Читать интересную книгу Хранители - Матильда Грин

наблюдая за ее сведёнными на переносице тонкими бровями, и продолжил свои догадки, – но ты знаешь, что Габриэла будет против, поэтому и не хочешь ехать на похороны Готфрида.

Теперь её брови полу-удивлённо, полу-возмущенно поползли вверх. Она посмотрела на него.

– С чего ты взял, что я собираюсь его продавать сейчас? – видно было, что это вырвалось против её воли, просто из стервозного желания опровергнуть его правдивое предположение.

Теперь уже Гилберт в изумлении уставился на неё.

– Как это?

Софи молчала. Её пальцы нервно рвали и крошили круассан.

– Почему ты так уверена, что Габриэла отдаст Женевский отель тебе?

– Перестань! – вырвалось у Софи, – ни в чем я не уверена! Просто мы так решили с Полем.

– С Полем?

– Да! – с вызовом сказала она, – Мы решили пожениться в июне уже в Женеве. И вообще, мне не нужно её одобрение на то, чтобы продать «Ле Велюр».

Гилберт негодовал. Софи оказалась не только неверной женой, но еще и предательницей собственной матери. Собираясь продать непонятно кому обожаемый отель Габриэлы, в который вложено столько сил и средств, её вероломная дочь даже не планировала с той посоветоваться. Решение принималось с каким-то посторонним человеком, судя по всему, очередным её любовником. Хуже того, Софи с хладнокровной терпеливостью дожидалась смерти своей матери, чтобы реализовать свои планы. Это было так дико и одновременно так похоже на Софи, которая в отношении к Габриэле почему-то всегда была сплошным детским протестом. Однако, судя по всему, отель в Женеве был по-прежнему ей нужен. Особенно сейчас.

Софи наконец подняла голову и ответила на вопросительный взгляд Гилберта. Он понял. Она была уверена, что он до сих пор любит её, что он на её стороне. Поэтому и не постеснялась делать такие заявления, уверенная, что из деликатности он не посмеет лезть в их семейные дела и не станет ничего сообщать Габриэле.

– Я был уверен, что ты больше не сможешь меня ничем удивить, – процедил он, едва сдерживаясь, чтобы не ударить её. Это стало бы полноценным выплеском его эмоций по отношению к этой женщине. В нём бушевали горькая невысказанная обида, ревность и праведный гнев. Но вместо этого он саркастически усмехнулся и спросил, заваливаясь на спинку стула и против воли сжимая пальцами горлышко опустевшей зелёной бутылочки:

– И, если всё пойдёт хорошо, разумеется, управляющим и совладельцем отеля в Женеве станет этот самый Поль?

Она скорчила гримасу, красноречиво говорившую, что это совершенно не его дело. Этого он уже не мог выдержать. Гилберт не успел опомниться, как бутылка в руке сильно стукнула по столу, а он сам вскочил и услышал свой крик:

– Да как ты можешь? Это свинство, Софи, ты просто неблагодарная свинья!

От его неловкого движения шаткий столик едва не перевернулся. Бутылка Перрье опрокинулась и покатилась по тротуару, нелепо подскакивая. Мимо них в этот момент проходили люди, поэтому выкрик Гилберта привлёк их внимание. Из кафе выскочил волосатый гарсон.

– Мсье! – испуганно воскликнул он, – мсье!

Его окрик привёл его в чувство, но не расширенные от испуга глаза Софи. Гилберт понимал, что это непростительная и несвойственная ему несдержанность, но ничего не смог с собой поделать. Его злость сменилась смущением и сожалением за этот взрыв эмоций. Зато Софи быстро пришла в себя.

– Все в порядке, – махнула она рукой, – не могли бы вы убрать это и принести нам еще кофе?

Тот, с опаской принимая у Гилберта из рук пустую бутылку, сунул её под мышку и забрал со столика попадавшие чашки.

– Боже, у тебя вдруг появился темперамент! – презрительно фыркнула Софи, поправляя прическу.

Все ещё ненавидя её, он постарался взять себя в руки и сказал уже спокойнее:

– Я не могу понять, за что ты так с ней. Это же твоя мама. Что бы ни произошло между вами, это вряд ли уже актуально. Она ведь любит тебя, за что ТЫ её предаёшь? Или ты в принципе не можешь без этого?

Последняя фраза явно была лишней, так как она надменно сжала губы и прищурилась.

– Охохо! Ты вдруг решил стать миротворцем? Не выйдет, милый.

Он коснулся пальцами лба и вздохнул, понимая, что его усилия действительно бесполезны. Софи с любовником уезжают в Швейцарию в надежде, что Габриэла отпишет Женевский отель именно ей и забывая, что на него также претендует её брат Гарри и, возможно, старшая сестра Марьян. Софи после смерти матери собирается продать парижский отель, не желая сообщать ей об этом и не сомневаясь, что он, Гилберт, тоже будет молчать. Прежний он действительно не выдал бы её, но сейчас ему нестерпимо захотелось прямо здесь и сейчас набрать номер Габриэлы и рассказать ей обо всём. Руки чесались так сильно, что он откинулся на спинку стула и огляделся. За столик у входа уселась влюблённая парочка.

Им принесли две новые чашки кофе.

– Все в порядке? – спросил гарсон у Софи, поглядывая на Гилберта.

– Да, конечно, – ответила та.

– Не надо ревновать, Жильбер, – поддразнила Софи, когда юноша отошёл к соседнему столику, – я же не лезу в твою личную жизнь. Кстати, как дела в Амстердаме. Я очень сомневаюсь, что ты смог бы оставить свой «Велюр» ради Парижа.

Ему стало стыдно. Ведь его гнев действительно был частично продиктован ревностью к неизвестному Полю. Один Бог знает, сколько таких Полей было у неё за эти полтора года. Правда в том, что, идя на эту встречу, Гилберт втайне надеялся, что Софи осознает, какую боль причинила ему. Если бы она попросила у него прощения, искренне признала свою вину, он мгновенно простил бы. Сейчас же к нему пришло горькое осознание того, что до этих пор он совершенно не знал эту женщину. Она не только не извинилась, но и не испытывала ни малейших угрызений совести.

Подняв на неё глаза, он понял, что она ждёт от него ответ на свой вопрос об Амстердаме.

– Не решай за меня, – машинально парировал он, чувствуя странное облегчение. Как будто обида на неё и эта боль от её предательства все это время камнем лежали на сердце, а гадкие новости от Софи позволяли ему не только наконец-то отпустить её. Он представил себе, как страдала бы Габриэла, узнав обо всём, и странным образом его это успокаивало. Ведь именно Габриэла поддерживала его, говоря, что лучшего мужа, чем он, не могла бы и желать для Софи. Утверждала, что Софи – легкомысленная идиотка, не ценящая своего счастья в его лице. Гилберт знал, что Габриэла была искренна в своем сочувствии. Эту женщину можно было обвинить в чём