Марина пару раз медленно моргнула. Смысл слов ускользал от нее. Хотелось просто сидеть и смотреть в одну точку, а ректора — поставить на паузу.
Не знавший о ее мыслях старик грустно улыбнулся и продолжил:
— Вы не смотрите, что они только что из тюрьмы. Как бы странно это ни звучало, но колония — лучшее, что с ними могло случиться. Там их хотя бы кормили все эти годы, занимали простецким трудом. Но теперь они один за другим становятся совершеннолетними, и начальник колонии больше не может заботиться о них. Улица и голод — вот все, что им светит без связей и образования.
Ректор подошел ближе, поняв, что она практически не слушает его.
— Помогите мне вывести их в люди. Останьтесь у нас, — перешел он на доверительный тон. — Я читал о некоторых сложностях Вашего мира, в том числе в сфере образования. Здесь все не так. Здесь Учитель — это почетное звание. Человек, которого уважают. И каждый ученик понимает, что, не слушая Ваших указаний, он сам себе роет яму.
Марина невольно задумалась: какие потрясающе невероятные вещи говорит этот старичок. Наивный. Миры, может, и разные, а вот дети везде одинаковые.
Ректор заметил ее чуть более живую реакцию, слегка улыбнулся и снова сменил тон — на бодрый и поддерживающий.
— Не бойтесь этих ребят, — сказал он. — Да, их когда-то осудили. Кого-то — за воровство хлеба. Кого-то — за то, что отбиваясь от хулиганов, переломал им кости своей недюжинной силой. Кого-то и вовсе за то, что не сумел удержать слишком острый язык за зубами. Но у каждого должно быть право на ошибку. И право на ее исправление. Предоставьте им это право.
— Я не справлюсь, — уверенно отказала Марина. — Не с такими детьми.
— Справитесь, — заверил ее ректор. — Только Вы и справитесь.
— Они не будут меня слушаться. О чем вообще речь? — фыркнула она.
— Это их проблемы, — отмахнулся ректор.
— Я не знаю ваших программ и не знакома с местной культурой, — напомнила девушка.
— Значит, рассказывайте о своей, — невозмутимо ответил старик. — Пожалуй, так будет даже лучше.
— Но…
— Полный пансион, хорошая зарплата, уважение и возможность начать карьеру с чистого листа, — перебил ее ректор. — Целое крыло в Вашем распоряжении, и никто — даже я — не будет вмешиваться в учебный процесс. Работайте так, как сочтете нужным. А если вдруг что не так — у нас найдется еще пара-тройка телепортов.
— А как же…
— Марина Игоревна, Вы сначала попробуйте. Нет ведь ничего дурного в том, чтобы попробовать, верно? Всего одно занятие, и если Вы откажетесь, я и слова не скажу. Идемте-идемте, мне надо успеть Вам все показать прежде, чем начнется урок, — ректор взял ее за руку и потянул из кресла.
— Как урок? — Марина тряхнула головой: неужто настолько ушла в себя, что на автомате на что-то подписалась? — Я не готова!
— Они тоже, — как ни в чем не бывало улыбнулся старик, открывая ей дверь. — И этим надо пользоваться. Если оставите их надолго без внимания, они успеют придумать какую-нибудь пакость. Ни в коем случае нельзя терять инициативу. Первое занятие назначено на шесть вечера — по расписанию вечерней школы. Ребят уже предупредили, они будут ждать.
— Но у меня же нет программы, — напомнила она, увлекаемая по коридору. — Какая тема урока?
— А какую хотите? — отозвался ректор. — Любая подойдет. Можете просто знакомство устроить. Дело ведь не в теме, а в том, чтобы показать, кто тут главный. Вы, главное, построже. Не заигрывайте с ними.
— Что Вы имеете в виду? — нахмурилась Марина, уже выходя из административного крыла.
— Женскому сердцу обычно жалко сирот, — пояснил ректор. — А Вы не поддавайтесь этому. Учительская любовь — это указка и розги.
— Физическое наказание? Пф. Лучший способ научить ребенка лгать и выкручиваться, — грубовато ответила Марина, словив личный триггер и даже немного взбодрившись из-за этого. — А еще — признак родительского или учительского бессилия.
— Хорошо, используйте свои методы, — кивнул ректор, увлекая ее по тропинке куда-то в густые заросли кустарника. — Мне без разницы, как Вы будете действовать, лишь бы хоть какие-то результаты были. Пригнитесь, тут ветки сильно разрослись.
Марина послушно пригнулась, недоумевая, почему от административного корпуса до учебного крыла следует идти через кустарник — от крыльца в разные стороны вели вполне себе качественные дорожки, выложенные камнем. Но ректор, видимо, боялся потерять инициативу и тащил ее кратчайшим путем. Как будто вид учебного крыла мог как-то повлиять на ее отношение к происходящему.
И действительно. Черное одноэтажное здание, показавшееся спустя десять минут быстрой ходьбы, нисколько ее не впечатлило. Несмотря на большой размер, оно заросло травой и кустарником со всех сторон. Деревянная пристройка у входа рассохлась и покосилась, а рамы выглядели так, словно их сто лет не подкрашивали. Еще и створки не везде плотно примыкали друг к другу.
— Это что, учебный корпус? — ужаснулась она. — Да тут зимой насмерть замерзнуть можно!
— До зимы еще далеко, придумаем что-нибудь, — отмахнулся ректор, явно довольный тем, что она уже начала примеряться к этому месту. — Только-только лето началось, новый набор зачислили. Зато весь корпус — Ваш. Можете делать в нем, что хотите. Мы его списать хотели. Но… Первый учебный корпус Академии, историческая ценность, Вы же понимаете.
— Из исторических ценностей надо делать музей, а не учебный класс, — возразила Марина, но на обшарпанность здания глянула уже совсем другими глазами. Действительно, в качестве музейного экспоната строение выглядело довольно интересно — уникальная смесь средневекового замка, готической архитектуры и чего-то вроде дворянской усадьбы.
— Сделаем, — пообещал ректор, открывая перед ней двери. — Комиссию пройдем, и будем думать. Пока Вы мне грозитесь сбежать, как же я могу вкладываться в Ваш класс? Это не частное предприятие, а государственное учреждение. За нецелевое использование средств меня по головке не погладят.
— Понимаю, — кивнула Марина, вошла здание и… влюбилась.
Все здесь дышало древностью и уютом. Коридор не был чист и стерилен, как в привычных ей школах. На каменном полу слоями лежали пыльные ковры, по стенам жались покореженные в бою старинные доспехи, висели потрескавшиеся от старости портреты, стояли на подставках красивые вазы.
Тут и там, где возможно, были установлены шкафы, полные наградных кубков и каких-то памятных сувениров. Стены не были ровными — они изобиловали большим количеством ниш и отнорков, заполненных старинной утварью. В отнорках были окна, и коридор не был слишком уж мрачным, хотя свечи не горели. Но приятный полумрак навевал мистическое настроение.
«Натуральный дом с привидениями», — с восхищением подумала Марина, замерев при виде затянутых паутиной люстр.
— Мы использовали это место как склад, — пояснил ректор, похлопав по огромному чучелу птицы, похожей на страуса. С чучела во все стороны полетела пыль. — Завтра же велю все отсюда выбросить. Вряд ли нам еще когда-нибудь понадобится это барахло.
— Не надо! — неожиданно сказала Марина, вставая на защиту музейной ценности. — Это то, что нужно для уроков искусства. Очень похоже на старый театр.
— Театр? — ректор поднял брови и по-новому оглядел интерьер. — Да, действительно похоже. О, а вон там учебный класс.
Они вошли в просторное и светлое помещение. Одну стену заменяло собой огромное витражное окно с цветочными мотивами, и вечернее солнце расцвечивало все вокруг разноцветными бликами. На другой стене была школьная доска — в прямом смысле доска, рассохшаяся и шершавая. Точнее, даже несколько досок, плотно состыкованных друг с другом.
Перед доской была небольшая деревянная кафедра, украшенная резьбой. А напротив нее амфитеатром уходили к потолку противоположной стены старинные парты с откидными крышками и скамейками. На самом верху посреди прохода раскинулся огромный фикус в глиняной кадке, добавляя уюта.
В отличие от деревянной пристройки снаружи, вся мебель внутри была покрыта темным лаком и хорошо сохранилась. Только пол был заляпан и прожжен, будто на нем проводили химические опыты, но это была ерунда.