и на ходу снимая с себя одежду, идёт в ванную. Он глухо окликнул её, но она даже не услышала. Когда она защелкнула за собой дверь, он остановился на полпути, вдыхая тянущийся за ней шлейф её духов, смешанный с какими-то чужими запахами, которые в последнее время заставляли его кулаки сжиматься, и бездумно глядя на валяющуюся на полу сумочку. Промелькнула мысль, что она могла забыть в ней свой телефон. Ему претила идея копаться в смартфоне жены, тем более что все разговоры, которые она вела в пределах досягаемости его слуха, носили исключительно деловой или дружеский характер. Но в тот момент он уже не контролировал себя и готов был на все, чтобы получить хоть какую-то информацию. Неслышно подойдя к сумочке, он открыл её: там действительно лежал её смартфон. Даже не вынимая его, он увидел извещение о новом сообщении на экране. Мысли снова заметались, как летучие мыши, но, прежде чем он успел что-то решить, его дрожащая рука вынула телефон из сумочки, пальцы нажали на кнопку снятия блокировки. Она никогда не паролила доступ к телефону, по её словам, ей лень было каждый раз снимать блокировку. Поэтому Гилберт, под шум льющейся в ванной воды уже читал сообщение, пришедшее только что. Как будто по заказу, оно стало ответом на все его вопросы: нестерпимо вульгарное упоминание того, что произошло сегодня вечером, заставило все его тело задрожать от почти физической боли, бешеной злости и чего-то еще. Беда была в том, что он слишком сильно любил её, слишком. Несмотря на все свои подозрения, он оказался совершенно не подготовленным к такому исходу. Она разбила его сердце, а сейчас бессовестно флиртует с ним и целует в щечку. Он твёрдо вознамерился взять себя в руки и держаться с ней холодно и официально.
– Как поживаешь? – зелёные глаза с заметным равнодушием повернулись к нему. В них притаилось настороженное внимание. Запах ее тела кружил голову, но он холодно посмотрел на неё, выжидая паузу.
– Мне звонила твоя мать, – Гилберт предвкушал ее реакцию, наблюдая за ее лицом, – Ты догадываешься, по какому поводу.
Ее мать могла звонить ему только по одному поводу, и она это прекрасно знала. Софи на вдохе вытянула тонкие, красиво очерченные губы в трубочку и тоже посмотрела внутрь помещения сквозь стеклянную стену.
– Все изменилось, Жильбер, – холодно молвила она.
Он и так это знал, и она знала, что он знает. Когда они были женаты, и все было хорошо, Софи обещала, что, если её мать передаст свой отель в Женеве по завещанию именно ей, то он, Гилберт, станет в нём управляющим совладельцем. Но все пошло далеко не так, как они планировали.
– Если ты полагаешь, что я позвонил тебе ради этого, ты глубоко ошибаешься, – теперь его тоном можно было заморозить Сену.
Она только пожала плечами и сделала глоток кофе, который ей пару минут назад принёс волосатый официант.
– Так значит тебе она позвонила?
– Готфрид скончался, – пояснил Гилберт.
Её губы чуть заметно сжались.
– Где она?
– В Женеве. Ждет Гарри и нас. Гарри сообщил, что будет через пару дней, как раз к ее дню рождения…
– Я не могу…., – поежилась она, – Боже, как мне неудобно… Я сейчас не могу, Жильбер, поверь…
– Понимаю. Поэтому могу позвонить Марьян. Она еще не знает…
– Что? – встрепенулась она. Ход был удачным и неожиданным. Софи терпеть не могла свою старшую сестру, которая каким-то непостижимым образом всегда была в курсе всего происходящего. Она просто не рискнула бы частью наследства, которое уже почти ей принадлежит.
– А Роланд? – подумав, спросила она.
– Он все время в разъездах. Габриэла обещала, что сама ему скажет. Мне не хотелось этого делать.
Она понимающе кивнула и, откинувшись на спинку стула, картинно взъерошила свои прямые каштановые волосы. Всем было известно, как её мать и её второй муж любили друг друга. Только нежелание Роланда заниматься Амстердамским отелем своего отца помешало им открыть новый мини-отель в Харлеме. И именно смерть Готфрида повлияла на решение Габриэлы изменить свое завещание. Софи, разумеется, пока не знала об этом.
– Как он умер? – неожиданно и резко прозвучал ее вопрос, и он с удивлением услышал в её голосе печаль.
– В больнице. Тихо. Во сне. Ты знаешь, что твоя мать тоже плоха?
– Нет, – последовал резкий ответ, – я очень давно ее не видела.
– Если не ошибаюсь, восемнадцатого ей исполнится восемьдесят шесть?
Она даже не повернула головы, упрямо глядя в стеклянную стену. Гилберт знал, что его бывшая жена не общалась с матерью по причине давней ссоры. Его всегда удивляли их отношения, вернее, отсутствие отношений между ними. Мать Софи была волевой властной женщиной, ее стремление контролировать все и вся с детства претили дочери, которая сама была независимой и сильной от природы. Ему Софи порой казалась даже безжалостной, но он слишком сильно любил ее тогда.
– Постараюсь найти время, но не уверена, что смогу присутствовать, – услышал он глухой голос Софи.
– Ты уверена? Думаю, Марьян бы с удовольствием тебя заменила, если хочешь избежать и этой встречи. – Он едва не проговорился о том, что Габриэла просила, чтобы именно Софи, а не её сестра, присутствовала на похоронах отчима. Не стоит тешить её самолюбие.
От него не укрылся гневный блеск ее глаз.
– Я же сказала, что постараюсь, – донесся до него стальной голос, – хотя у меня совершенно нет на это времени. Мне нужно готовиться к отъезду.
– К отъезду? – прищурился он. По спине пробежал холодок неожиданной догадки. Неужели…
– Ах, ты же не знаешь, – Софи снова надела на лицо равнодушную маску, – я переезжаю из Парижа. Совсем.
Он нахмурился. Похоже это будет сюрпризом для всех. Если бы Габриэла знала, не преминула бы ему сообщить. Да откуда бы ей знать, если она сама получала новости о Софи только от него. До определенного времени разумеется.
– Куда же ты переезжаешь? – быстро спросил он, стараясь не выдавать волнение в голосе.
Но, увидев выражение её лица, он пожалел, что спросил об этом.
– В Конфедерацию, куда же еще? – пожала она плечами, – ты знаешь, я всегда мечтала об этом.
– А… как же твой отель? – опешил он, даже не заметив в её тоне намёк на то, что он не смог реализовать эту её мечту, пока они были вместе.
Она снова неопределённо дернула плечом и нахмурилась. Её раздражали его вопросы и похоже было, что она не собиралась посвящать его в свои планы. Не получив ответа на свой вопрос, Гилберт сам догадался:
– Ты собираешься его продать…, – протянул он, поражённый этой мыслью,