Развивая идею о разграничении юридического познания и доказывания в контексте принципа состязательности, Ю. П. Боруленков полагает, что при определении сущности этих категорий следует исходить прежде всего из функций субъектов и наличия их специфического интереса. Он говорит о доказывании как о деятельности, обуславливающей функции сторон, в противовес функции суда, выраженной в познании. Таким образом, под доказыванием ученый понимает деятельность по обоснованию сторонами утверждений, которая, по его мнению, должна быть разграничена с процессуальным познанием21. Иными словами, фактически под процессуальным доказыванием он подразумевает сугубо логические операции, в ходе которых обосновывается истинность определенных суждений22. Несколько ранее данная точка зрения выдвигалась Л. А. Татаровым23. Кстати, в этой связи весьма примечательно, что в науке гражданского процесса позиции, связанные с полным разграничением познания и доказывания, появилась значительно раньше и укоренились значительно глубже. В частности, Л. А. Ванеева еще в 1972 г. писала, что доказывание в гражданском процессе – это деятельность сторон и иных участников процесса по обоснованию истинности предъявленных требований или возражений. А познание – всего лишь форма восприятия обстоятельств, имеющих значение для дела24. Аналогичные взгляды также высказывались О. П. Чистяковой25 и некоторыми другими учеными. Авторы современного курса доказательственного права в гражданском и арбитражном процессе вообще считают познание и доказывание исконно гетерогенными категориями26.
В целом разделяя научные взгляды, предполагающие рассмотрение процессуального познания и доказывания в контексте принципа состязательности, позволим себе не согласиться с доводами Ю. П. Боруленкова, Л. А. Татарова и наших коллег – специалистов в области гражданского судопроизводства о жестком разграничении этих двух категорий. Представляется, что доказывание нельзя рассматривать исключительно как некий логический процесс, направленный на убеждение сторонами суда в правильности своих позиций. Безусловно, он имеет и познавательную составляющую. Особо наглядно это прослеживается в досудебном производстве по уголовному делу, где органы дознания или предварительного следствия для обоснования своей позиции осуществляют полноценное познание всех обстоятельств уголовного дела посредством производства следственных и иных процессуальных действий. В частности, проверяя различные версии в период между возбуждением уголовного дела и моментом привлечения лица в качестве обвиняемого, следователь в различных формах осуществляет познание, но свои выводы относительно обвинения он должен основывать лишь на достаточных доказательствах (ст. 171 УПК РФ). В свою очередь, наделяя суд познавательной функцией, нельзя забывать об его обязанностях давать надлежащую оценку всем имеющимся доказательствам, на основании чего логически обосновывать и мотивировать любой приговор или иное решение (ч. 4 ст. 7, ч. 1 ст. 88 УПК РФ). Как разъяснил Пленум Верховного Суда РФ, при вынесении приговора должны получить оценку все рассмотренные в судебном заседании доказательства, как подтверждающие выводы суда по вопросам, разрешаемым при вынесении приговора, так и противоречащие этим выводам. Суд в соответствии с требованиями закона должен указать в приговоре, почему одни доказательства признаны им достоверными, а другие отвергнуты27.
Таким образом, для определения сущности доказывания в уголовном судопроизводстве необходим компромиссный подход, предполагающий сочетание познавательных и аргументационных приемов в деятельности как суда, так и сторон. Безусловно, уголовно-процессуальное доказывание полностью не вписывается в более широкую категорию «познание», и конечно, эти категории не тождественны. Вместе с тем доказывание нельзя категорично развести с познавательной деятельностью, т. е. лишить его гносеологического фундамента, на котором и сроятся все доводы и аргументы как суда, так и сторон. Мы не можем солидаризироваться с Ю. П. Боруленковым, считающим, что в содержательном плане понятия «процессуальное познание» и «доказывание» не только не совпадают, но и вообще могут не пересекаться28. Скорее следует согласиться с Л. М. Володиной, отмечающей совпадение уголовно-процессуального познания и доказывания лишь в определенной части – когда речь идет о способах собирания доказательственной информации29. Доказывание в уголовном судопроизводстве целесообразно рассматривать как двухэтапный процесс, состоявший в процессуальном познании обстоятельств уголовного дела и в логическом обосновании данными обстоятельствами правоприменительных решений30. Ю. К. Орлов в своих работах, также полагая, что доказывание не сводится только лишь к познанию, идет еще дальше и пишет о нем как о трехэтапном процессе:
а) доказывание-познание;
б) доказывание-удостоверение;
в) доказывание-обоснование31.
Примерно такие же взгляды высказываются и в некоторых современных работах по гражданскому процессуальному праву32.
Следовательно, в части осуществления своего первого этапа доказывание действительно является разновидностью процессуального познания в целом и имеет с ним общую внутреннюю гносеологическую сущность, общие механизмы постижения человеком обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. С этих позиций и уголовно-процессуальное познание, и доказывание являются всего лишь частными случаями познания в целом; им присущи все основные законы и закономерности познавательной деятельности. Законы эти, как писал А. И. Трусов, едины для всякого познания. Они действуют как при познании больших процессов и явлений (например, при установлении закономерностей природы, общества, человеческого мышления), так и при восстановлении картины единичных фактов, явлений, событий (например, факта преступления и виновности определенного лица). Без использования этих закономерностей не может протекать никакой процесс познания, не может быть установлена истина33. Л. Д. Кокорев и Н. П. Кузнецов, рассматривая уголовно-процессуальное доказывание в контексте его гносеологической сущности, отмечали, что оно представляет собой разновидность познания человеком реальной действительности. Оно осуществляется в соответствии с общими закономерностями, присущими познавательной деятельности во всех областях теории и практики34.
Эти закономерности во многом обусловлены концептуальным философско-методологическим подходом к сущности познания. Причем в отечественной науке таковым традиционно являлся диалектический материализм (в советский период – марксистско-ленинская диалектика); на нем вплоть до настоящего времени зиждется вся национальная теория доказательств; на него опирались и продолжают опираться фундаментальные процессуальные и криминалистические исследования35. Более того, диалектический материализм расценивался не просто как основной методологический подход к сущности познания. В контексте проводимой советским государством радикальной политики воззрения и идеи этой философской школы приобрели официальный государственный статус и фактически превратились в неоспоримую научную догму. Иные мировоззренческие позиции гносеологического характера, пусть даже выдвинутые в духе диалектического материализма, но, тем не менее, не соответствующие господствующей марксистско-ленинской идеологии, изначально были обречены на провал.
В последнее время советские философы, пытаясь «наверстать упущенное», прикладывают немало усилий для изучения ведущих мировоззренческих концепций XX в.; основываясь на положениях неореализма, неопозитивизма, прагматизма, феноменологии, герменевтики и других школ ученые ищут новые концептуальные подходы к наиболее базовым категориям гносеологии. Очевидно, такое стремительное развитие философской мысли рано или поздно приведет к переориентированию методологии юридического, в частности уголовно-процессуального, познания, объективно потребует пересмотра большинства существующих научных положений и создания новых, альтернативных теорий. Готова ли сегодняшняя юридическая наука к такому переосмыслению своих методологических основ? Данный вопрос представляются крайне сложными и неоднозначными, поскольку связь уголовно-процессуальной науки с современной философией существенно ослаблена. Как справедливо полагает В. И. Пржиленский, расхождение между современным уровнем развития философского знания и теми философскими положениями, которые применяются в правовых теориях, становится все более вопиющим36. Многие разработки по вопросам познания философской науки XX в. просто неизвестны или мало известны современным процессуалистам, и их еще предстоит освоить, осмыслить и соотнести с имеющимися процессуальными представлениями.