьяна, наклонился, спросил что-то сугубо медицинское и непонятное Михаилу, услышав ответ, кивнул, поправил одеяло, ободряюще похлопал по плечу.

– Если быстро, то успеете, – обернулся он к капитану. – У нее толчки еще редкие. А я к радистам. Будем связываться с госпиталем, чтоб все готовили и выходили вас встречать. И вот еще что… подождите-ка…

Он бросился в дом и через несколько минут появился с мотком толстой веревки. Скальпелем перепилил тоненькую бельевую, кокетливым бантиком привязанную к санкам, намертво прикрутил новую, длиной метра три. Махнул рукой Разинову: подойди, мол. Перекинул ему веревку через шею под воротник тулупа, пропустил под руки.