Героям меча и магии
Я чашу страсти пил до дна не раз
Я чашу страсти пил до дна не раз,Её вино что цвет степной полыни.Всё лживо в ней: и лик, и взор, и глас —Они меня не трогают отныне.
Дорога мне достанется в удел,По ней в рассвет уйду, мечту лелея.Чтоб вечно снился мне сияющий предел —Златой чертог певца и брадобрея.
Пройду сквозь хлад, дожди и нищету,Оставив неги тяжкие вериги,И всё, что сердцу дорого, в тщетуВменю навек по зову древней книги.
Пусть будет небо крышей для меняИ мягким ложем – трав сплетенье сельных,Хватило только песне бы огня,Безумья снов и сумерек весенних.
Ведьмак и чародейка (Ночь на Танедде)
«Принципы можно нарушить, страх – преодолеть» (Йеннифэр из Венгерберга, А. Сапковский «Ведьмак»).
Она мечтала лишь о достижимомИ на наивное «Прости, но как же я?»Ему шептала мягко, но с нажимом:«А ты… ты – мой, как я – уже твоя».
Когда же он, измученный душоюВ боях извечных и витках судьбы,Просил: «Останься. Я тебя не стою,Но вновь терять… Мне страшно.Может быть…»,
Она лишь нежно гладила щетинуНебритых скул, не проронив и вздоха.Она любила этого мужчину,И врать ему – не ждущему подвоха?..
Как чародейка, может быть, моралиИ лишена была она порой(Как многих чувств лишён её герой),Но одного уж, видно, не украли
У них ни люди, ни ужасный рок…Разлука ж только закрепила тот урок,Что им судьба всю жизнь преподавала,И породила правило меж них —Она надежд на счастье не давала,А он не лгал, что вдруг оставит их.
Так, в тишине, тревожной от предчувствийИ неизбежной близости разлук,Седой ведьмак, несведущий в искусстве,И Королева Льдов не размыкали рук.
Он для неё прекрасные виденья,Мечтой исполненные, в памяти рождал,Она ж, как всякий раз в подобные мгновенья,Читала мысли, зная, что он ждал.
И слёз непрошеных дорожки отираяЛадонью с бледных исхудалых щёк,О том не ведала, что пара месяцев ещёИ, на расчётливость былую невзирая,
Свободной волей на мучения пойдётЗа ту мечту, хоть верить и не смеет;За дочь чужую, что своею назовёт,И за любовь… И выстоять сумеет.
И даже если без счастливого концаТа сказка страшная окажется в итоге,В балладах вспомнят их отважные сердца,Любить посмевшие у смерти на пороге.
Память огня
Память огня хранитСветлые сны и лица,Древних ступеней гранит,Руны на жёлтых страницах,Песни неспетой печаль,Рыцаря пылкие речи…Кто виноват, отвечай,Что люди не помнят наречий?Что больше в легенду не верятИ правду узнать не готовы,Что жизнь сапогами мерят,Поправ волшебство и слово…
Однажды, в полночный час,Покинув проклятый город,Бездушно-безликих васИ ваши пустые сны,Уйду я искать ответ,Искать тот бессмертный повод,Что вёл меня сотни летПо светлым следам весны.
И я разожгу костёр,Презрев суеверья смертных,У дальних пределов землиВ таинственной чаще лесов;И, к небу поднявши взор,Развеяв золу по ветру,Огню прошепчу: «Внемли!» —И он мой услышит зов.
В тот час мне откроется всё:Что было и что свершится;Узнаю я, для чегоПришли мы на этот свет,И тайное знанье своёПод сердцем сберечь как птицуМне будет важней всегоНа многие сотни лет.
А если вопросят вдруг:Зачем хоронить под спудомСокровище – дивный дар,Доверенный мне судьбой,Отвечу тому: «Мой друг,Ведь люди не верят в чудо.Для тех, кто душою стар,Обманщики мы с тобой…»
Колыбельная для Беллы
По мотивам саги Стеф. Майер «Сумерки».
Ты как солнечный луч,столь нежданный для этих широт,Ворвалась в мою жизнь, разгоняя докучливый морок.Тёплым ветром лесным,Притяженьем родимых ворот,Неуёмным желанием знать, что и я тебе дорог.
Неразумной овечкой проникнув в мой сладостный плен,Ты для дикого зверя навеки осталась мечтою.И тогда я узнал, сколь пленительным может быть тлен,И как тесно венчает бессмертие нас с пустотою.
Спи же, Белла – творенье прекрасное мира людей.Спи спокойно, ведь я в эту ночь твои сны охраняю.И пусть жизнь быстротечна – ты будешь счастливою в ней,Ничего обо мне и проклятьи подобных не зная.
Кто бы мне рассказал, что любовь так бывает слепаИ что столько прекрасного в ней безрассудства таится.Но теперь ты со мной… Столь наивна, нежна и глупа,Что не страхом, а страстью твоё подсознанье томится.
Мне так хочется крикнуть: «Беги и останься в живых!» —Только руки всё крепче и крепче объятья сжимают.Что ж, пускай будет так, как сама ты решишь за двоих,А меня муки совести больше, чем «жажда» сжигают.
Спи, родная, теперь и не думай о завтрашнем дне.Он в надёжных руках моих вместе с трепещущим сердцем.Ну а ночью я вновь твой восторженный зритель в окне,Жаль лишь только: ладоням твоим об меня не согреться.
Если б мареву сна был подвластен мой бдительный ум,Если б древние веки сомкнула дневная усталость,Мне приснилось бы море и дом, предназначенный двум.Мне б приснилось, как ты в лунном свете нагая купалась.
Но сначала, пускай будет свадьба, алтарь и цветы…Будет вальс при свечах… Всё, как память и сердце вещают.Белла Каллен… Возможно, всё это – пустые мечты,Только пальцы задумчиво перстень семейный вращают.
Спи, мой ангел, спи крепким младенческим сном.Спи, моя ясноглазая хрупкая Белла.Догорает последним виденьем рассвет за окном…Эта вечность – для нас, если вечности ты захотела.
Селеста
Ты по пятам за мной ходишь, Селеста,Как-будто сбежать от тебя могу.Но есть ли от смерти укромное место?Его для любимых своих сберегу.
В бою неравном, где стон и крик,Над чёрной бездной, в стану враговЯ снова вижу твой бледный ликИ чую лёгкость твоих шагов.
Печален взор твой и хладноок,Аида сумрачного сестра!Смотри: не дрогнет в руке клинок!Не подоспела ещё пора.
Когда ты задуешь мою свечу,Жалеть не стану – светло жила.Я буду готова. Лишь знать хочу,Что служат правде мои дела.
Содденский Холм
«Все стояли насмерть, и множество полегло. Но чародеи… Каждый ребёнок у нас знает имена тех четырнадцати, выбитые на камне, что на вершине Холма стоит» (Йурга из Заречья, А. Сапковский «Ведьмак»).
Обычный холм, с обычным лесом и рекой,Своей прохладою манящей, у подножья.Обычный лагерь пионерский и покой.Здесь жизнь обычная струится бестревожно.
В бору зелёном, средь дубов и тополей,Играет в прятки увлечённая орава.Людские дети всех сословий и мастейСлились в игре одним весёлым дружным сплавом.
И невдомёк им, что когда-то в этот часНа этом месте, под таким же небосводом,В бою неравном пали тысячи из нас —Людей и эльфов – за священную свободу.
За жизнь, за счастье в этой жизни, за любовьМы клали души, не желая бранной славы,И как вода на том холме живая кровьРучьём стекала на соцветия и травы.
А камень тот, что столь усердно малышняНогами топчет, о минувшем не радея,Плитой надгробною явился для меняИ для тринадцати содденских чародеев.
Но что за дело тем, кто «после», до певца —Реликта времени, сокрытого под спудом?Им – счастье, молодость, им – солнце и леса,Им – их неверие в меня и даже в чудо.
Но если сыщется из тысячи такой —С душою чистой, неиспорченной сомненьем,Что остановится пред древнею плитойИ рун потёртых докоснётся в удивленье,
То, свято верю, он увидит как во снеМой светлый взор под непослушною копною,Мерцанье молний, город, тонущий в огне,И взрывы сфер над гордо поднятой главою.
Услышит крики, звон оружный, заклинанийОбрывки в страшной и кровавой кутерьме,Слова, поблекшие, последних обещанийИ стоны Йеннифэр, блуждающей во тьме.
Лётное
И даже если горб заменит крылья,Я изловлю последнего фистрала.Иль симурана оседлаю… Но бессильяНе подпущу, в какой бы раз ни умирала.Не важно, как, какою жертвой и когда —Путь к Небесам для нас отыщется всегда!
О мудрости и безумии