Они приходили. И уходили. И я оставался один. Со своей очередной чашкой кофе. И зажженной сигаретой в чуть дрожащей руке. И я ждал. Я знал, что она сегодня непременно придет. Они всегда приходит, когда мне трудно. И когда меня в очередной раз мутит от чернил и бумаги. Что ж. Сегодня я попробую выдержать ее нападение. Сегодня я попробую выиграть.
Она пришла, как я и ожидал. Небрежно развалилась на стуле. И я заказал еще чашечку кофе.
Официантка недовольно поморщилась. И оглядела мою гостью с ног до головы, явно решив, что она проститутка.
– Ты бы оделась поприличней, – заметил я вместо приветствия.
Она забросила ногу за ногу, не удосужив даже отдернуть узкое черное платье, оголившее ее длинные ноги. Она встряхнула огненно рыжей гривой. И бретельки на платье развязались.
– Они тебя сегодня измучили? – рассмеялась она хрипловатым голосом. И на ее бледных щеках выступили глубокие ямочки.
– Я прощался с ними, – серьезно ответил я.
– Это мог сказать Кит. А ты…
– При чем тут Кит, – насторожился я.
– Он простился с жизнью. Значит он простился со всеми. Кого сочинили в этой жизни.
– Тысячи, миллионы людей живут ничего не сочиняя. И между прочим, наслаждаются жизнью. Я бы не раздумывая отдал все свои произведения, только бы встретить в жизни хотя бы одну женщину. Которую выдумал.
– Ты ошибаешься, Лобов. Их выдумала жизнь. А тебе только осталось записать. А это не так уж сложно.
Она явно приуменьшила мои способности, эта чертовка!
– На тебя оглядываются, – заметил я ей.
Она оглянулась. И увидела шепчущихся официанток. Она развязно повела плечами. И приняла еще более вызывающий вид.
– Тебя могут выставить отсюда, как последнюю уличную девку.
Она внимательно вглядывалась в мои глаза. И в ее глазах я читал грусть.
– Но они не посмеют этого сделать, – смущенно ответил я на ее пристальный черный взгляд. – Ты для меня много сделала. Но извини, – и я развел руками. – Ты больше мне не нужна.
– Тебя не устраивает мой вид?
Я схватился за голову. И стиснул зубы.
– Я не знаю, не знаю. Я уже ничего не знаю. Иногда мне кажется, что все так бессмысленно…
– Если бы я была мужчиной. У тебя было бы масса возможностей покопаться в мужской психологии. Если бы я вырядилась в военную форму. Ты бы мог написать антимилитаристский роман. Если бы я превратилась в страшную старуху. Тебе, видимо, удались бы строчки о смерти.
– Во всяком случае, это было бы нужнее! – закричал я.
И со всей силы стукнул кулаком по столу.
Официантки испуганно замолчали.
Она взяла мою руку в свою теплую ладонь. И крепко пожала ее.
– Ты ошибаешься, Лобов. Любовь в твоих книжках, Лобов, богаче любой философии. Бесстрашней любых подвигов. Сильнее любой смерти. Потому что в ней есть все. И философия. И война. И смерть.
– А Кит? Какой тебя видел Кит?
– Мы часто вместе смеялись. И дурачились. И мое прозрачное платье вздувалось на ветру. И цвет волос мой был розовый. Как его мечты. А, впрочем, вы были похожи.
Я удивленно поднял брови.
– Я слишком люблю жизнь, чтобы так легко покинуть ее.
– Он тоже слишком любил жизнь. Поэтому так легко покинул ее. В этом вы и похожи, Лобов.
Она встала. Она была очень красива. И чертовски соблазнительна. И походила на всех моих героинь вместе взятых. До чего я обожаю длинноногих! И мой взгляд остановился на ее тонких ногах. Она подняла вверх руку. И звонко щелкнула пальцами. Пришлось перевести взгляд. Хотя мне ужасно не хотелось этого делать.
– У Китова остались письма. Почитай их, – посоветовала она мне на прощанье.
Я упрямо покачал головой.
– Я не настаиваю. И все же… Он был твоим другом, Лобов.
– Друг так бы не поступил.
– Не мы, к сожалению, распоряжаемся вождением и жизнью. И смертью, Лобов. Единственное, на что мы способны, – это желать или не желать.
– Мне нет дела до его писем! – вновь не выдержав, рявкнул я. Зная, что уже давно проиграл. Как только она появилась. Так сразу я предательски сложил свое оружие. И поднял руки вверх. Впрочем, выигрывать у женщин бессмысленно.
– Ты очень хотел выиграть, Лобов? – сочувственно спросила она у меня. И забросила руки за огненно рыжую голову. И изогнулась. И сладко зевнула.
Я резко рванул к ней. И со всей силы прижал ее огненно рыжую голову к своей груди.
– Нет, – зашептал я. – Я очень. Очень. Очень хотел проиграть.
И нам в спину официантки бросили ядовитый смешок. Насквозь пропитанный черным кофе. И сигаретным дымом нового дня.
Она самая настоящая чертовка! Возмущался я, направляясь уверенным шагом к дому Кита. Ни одна, пожалуй, женщина, не умела так ловко соблазнять. Как она. Что ж. И на сей раз я поддаюсь соблазну. И с преогромным удовольствием. И все-таки я не уверен, что из этого что-нибудь стоящее может получиться. Я хорошо знал Кита. Знал с самого детства. Мы выросли в одном дворе. Закончили одну школу. И один университет. И стали вдвоем литераторами. И все-таки нам так и не удалось поговорить по душам. Впрочем, думаю, в этом и не было необходимости. Наши души были всегда распахнуты друг перед другом. И отчетливо видны. К чему слова? И что она имела ввиду, моя соблазнительная чертовка? Если она рассчитывает, что я напишу роман о Ките. То она глубоко ошибается. Кто угодно! Только не я. Я не допущу, чтобы Кит пополнил ряды моих персонажей. И только потому, что он был моим другом. Настоящим верным товарищем. И что нового я смогу найти в его записях? Письмах? Признания в любви многочисленных поклонниц? Да, Кит был сердцеедом. Но ни одно сердце он до конца так и не съел. Хотя, не спорю, сердцеедство ему не мало в жизни приносило удовольствия. Но в литературе это бы выглядело довольно скучно. Ни одна женщина не застрелилась из-за Кита. И ни одна не утопилась. Что и говорить! Ни одна даже не пыталась травиться! Хотя бы ради разнообразия. И даже ни одна ради него не посмела бросить мужа. Наверно, все это непременно бы случилось. Если бы Кит так быстро их не менял. Они просто не успевали к нему привыкнуть. А привыкнуть за пару ночей практически невозможно. В этом я точно уверен. А моей фантазии требовалось бурных страстей. Душераздирающих вздохов. Гору разбитых сердец. И иногда капельку крови. Что ж. Это моя стихия. И в нее я с удовольствием окунаюсь с головой.
С такими, пожалуй, не слишком обнадеживающими мыслями я вскоре трезвонил Киту в дверь. Что ж, Кит? Я не ошибся, утверждая, что нужен ты был только живым. Твоя жена, Кит, открыла мне дверь, как и положено. В черном траурном платье. Которое, кстати говоря, ей очень шло. Как ни странно, она похорошела, твоя жена, Кит, в этом мягком трауре. Видимо, она только после твоей смерти узнала, что такое покой. Как видишь, она тоже не отравилась из-за тебя. И не повесилась. Кроме того, от нее пахло прелестными дорогими духами.