Ее гостиная не была для меня в новинку. Прежде я бывал здесь много раз. Присматривал за ней. Утешал ее. А теперь она помогала мне. На этот раз она запомнит, что я был здесь. Простое понимание, что наконец то, чем мы собирались заняться, будет реальным для нее, было захватывающим.
Когда она вернулась в комнату, я решил уменьшить ту напряженность, что была между нами. Что не составило бы особого труда.
— Я захватил с собой расписание занятий, какие ожидаются в этом году. У меня есть неделя до вступительной речи, и мне нужно определиться с темой, о чем я хочу написать.
Она присела на диван напротив.
— Итак, мы должны решить, что тебя больше всего увлекает.
Я не смог сдержать улыбки на лице. Увлечение. Это было таким весомым словом. О нем я много чего знал.
— Что? — спросила она хмурясь.
— Что меня больше увлекает? — спросил я, все еще улыбаясь. Она закатила глаза.
— Ну знаешь, то, к чему ты испытываешь сильные чувства. Типа цели или помешанности.
Она была единственным моим увлечением и еще не пришло время, чтобы в этом признаться.
— Увлечен, мне это нравится. Давай думать, чем я увлечен.
Чопорный взгляд на ее лице, когда она сжала губы и схватила свой блокнот, был таким милым.
— Ну что, есть какие-нибудь идеи? — спросила она таким тоном, как будто уже знала, что я собирался сказать что-то поверхностное и собиралась записывать. Я решил бросить ей на усмотрение немного общеизвестных идей.
— Необходимость усыновления, — она начала записывать и остановилась. Я держался изо всех сил, чтобы не засмеяться. Я чертовски удивил ее.
— Хорошо, — ответила она, пристально изучая меня. Она хотела услышать объяснение. Здорово, что у меня как раз оно было.
— Я был усыновлен, после того, как прожил в детдоме около пяти лет. Я уже не надеялся на то, что попаду в семью, к тому времени мне исполнилось 9 лет. Мне дали такой шанс, о котором девятилетний только мог мечтать.
В шоке ее глаза расширились.
— Ох, ничего себе, я понятия не имела, э-э, теперь я понимаю, почему эта тема важна для тебя, — выражение на лице сменилось от удивления к смущению, а затем на то, что выглядело, как печаль. Я вовсе не хотел расстроить ее. Мне просто хотелось каким-нибудь способом искупить свою вину. У нее уже немного сложилось обо мне мнение.
— Ты услышала лишь часть истории, об усыновлении, верно? — спросил я мягко с легкой улыбкой, надеясь подбодрить ее. — Ты выглядишь такой растерянной. Я уж было подумал, ты пропустила хэппи-энд.
— Извини. Я просто… ну я нее ожидала такого. Ты вроде как меня удивил.
Я откинулся на спинку стула.
— Это лишь убеждает меня, что у тебя много идей по поводу того, что меня больше всего волнует. Ты уверенно выкладываешься, думаешь о том, кто тебе действительно не нравится.
Мгновенный румянец на ее щеках позволил судить о том, что я сделал некоторый прогресс. Если я смог бы показать ей, что я вовсе не тот парень, за которого она меня принимала, тогда у меня была бы надежда на то, что однажды она ответит на мою любовь.
— Кто знает Пэган, может, я тебе понравлюсь еще до того, как все это закончится.
* * *
Она стала теплее ко мне относиться. Судя по тому, как она следила взглядом за мной в коридоре и изучала меня в столовой, я знал, что ее чувства ко мне менялись. Теперь наши совместные учебные вечера проходили легче. Мы болтали и смеялись без какой-либо неловкости, которая была в начале. Находясь рядом со мной она больше не нервничала. Единственной моей проблемой было то, что Смерть до сих пор наблюдал за ней.
Я мог почувствовать ее взгляд, когда она идет по коридору. Она хотела, чтобы я обернулся и посмотрел на нее. Притяжение было подобно покалыванию во всем моем теле. Но я не мог. Рядом с ней был Смерть. Он был тем холодным барьером, который удерживал меня от того, чтобы сказать ей что-нибудь или даже встретиться с ее взглядом. Он увидит меня и начнет пристально изучать. Мне не хотелось, чтобы он узнал, что бездушное создание, которое очевидно он упустил из виду, было нечто большим, чем он мог предположить. Я не был одним из многочисленных слуг Ада. Я был принцем Вуду. И Данкмару вовсе не обязательно понимать это так скоро. Это сможет все испортить.
Он заговорил… и Пэган услышала его. Что? Она тоже могла видеть Смерть? Я знал, что мое право на ее душу позволяло ей видеть потерянных душ, но могло ли оно с таким же успехом позволить ей видеть Смерть? Больше было невозможно слушать парней возле меня, разговаривающих о ночной пятничной игре. Мне нужно было услышать, о чем он говорил. Зачем Данкмару говорить с душой? В самом деле, что он мог сказать ей? Он был здесь, чтобы забрать ее или, по крайней мере, попытаться. Это было не нормально. Мне нужно было поговорить с отцом. Он сможет в этом разобраться.
Я настроился на всех, кто был вокруг, кроме Пэган. Я не смог увидеть Данкмара. Я мог только почувствовать его. И также я не мог услышать его. Но она могла. Она разговаривала с ним. Как?
— Меня это не заботит, — прошипела она сквозь зубы, когда открывала дверцу своего шкафчика. Что это значило? Проклятье, мне нужно услышать, что он говорил.
Медленно она повернула голову и посмотрела на него. Должно быть он стоял рядом с ней. Я до сих пор мог видеть только ее. Но она пристально его осматривала. Может ее время было на исходе и он говорил ей об этом? Разве обычно он делает это не с детьми? Зачем ему предостерегать ее?
— Если будешь пялиться ни них, то дела пойдут куда хуже. Гид посоветовал бы держаться подальше от того, чтобы закатить сцену, — ледяной тон Кендры напомнил мне о том, что нужно вновь поговорить с отцом о том, чтобы избавиться от нее. Она была бесполезна. Она привязалась ко мне. А такого в плане не было.
— Не твое дело, Кендра, — напомнил я ей грубо. Если она не уйдет с моего пути, то я собственноручно уберу ее.
— Интересно, а он и в правду так сексуален, как говорят, — промурлыкала она.
— Кто сказал, что Данкмар сексуален? — В моей голове прогудела тревога. Смерть был привлекателен?
— Каждый, кто видел его. Я слыхала, что у него самые голубые глаза из всех когда-либо созданных и густые черные волосы, немного длинноватые. Его улыбка всегда самоуверенная и его тело сделано для…
— Ладно, на этом достаточно. Я не желаю больше слушать ничего из твоей хрени. Он Смерть. Он не может быть сексуальным. — В этом не было никакого смысла. Я увидел, как выражение на лице Пэган стало мягче. О чем он сказал ей? Испытывала ли она к нему влечение?
— Это вполне объяснимо, мой принц. Разве не будет куда проще уменьшить страх тех душ, чье время пришло, если их будет забирать тот, у кого будут такие глаза?