Граф стоял, погруженный в глубокую задумчивость,
— Я полагаю, — сказал он наконец, — что задуманная передача сокровища покойному королю должна была послужить на пользу и народу французскому; так по крайней мере я понимаю желание моего земляка, вашего товарища. Теперь спрашивается — согласились ли бы вы и ваши товарищи сделать то же предложение потомкам законных королей Франции?
— Что вы хотите сказать, сеньор?
— Я хочу сказать, роду Бурбонов, у которого похитили его законное наследство, французский престол и один из членов которого имеет удовольствие беседовать с вами в настоящую минуту.
Больной попытался приподняться, но со стоном упал на подушку и сказал слабым голосом:
— Должен ли я так понимать ваши слова, сеньор граф, что в вашем лице я вижу перед собою потомка Бурбонов?
— Да, именно, — сказал граф.
— А вы бы взялись за это дело? — продолжал гамбусино со сверкающими глазами. — То есть могли бы вы снарядить в Сан-Франциско экспедицию из 200-250 решительных людей, так как по меньшей мере столько людей нужно, чтобы отразить Серого Медведя со всем его племенем; могли ли бы вы снабдить экспедицию съестными припасами на два, на три месяца и сами стать во главе ее?
Беспокойный дух графа неудержимо побуждал его взяться за такое многообещающее предприятие, и он немедля ответил:
— Почему же нет, сеньор? Если предприятие вообще исполнимо и если ваши товарищи согласятся оказать мне поддержку, то есть быть проводниками, то я готов.
Теперь раненому удалось приподняться, но видно было, что его силы быстро иссякают.
— Итак, все прекрасно, — прошептал он, — и я радуюсь, что мое последнее дело в жизни будет вместе с тем делом благодарности. Подойдите поближе, сеньор граф.
Граф придвинулся к постели.
— Помогите снять этот мешочек, — сказал умирающий, раскрывая воротник своей рубашки и указывая на кожаный мешочек, висевший на крепком шнурке на его груди.
Граф повиновался, снял шнурок через голову тяжело дышавшего больного и минуту спустя держал мешочек в руке.
— В этом мешочке, — продолжал мексиканец торжественным тоном, — скрывается тайна золотой руды. Вы найдете в нем кусочек кожи с точным обозначением местности и дороги к ней от Рио-Гранде и берегов Бонавентуры. Только тот, кто владеет этим планом и понимает его значение, может отыскать сокровище. Мы приготовили его в трех экземплярах, и каждый из нас владеет одним. Они служат также доказательством нашего права на находку, и каждый волен продать или подарить право на свою часть.
Глаза графа с напряженным вниманием следили за губами говорившего, которого возрастающая слабость заставила снова лечь, хотя голос его еще был ясно слышен.
— В благодарность за ваше человеколюбие и согласно желанию Железной Руки, чтобы это сокровище досталось потомку королевского рода Бурбонов и вместе с тем послужило на пользу французскому народу, я решился передать вам мешочек и мое право на находку, если вы только согласитесь на два легко исполнимых условия.
— Объяснитесь, — сказал граф.
— Во-первых, я бы желал, если уж мне не пришлось умереть в свободной пустыне, быть похороненным на христианском кладбище, по христианскому обряду.
Граф кивнул головой в знак согласия.
— Мое второе условие — оставить во владении Джонатана Смита кусок золота, о котором я говорил, передать ему те из моих вещей, которые он захочет иметь, и… — при этих словах лукавая улыбка мелькнула на истощенном лице мексиканца, -… и не мешать ему обыскать мой труп, если он захочет посмотреть, нет ли на нем чего-нибудь ценного.
— Оба условия, собственно говоря, подразумеваются само собою, — серьезно сказал граф, — но я охотно даю слово в там, что исполню их, если это может вас успокоить.
— Вы истинный дворянин, сеньор; все идет к лучшему, — пробормотал гамбусино. — Теперь выслушайте самое важное, пока еще силы не оставили меня. Найти моих друзей, без поддержки которых вы не в состоянии будете выполнить предприятие, не так трудно, как вы, может быть, думаете. Как я уже сказал, мы назначили два свидания. Первое состоится через 9 месяцев, в первый день первого полнолуния в сентябре, в Сан-Франциско. В ту минуту, когда часы на соборе, находящемся на восточной стороне Plaza Major в Сан-Франциско, пробьют 10 часов, Железная Рука и Большой Орел будут как раз на том месте, где верхушка колокольни бросает свою тень.
— Вы уверены, что ваши друзья будут так верны своему слову? — спросил граф, который теперь, когда предприятие приняло осязаемую форму, был весь огонь и жизнь.
— Непременно, если только они еще живы. Впрочем, мы условились, что прибывшие на свидание будут наследниками неявившихся. Вторичное свидание назначено на 6 месяцев позднее, в пустыне, у источника Бонавентура. Это место обозначено на плане красной отметкой. Вот все, что вам нужно знать, сеньор граф, да и пора мне кончить: силы мне изменяют… Но, постойте, кто-то стучит. Это наверно янки, итак, мне придется его увидеть еще раз перед смертью.
В самом деле, дверь отворилась, и вошел Евстафий в сопровождении какого-то незнакомца.
— Вот американец, за которым меня послали, граф.
Янки был типичный представитель своей расы: худощавое лицо, квадратный лоб, острый нос. Выдающийся подбородок и беспокойный взгляд обличали характер решительный и злобный. На голове его была измятая шляпа, которую он не потрудился снять, даже войдя в комнату; коричневый сюртук, в карманах которого были засунуты его руки, болтался на его тощем теле.
— Я слышал, мистер Золотой Глаз, — сказал этот нелюбезный субъект, обращаясь к больному, — что вы по собственной вине подверглись несчастью, выйдя без всякой надобности на улицу, когда эти ветрогоны-французы подняли там пальбу; и так как я вижу, что вы должны умереть, то и думаю, что вы обманули меня насчет следуемой мне платы.
— Карамба! — простонал раненый. — Вы должны быть довольны, что я избавляю вас от забот обо мне. И перед лицом смерти я призываю этих сеньоров в свидетели того, что… — он должен был остановиться, чтобы перевести дух, -… что у меня нет никаких обязательств относительно вас… Согласно нашему договору, вы должны получить только четверть миллиона долларов, в случае, если… — тут его голос превратился в шепот, -… если вы исполните до конца взятое вами на себя дело.
— Я думаю, для вас будет большим облегчением, если вы перед своей кончиной откроете мне вашу тайну насчет известной нам залежи и передадите мне ту вещь, которую носите на груди. Мне кажется, я имею на нее право.
Глаза умирающего были пристально устремлены на американца, прежняя насмешливая улыбка, или отражение ее, мелькнула на его губах. Три раза пытался он заговорить, и всякий раз у него прерывался голос. Наконец он произнес прерывающимся голосом: