— Никакого обмана, — успокоил я, завершая замыкать избранный мною стол границей магического круга. — Всеми Богами клянусь, что нынче ночью я порешил вызвать великого духа и от намерения своего не отступлюсь.
— Ну, хорошо, коли так, — согласилась трактирщица и сбросив башмаки, чулки и сорочку уселась на стол, после чего ладонь ее бесстыже погрузилась в обильную поросль на животе. — Уж разогрелась и взмокла я так, что запах мой за милю почувствовать можно. Почему же ваш дух не летит меня нюхать?
— Опуститесь сейчас спиной на стол, — почувствовав как во мне вдруг со страшной силой возбудилась похоть потребовал я и громко после этого возвестил. — О, Великий из величайших Инкуб, приди же в это недостойное твоего величия место и ответь на мои вопросы без утайки, без лжи и по справедливости!
При отправлении любого ритуала требуется, прежде всего, ясное сознание, поэтому, воспользовавшись тем, что трактирщица охотно заняла указанное ей местоположение, я поспешил овладеть ей и избавиться от похоти. Старание мое было вознаграждено бурными стонами ликования, так, словно женщина, все предыдущие годы пребывала в суровом воздержании.
За этим, я начал мазать гусиным жиром принесенные из кухни предметы и при их помощи доводить трактирщицу до той крайней степени наслаждения, при которой только и возможно появление вызываемого мной духа, а испускаемые женщиной радостные звуки, как мог, пытался заглушить громогласными призывами Великого Инкуба.
И вот наконец, когда я уже взмок от напряжения и горло мое охрипло, а ноги и живот моей соучастницы дергались непрестанно, помогая мне удовлетворить ее как можно лучше, случай надоумил меня воспользоваться небольшим медным пестиком, тем самым, чье появление столь удивило женщину. Лишь только инструмент этот туго вошел в разгоряченную плоть, трактирщица издала самый громкий из всех возможных воплей, ее толстые ляжки с силой сомкнулись, а потом без сил разошлись в стороны, голова запрокинулась назад, губы слабо шевельнулись и она, словно в полусне, произнесла:
— Хорошенький же подарочек ты приготовил мне, смертный.
При этом глаза ее были прикрыты, выражение лица стало отрешенно спокойным, а руки вдруг зашарили по давно утратившей форму груди тиская ее и потирая.
Я понял, что вызывание свершилось и, возликовав, поспешно вынул инструмент из глубины ее естества:
— Приветствую тебя, о Великий Инкуб! Ответь мне немедленно же, в каком месте находится клад, оставленный свекром этой достойнейшей женщины?
— Там же где и находился, — устами трактирщицы ответил мне дух, продолжая ощупывать ее тело, — под третьей от каминной трубы доской на чердаке и эта перезрелая потаскушка давно нашла бы его, будь она чуть-чуть умнее.
Получив ответ на интересовавший женщину вопрос я, наконец-то мог спросить то, что интересовало меня самого и ради чего я так давно мечтал провести это вызывание.
4
— Ответь же мне, Великий Инкуб! — с дикими завываниями, как того требовал ритуал, приказал я. — Когда я достигну познаний в магическом искусстве, до которого столь предрасположен душой?
— Результат будет виден тогда и только тогда, — слабо шевельнулись губы женщины, — когда ты самолично пронзишь своим оружием, которое извечно прячешь в штанах, плевы ровно пятидесяти невинных девственниц.
— Но почему?! — несказанно удивленный услышанным ответом возопил я.
— Да потому, что ты плут, обманщик и скупец, — голосом трактирщицы и, как мне показалось, очень сварливо ответил Инкуб. — Подсунул мне какую-то каргу, когда у самого в комнате лежит и почивает нежная девчушка. Распечатаешь ровно пятьдесят невинных дурочек — добьешься чего хочешь. Да будет так. Я имею полное право тебя наказать, коль скоро, вместо девственницы ты использовал в ритуале рожавшую бабенку.
— Но неужели наказание и впрямь должно быть именно таким? — попытался возразить я.
— А это уже четвертый вопрос. Сам знаешь, что по условиям ритуала я должен ответить только на три. Не скучай без меня, дурачок, — уста трактирщицы разом умолкли и всю комнату огласил ее громовой храп.
— О, моя горькая судьба! — простонал я удрученно сев на скамью рядом со столом на котором громоздилась спящая. — Справедливо ли это? Всякий подлый дух имеет право помыкать мной лишь потому, что ему непременно захотелось девственницу! А я теперь должен идти по свету и делать навек несчастными невинных дев, лишая их того немногого, что составляет их невинность! Либо же навсегда отказаться от устремлений всей своей жизни! Ведь пятьдесят дев, в данном случае, при моем возрасте, бедности и непривлекательности, это такое огромное количество!
Как не было мне горько, я все же вспомнил о кладе и, поднявшись на чердак, обнаружил в указанном месте под половицей целый горшок золотых монет.
— Увы, мне, увы! — огорчился я еще больше и вновь прикрыл горшок доской. — Действительно, повеление исходило от духа и духа столь всеведущего, что он безошибочно указал на это место. Что же мне делать? Совершать ли предписанные им мерзости, дабы совращенные и обесчещенные девицы десятками сходили из-за меня с ума, накладывали на себя руки, спивались и становились шлюхами? Либо раз и навсегда отказаться от магии?
Сами собой ноги принесли меня в комнату, где мирно почивала уже успевшая столь мне понравиться Трина. Невинное дитя широко раскинулось посреди белых простыней так, что одеяло и вовсе упало с кровати.
— О, злосчастный ребенок, — разглядывая никем еще не оскверненное сосредоточие ее девственности я не смог сдержать слезы. — Еще сегодня утром ты была, пусть в нищете, но на попечении своей матушки, в окружении братьев и сестер, где целомудрию твоему ничего не угрожало. Ныне же, последний миг твоего невинного сна, ибо повинуясь злой воле жестокого духа, я должен накинуться на тебя и обесчестить. Конечно, я с самого начала замыслил использовать тебя в ритуале и все же… Все же, видят Боги, внутренне я всегда противился этому. И лишь теперь, когда это стало суровой необходимостью…
Однако, чем больше я думал, тем сильнее овладевали мною мысли иного порядка.
— С какой стати? — сказал я сам себе. — С какой стати я должен бросаться на милую моему сердцу Трину? Ведь дух не дал мне никаких имен, он только назвал общее число девиц, которых нужно обесчестить. Ну, будь на моем счету уже сорок девять разомкнутых врат, имело бы смысл спешить и накинуться на малютку прямо сейчас. Хотя и при таком случае я мог бы подождать, пока она проснется и ласково объяснить, что именно мне от нее надо. Не имея на своем счету еще ни одной победы, не глупо ли портить отношения с той, кто может принести мне немало часов блаженства?