Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр Проханов. Посмотри, в народе поселился зверь. И не сам по себе - его запустили. Работает гигантская машина - на протяжении едва ли не тридцати с гаком лет - по расчеловечиванию. И я удивляюсь, почему, сегодняшние русские люди - не каннибалы. Ведь силы, направленные на каннибализацию нашего общества, гигантские.
Либо та закваска, что была дана нашим людям за 70 лет, осталась, либо сегодняшний народ черпает какие-то силы, которые восстанавливают в нём человеческое, не поддаются на эту страшную индустрию расчеловечивания.
Владимир Бушин. Тут по телевидению какой-то немец говорил: "Ну что вы без конца о гитлеровском времени? Это же всего двенадцать лет нашей истории. А история наша огромна". Но в том-то и ужас, что за такой короткий срок народ так изменился, что в подавляющем большинстве поддерживал Гитлера. А у нас этого не произошло даже за двадцать с лишним лет. У нас того кошмара, что сейчас в нашей стране творится, народ не поддерживает. По мере возможности протестует. Вот в этом различие между двумя народами. Хотя Сталин правильно сказал: гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся.
Александр Проханов. Значит, у нашего народа есть какой-то канал к ценностям, который не удаётся перекрыть всем этим диверсантам.
Владимир Бушин. Хотя я далёк от всякой мистики, но думаю, что так. Есть какой-то загадочный, как ты любишь выражаться, мистический канал, идущий из глубин истории.
Александр Проханов. Может быть, таким каналом являешься и ты.
Владимир Бушин. Ну Как уже говорил, я чувствую сильную поддержку, люди благодарят, целиком разделяют мои взгляды. Это мне очень помогает.
Александр Проханов. Ты прожил множество советских формаций. Молодым человеком вкусил сталинизм - был предвоенный сталинизм, военный сталинизм, послевоенный сталинизм Ты вкусил хрущёвскую эру. Как бы ты описал движение исторических энергий через советский опыт? Ведь это было всё разное, загадочное. Внутри советской эры существовало несколько, может быть, друг другу противоречащих формаций.
Владимир Бушин. У меня нет такого представления, что вот - это эра сталинизма. Шла обыкновенная нормальная жизнь. Никто этого слова - сталинизм - не говорил. В газетах иногда было "сталинская эпоха". Но в жизни нашей не бытовало. Ленинизм - да.
Ну а Хрущёв - целиком построен на ненависти к Сталину, на свержении его образа в сознании народа. Участь его была ужасна - Господь его наказал несколькими годами жизни после свержения. Сталин-то этого не испытал. Сталин умер на вершине славы.
Александр Проханов. Сама ненависть Хрущёва к Сталину - явление загадочное. Могла быть антипатия, конкуренция, но ненависть? Сама по себе ненависть - чувство непростое. В люто ненавидящем человеке появляется страшный колодец внутрь тьмы. Внутри этой ненависти возникают и заговоры, и безумия, и отравления, и герастратовы комплексы. Думаю, Хрущёв, отняв у Сталинграда это имя и назвав его Волгоградом, совершил оккультный шаг. Он не мог не понимать, что "Сталинград" для родины значит не меньше, чем "Священная война", не меньше, чем Днепрогэс, чем само слово "СССР". Значит, уничтожая слово "Сталинград", он совершал оккультный антиисторический акт. Хрущёв не был таким уж простым мужичком-кукурузником.
Владимир Бушин. Не шибко умён, но хитёр, ловок, оборотист. Ненависть, она ещё и оглупляет человека. Возьми хотя бы Ирину Хакамаду. Я читал одну её книгу. Это же поразительно! Она говорит о Сталине: маленький, старенький, ничтожный А узколобый настолько, говорит Рой Медведев, что было решение ЦК на фотографиях увеличивать его лоб на 2 сантиметра.
Да, ненависть оглупляет. Должна же понимать Хакамада, что рост человека не влияет на его значение. Небольшого роста был и Пушкин, и Лермонтов, и Есенин. Она всё время клянётся в любви русскому народу. А русский народ говорит: "мал золотник, да дорог", "мал, да удал", "велика Федула, да дура Да почему маленький? В кинохронике видно - человек среднего роста. Из его тюремных документов известно: 174 сантиметра. Во мне 178. То есть чуть пониже меня.
Ненависть опустошает человека.
Александр Проханов. И ещё соединяет его с какими-то чёрными глубинами. Ненависть - это чувство, которое соединяет человека с противоположным знаком: перебрасывает твои клеммы от плюса к глубинному минусу.
А в твоей жизни были конкретные враги, не бытовые, а идеологические, с кем бы ты враждовал, конфликтовал в культуре?
Владимир Бушин. Конечно. Ну, "враг" - слово тяжелое, но я часто не согласен с суждениями, оценками, взглядами иных авторов, которые с самых высоких трибун говорят несуразные вещи и о советском времени, и об Отечественной войне.
Александр Проханов. Это не враги. Ты над ними иронизируешь, карикатуризируешь их. А были такие враги раз и навсегда, которые прошли через всю твою судьбу литературную, которые с тобой сражались, доставляли тебе неприятности? Были экзистенциальные враги?
Владимир Бушин. Нет, таких, чтобы "раз и навсегда", чтобы "через всю" хотя бы литературную судьбу, а ведь ей уже семьдесят лет, - таких роковых супостатов у меня не было. Но был, например, очень острый конфликт с Владимиром Карповым. Потом мы помирились. Он выступал в ЦДЛ на моем вечере с каким-то добрым словом, а я защищал его от грязной клеветы "Московского комсомольца".
Александр Проханов. А Солженицын не был твоим врагом?
Владимир Бушин. У меня с ним поначалу сложились добрые отношения. Я, как многие другие, даже очень известные писатели - Константин Симонов, Маршак, Корней Чуковский, Григорий Бакланов, Владимир Ермилов, уже забытый ныне - приветствовал его. Шолохов даже! Он сказал Твардовскому: "Увидите Солженицына, поцелуйте его за меня". Это в связи с "Одним днем Ивана Денисовича".
И мы переписывались, виделись. Но, когда обнаружилось, что его "Архипелаг ГУЛаг" - это зримое доказательство того, что лучшие сорта лжи сфабрикованы из полуправды, я написал о его "Архипелаге" очень неласково Когда он возвращался, в Омске ему показали газету, где была моя статья "Загадка ареста Солженицына". Есть же разные варианты этого события. Жена его рассказывает одно, он сам - другое, его денщик - третье. Он, увидев газету, воскликнул: "А, Бушин?! Я его знаю, это змея! Он ещё мою "Матрёну" (повесть "Матрёнин двор") осуждал!" Но я "Матрёну" вовсе не осуждал. А змеями, скорпионами, тараканами он величал многих.
Почти всё, что я писал о нём, было напечатано при его жизни, он мог возражать, но возражений не последовало: ни когда он жил в Америке, ни когда вернулся.
Александр Проханов. А есть люди, которых ты в культуре, может быть, почитал, обожал, которые стояли рядом с тобой, для которых ты был либо братом, либо учеником? Были у тебя сотоварищи, была творческая дружба?
Владимир Бушин. Самую добрую память я храню о Сергее Александровиче Швецове, литсотруднике армейской газеты 50-й армии "Разгромим врага". После войны он был редактором "Крокодила". Сергей Александрович, капитан Шевцов, первый меня напечатал, хотя поначалу и заподозрил в плагиате, чем я, конечно, тогда очень возгордился: плагиат - это же явление литературы, о нём в энциклопедиях пишут.
А в Литературном институте и позже дружил со многими. Моими приятелями были Евгений Винокуров, Юрий Бондарев, Андрей Марголин, Людмила Шлейман, Герман Валиков. "Нас было много на челне" Но сейчас от нашего курса из 27-30 человек остались Бондарев, Бушин, Годенко, Сарнов, Шуртаков, Александр Рекемчук. Что любопытно: дожили до сегодняшнего дня в большинстве - фронтовики, которые могли распрощаться с жизнью много-много лет назад.
Александр Проханов. За других живёте.
Владимир Бушин. Да, да
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они, кто старше, кто моложе,
Остались там. И не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь.
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же
Мне, видимо, перепал ещё и большой недожиток отца, умершего от чахотки в сорок лет, и сына, погибшего в двадцать два.
Я порой думаю: есть ли у меня какие-то способности? Кажется, есть. И за это я должен благодарить своих предков. Они столетиями копили эти способности для меня по маковой росинке. По отцовской линии я знаю их с XVIII века. Первое имя - Степан Феопентович Бушин, живший в 1703-1752 годах, родился при Петре, умер при Елизавете Петровне Когда мое имя замелькало в прессе, мое родословное древо воссоздал по "ревизским сказкам" областного Тульского архива Александр Васильевич Казанский, краевед из той деревни, где жили мои дед Федор Григорьевич и бабушка Арина Никифоровна.
- Патриархи и президенты. Лампадным маслом по костру - Владимир Бушин - Публицистика
- Газета Завтра 40 (1089 2014) - Газета Завтра Газета - Публицистика
- Газета Завтра 48 (1097 2014) - Газета Завтра Газета - Публицистика
- Газета Завтра 28 (1077 2014) - Газета Завтра Газета - Публицистика
- Газета Завтра 47 (1096 2014) - Газета Завтра Газета - Публицистика